Зрячие для слепых: Белорусская оптимистическая трагедия

Беларусь — превыше всего! (О национальной беларуской идее)

Одна из трагедий, характеризующих современное состояние белорусского народа, заключается в том, что практически все доступные ресурсы для национального возрождения страны по сей день узурпированы узко мыслящими авантюристами, обреченными поэтому на постоянные поражения. (Точно так же, как и спектр всех пророссийских политических сил в республике оказался замещен фигурой А. Лукашенко.)

Какой из данных раскладов сыграет более весомую роль для РБ, покажет только будущее. Так или иначе, процессы, стартовавшие в нашей стране после 19 декабря 2010 года, органически предполагают смену не только «старой» оппозиции. Она, наконец-то занявшая единственно подходящее для себя статусное положение («великомучеников за идею») должна быть дополнена в массе «политических отходов» также и тем «узким кругом ограниченных людей», кои на протяжении последних 25 лет узурпировали роль единственных борцов за превращение «тутэйшего населения» в нормальную европейскую нацию. С соответствующими — хорошо всем известными — трагическими результатами. Как отмечается в книге, «с 1994 года в Беларуси происходит постоянная депопуляция, или, говоря проще — вымирание населения. По данным середины 2010 года белорусов насчитывается 9 млн. 467,7 тысяч. Значит, за последние 16 лет нас стало меньше на 850 тысяч человек. Это то же самое, что целиком вымерли восемь таких городов как Солигорск или Молодечно. И это без войн, без эпидемий, без катастроф!» (с. 14 — 15).

Дело в том, что упадок собственно здешней нации и национальной культуры объясним не только и не столько постоянным прессингом властей. По-видимому, его основной причиной выступает воинственная неадекватность тех, кто до сей поры возглавлял работу по формированию «белорусской национальной идеи». Из этих «кадров» «иных уж нет, а те уже далече». Правда, ничего по сути своей не изменилось и до сих пор. Эти уже многократные лузеры намного ожесточеннее дерутся за собственные ресурсные позиции, нежели даже против довольно сомнительной державной линии, нацеленной на снижение удельного веса «матчынай мовы» среди граждан Беларуси.

Наглядным свидетельством попыток действительно здоровых сил белорусского общества, наконец, покинуть территорию культурно-политического гетто (в которое с мазохистским удовлетворением и — надо полагать — с немалой личной выгодой загнали себя нынешние «национальные демократы») выступает этот сборник. Его авторами являются мыслители (не только отечественные), способные думать несколько иначе, чем это традиционно принято предполагать применительно к «воинствующим национальным кадрам». В основу произведения легли тексты таких специалистов, как П. Бич, И. Бобков, Н. Кацук, О. Кравцов, Д. Сосновский, А. Тарас, А. Шеин, З. Шибеко, Р. Шпорлюк и др.

Отмечу сразу: каждый тезис работ, составивших сборник, обоснован многократно и с самых разнообразных позиций. В формате знакомства с представленными материалами в жанре рецензии — желательно понять: для лиц, взыскующих содержательных идейно-идеологических полемик, необходимо ознакомиться со всемтекстом.

Национализм может и должен стать высоко духовной и — одновременно — прагматичной политикой

Основной тезис книги — беспрецедентно откровенен: «Суть национальной идеи фактически заключена в одной единственной фразе: Беларусь превыше всего (на мове — Беларусь перад усiм)» (с. 4).

А как же с нежелательными и с не совсем политически корректными аналогиями? — спросит читатель. Ответ: «Как гласит народная мудрость, „золотая монета не перестанет быть золотой, если ее найдет подлец“ (с. 4).

Согласно автору предисловия, «именно эта формула предельно кратко выражает суть любого национализма… Национализм — в отличие от либерализма, коммунизма и политкорректности — не нуждается ни в каких обоснованиях» (с. 4).

Национализм может сделать жизнеутверждающим духовным промыслом исключительно вера, «вера в Бога», которая реально выступает главным условием «личной независимости и независимости государства» (с. 9). И берут его на вооружение исключительно одаренные и вдохновенные люди: «Проект Скорины по изданию Библии не был бизнес-проектом (ему, выходцу из семьи богатых торговцев, было хорошо известно, какие товары приносят прибыль). Перевод и издание Священного Писания требовали от него определенного идеализма, жертвенности, смелой веры первопроходцев» (с. 9).

