Страх как средство социальной адаптации

Коалиция «Белорусский выбор» начала национальную кампанию «Страха нет», цель которой — преодоление страха в белорусском обществе. Насколько белорусские граждане боятся власти? Какие социологические инструменты возможны и используются для определения «фактора страха»?

Сергей Николюк.Когда в экспертном сообществе говорят о страхе (о «факторе страха»), то обычно имеют в виду страх перед репрессиями со стороны власти. Безусловно, такой страх знаком многим белорусам (см. таблицу). А как насчет страха оказаться в условиях безвластия? Не этот ли страх сформировал в 1994 г. «большинство», обеспечившее на первых президентских выборах победу «сильной личности». Этот страх, насколько я понимаю, не рассосался до сих пор, что и зафиксировали результаты всенародных голосований в 2001, 2006 и 2010 гг.

Динамика распределения ответов на вопрос: «Что Вы думаете о готовности людей в Беларуси выражать свои политические взгляды?», %

По данным НИСЭПИ

Виды страхов бесконечно разнообразны: от знаменитого народного вздоха «лишь бы не было войны» до страха, порожденного импортным словом «инфляция». Все мы вышли из сталинской шинели, т. е. из общества, находящегося в состоянии хронической мобилизации. Такой социальный феномен был возможен благодаря страху перед лицом внешней угрозы, и этот страх целенаправленно генерировала государственная пропаганда. Спрос на такой вид страха периодически возникает и в современной Беларуси.

За примером далеко ходить не надо. За два месяца до декабрьского голосования идею вступления Беларуси в ЕС поддерживало относительное большинство — 42,1%, против такого вступления высказалось 32,5%. Но опрос, проведенный сразу после «кровавого воскресенья», зафиксировал геополитическую инверсию: доля сторонников вступления Беларуси в ЕС сократилась до 35,3%, а доля противников возросла до 40,6%. И такой результат был достигнут всего за несколько дней антиевропейской истерии!

Мне не раз приходилось отмечать, что процесс модернизации белорусского общества еще очень далек от завершения. Уже в силу этого факта страх остается важным элементом белорусской культуры. Страх играет роль своеобразного социального клея, скрепляющего атомизированных индивидуумов друг с другом. Производится этот клей на самой вершине властной вертикали. «Производители», сумевшие нагнать на общество максимальное количества страха, остаются в памяти народной в качестве «настоящих» (Иван Грозный, Сталин). И тем они отличаются от «ненастоящих», т. е. неспособных на массовые репрессии (Александр II, Хрущев, Горбачев).

В обществе, не завершившем процесс модернизации, страх выполняет функцию контроля над соблюдением моральных норм. «Если Бога нет (страха перед Богом. — С.Н.), то все дозволено», — если интерпретировать слова Ивана Карамазова таким образом, то под ними в Беларуси сегодня готово подписаться большинство. В качестве подтверждения столь смелого высказывания сошлюсь на опрос НИСЭПИ, проведенный в июне 2009 г.: 52% респондентов согласились с тем, что страх наказания является основным стимулом соблюдения законов, а 53% — с отрицательными последствиями, к которым приведет смягчение наказаний даже за незначительные преступления.

Страх помогает зависимым от государственных щедрот белорусам (именно такие белорусы и составляю президентское «большинство) пассивно адаптироваться к переменам. Изменить столь неприглядную картину путем пропаганды невозможно. Страх — это естественное чувство экономически несвободного человека перед лицом рыночной стихии. Поэтому многие молодые и образованные белорусы освобождаются от страха „ногами“, иммигрирую в страны, где они могут самореализоваться без постоянной оглядки на государство.