В данном случае речь не может и не должна идти об «избранности» какой-то категории особо заносчивых людей: «Беларуская национальная идея — это сверхзадача, которую Бог доверил исполнять беларусам. Именно ради нее Он дал нам возможность быть народом и обладать своим государством» (с. 18).

Национализм — это продолжение благородных устремлений представителей «цвета» той или иной формирующейся нации.

И почти здесь же разъясняющая цитата из Гелнера: «Национализм не является тем, чем он нам кажется, но он также не является тем, чем он считает себя сам. […] Национализм принципиально склонен к обману или самообману. Дело в том, что национализм является по существу масштабным введением высокой культуры в обществе, где более низкие культуры издавна господствовали в жизни большинства, а в определенной мере — и всего населения…» (с. 178).

Отмечу, что аргументации посредством цитат в тексте сравнительно немного. Авторы, как правило, имеют мужество руководствоваться собственным умом (как и учил И. Кант).

Эмансипация от России: еще не завершенная

Предваряет фрагмент сборника под названием «Концепция беларуской национальной идеи» вполне расхожая констатация: «Все официальные идеологические концепции — от происхождения беларусов до модели социального государства— заимствованы из российско-советского контекста, научно несостоятельны, служат в первую очередь интересам России. Беларусам необходим переход от пророссийских концепций к своим собственным, требуется новое понимание самих себя, своей истории» (с. 19).

При этом автор сюжета не ограничился абстрактными констатациями, речь идет и о вполне определенных «гуманитарных технологиях»: «Первый необходимый шаг — вход из сферы идеологического влияния России. Это влияние, в свою очередь, связано с навязанными беларусам тремя базовыми мифами:

— мифом славянства (восточного славянства);
— мифом триединого русского народа;
— мифом преемственности Москвой государственности от Киевской Руси» (с. 19).

Особо акцентируется важность понимания следующего: «У беларусов, украинцев и русских никогда не было общих предков. Беларусы — потомки балтских племен (ятвягов, кривичей, пруссов и др.); украинцы — потомки скифо-сарматских племен (печенегов, половцев и др.); русские — потомки финно-угорских племен (мордвы, чуди, печеры, муромы, мещеры, веси…), испытавшие вдобавок мощное влияние тюрков» (с. 20).

И, в частности: «Как ятвяги (летописная литва), так и смоленско-полоцкие кривичи являются одним этносом с общей дохристианской культурой и языком. Именно поэтому от Подляшья до Смоленщины существует этнически единый белорусский народ с единой культурой и традициями.

Нашей историографии в отношении Полоцкого княжества следует четко придерживаться термина Кры? я или Полоцкая Кры? я. Это будет выделять ее из общерусскогоконтекста. Одновременно, Киевская Русь должна преподноситься как государственное образование пришельцев-варягов, а не мифических местных славян-русичей. Кры? я в историческом и религиозном контексте — это этнически балтская земля, уже принявшая православие, в противовес Литве (Ятвягии), еще сохранявшей язычество» (с. 31).

Что здесь абсолютно (!) справедливо (с деталями пусть спорят буквоеды, тщащиеся знать доподлинную «историческую истину»), так это соображение о том, что модель собственной истории каждая нация обязана создавать системно.

Немаловажно и то, что при распаде СССР в новых независимых государствах сохранилось определенное число специалистов, имеющих смелость иметь собственную точку зрения (не обязательно имперскую) на генезис народов «сферы кириллицы». Сейчас эти эксперты являют собой «золотой фонд» каждой становящейся нации.

Они-то и подчеркивают следующее: «Наша страна до сих пор остается — по факту — колонией России, ибо в мире еще не было случая, чтобы власти нации, добившейся Независимости, сохранили бы колониальные символы (герб, флаг, гимн, денежную единицу, памятники…), колониальное название страны (Белая Русь) и так душили свою национальную культуру, как это делается у нас. Нашим властям внутренняя Москва, сидящая в их мозгах, разрешает лишь торговаться о ценах на нефть, газ, молоко, а президенту –немного своевольничать во внешней политике. Единственный способ обосновать рабское поведение нашего руководства в отношениях с Москвой — это объявить, что мы с русскими один народ, что оно и делает. А этот тезис и является главным во всей концепции западнорусизма» (с. 124).

«Беларусь» — еще пока не бренд. Новые идеи

Реально осмысливая сложности с выстраиванием собственной национальной идентичности, один из авторов констатирует: «Самоназвание белорус не вызывает ассоциаций героического или благородного свойства. Традиционная характеристика народа под названием белорусы — слабая, постоянно кем-нибудь угнетаемая нация, с отсталой и примитивной крестьянской культурой. В ряду ассоциаций к термину белорус преобладают уничижительные или негативные образы: батрак, бульбаш, деревенщина, колхозник, покорный, страдалец…

Нет ничего зазорного в том, что беларусы — нацыя сялянскага паходжання— ведь это показатель аутентичности. Но возведение лаптя в культ — явный перебор. Такой подход вызывает негативное отношение к собственному самоназванию и ко всему, что с ним связано» (с. 28).

Особо обратим внимание на следующее: «Начиная с Дудкi беларускай(1891 г.) Франтишека Богушевича, беларуские литераторы культивировали образ многострадального народа. Почему многострадального? Да потому что он отсталый и забитый (читай — недалекий). У человека даже со средним интеллектом такая картинка способна вызвать только отвращение. К сожалению, наши классики — Максим Горецкий, Якуб Колас — стонали о том же. Лишь Владимир Короткевич посмел нарушить эту мерзкую колониальную традицию!» (с. 204).

Интересно, и как среагирует на это чиновничий аппарат Министерства образования? Упор в хрестоматиях по «роднай лiтаратуре» должен быть сделан на отечественной классике, но принципиально иного пафоса.

И здесь же в книге — вполне конструктивные и технологичные идеи:

«Новые бренды белорусов» (с. 36).

В идеальной перспективе должно быть введено следующее:

«[…] Статут — главный закон страны. Конституция в Беларуси должна называться Статутом, подчеркивая историческую преемственность нынешнего государства с ВКЛ.

Шляхта — общее название наиболее образованной части населения. Это люди с высшим и средним специальным образованием, исповедующие христианство, обладающие активной гражданской позицией…

Дуб — дерево жизни, с древности почитаемое белорусами. Дуб должен стать символом жизненных сил нации. Снова должно стать обычаем почитание дубов, находящихся в знаковых местах городов, поселков, деревень» (с. 37).

И в аспекте грядущих реформ, жизненно важных для строительства нового национального государства:

»…Изменить концепцию происхождения белорусов со славянской на балтскую…

Изменить концепцию государственной преемственности от Киевской Руси на традицию Великого Княжества Литовского…

Изменить ключевую характеристику нации. Советская характеристика утверждала, что беларусы — нация исключительно крестьянская. Надо ввести принципиально иной тезис: беларусы — нация крестьянско-шляхетская» (с. 39).

Необходимо заново обозначить антинациональные названия улиц, городов, демонтировать памятники более чем сомнительным личностям. В частности, отмечается: «К вопросу о том, что война с памятниками — это якобы война с историей. В Испании 30 лет существовала диктатура генералиссимуса Франсиско Франко, пришедшего к власти в результате кровавой гражданской войны. Иными словами, эта страна вдоволь нахлебалась тоталитаризма и культа личности.

В 2007 году испанский парламент принял специальный закон Об исторической памяти! В соответствии с ним в стране демонтировали ВСЕ памятники диктатору, запретили все символы, ритуалы, памятные даты, связанные с победоносным шествием франкистского режима. Отныне Франко и его сподвижников нельзя называть верными сынами народа или великими гражданами Испании, нельзя гордиться тем, что они были когда-то объявлены почетными академиками или почетными железнодорожниками.

Сравните с Беларусью. Здесь память о выдающихся партийно-политических деятелях периода СССР заботливо поддерживается до сих пор» (с. 42).

Что это может дать?

Блестящий тезис сформулирован в сборнике: надо возрождать практически раздавленную за два века местную аристократию духа и бизнеса: «Богатый беларус-патриот, демонстрирующий пример достойной жизни, безусловно более привлекателен по сравнению с нищими народофронтовцами, безуспешно пытающимися донести свои идеи до народа» (с. 56).

Пожалуй, самый впечатляющий фрагмент книги следующий:

«Ошеломляющий успех произведений Владимира Короткевича был вызван в свое время именно тем обстоятельством, что они выступили убедительной альтернативой и плачу крестьянских литераторов 1900-30 годов, и колхозному быту писателей 1950–60-х годов.

В самом деле, о ком идет речь в его книгах «Седая легенда», «Дикая охота короля Стаха», «Кастусь Калиновский», «Христос приземлился в Гродно», «Колосья под серпом твоим», «Черный замок Ольшанский», «Колыбель четырех волшебниц», да и других тоже? Неужели о крестьянах? Пролистайте снова и вы увидите: его герои — шляхтичи, разночинцы, горожане! Наши литературоведы стыдливо затушевывают этот факт, тогда как он является фундаментальным для понимания творчества В. С. Короткевича.

Достаточно сравнить его книги с классическим колхозным романом Ивана Мележа Люди на болоте(1961 г.), включенным в школьную программу. Может ли кто-нибудь сказать — о чем он? В чем там интрига? Вообще, что происходит на страницах этого романа? «Iван пайшо? у стайню», «Ганна прынесла малака», «Miкола? весь дзень будава? дах на сьвiране». Примерно, в таком духе. Разумеется, при желании подобные тексты тоже можно считать литературой. Вот и считают…» (с. 213).

И: «Для шляхты моральные ценности (личное достоинство, честь семьи, верность королю и магнату, честное слово) являлись мощными регуляторами поведения. Для крестьян же такие понятия просто не существовали. В этом смысле большинство нынешних горожан Беларуси до сих пор остаются крестьянами— то есть, людьми лишенными чувства личного достоинства, уважения к самим себе. Власть любого уровня делает с ними что хочет, унижает по-всякому, обманывает даже в мелочах — они все терпят, не смеют бунтовать. Их лозунг: абы цiха!. Вот чиновники и топчут их в свое удовольствие.

А что касается крестьянского короля Стаха, о котором писал Короткевич… Он, наконец, пришел. Хочется спросить у адраджэнца?: что же вы не радуйтесь ему? Ведь это — идеальный архетип беларуского крестьянина. Такой же индивидуалист и хитрец. Такой же скупердяй и завистник. Так же неблагодарен и злопамятен. Столь же искренне презирает навукi, скубэнтов, специалистов-профессионалов. Аналогично ненавидит талантливых и ярких людей… А уж кiраваць ему нравится до полного самозабвения /выделено мной. — А.Г./» (с. 213 — 214).

И для того, чтобы стало еще понятнее:

«В начале 1990-х годов представители беларуского крестьянства на короткое время взяли власть. Но затем выпустили ее из рук. Да не просто выпустили, сами отдали!

Ах, как они себя любили в этой власти, с каким увлечением делили должности и деньги, вещали стране и миру о своих смутных идеях. Например, аб Адраджэннi. Возрождении чего? Сялянскай гаворкi? А кроме нее еще чего? Это так и осталось неизвестным […]

Но в политике так не бывает. Политика — это война. В ней сражаются насмерть. А кто не может драться — тот не политик… Наши оппозиционеры — не политики. В своем большинстве — фантазеры и эгоисты. Они сторонники не какой-то величественной идеи, а исключительно своих мечтаний аб уладзе. Поэтому у них нет перспектив. В лучшем случае эти барашки когда-нибудь создадут свою фракцию в Верховном совете (пусть даже переименуют его в «Сойм») и будут долго объяснять волкам, як будаваць нацыянальную дзяржаву. Впрочем, сами они имеют туманное представление об этом предмете. В действительности, главное их стремление — чтобы волки барашков не кушали, дали возможность спокойно питаться импортной зеленью на политической лужайке.

Нынешнюю правящую группировку неизбежно сменит новое поколение (молодые волки), поголовно состоящее из горожан и столь же поголовно русифицированное. Заранее прошу нацыянальна сьвядомых адраджэнца? не волноваться по этому поводу — вы лишние на этом празднике жизни.

Кого я имею в виду под лишними? Например, Беларуский Народный фронт» (с. 231, 232).

Автор далее фиксирует основные — абсолютно трагичные и летальные — промахи его лидеров:

1) громко озвученное (до появления даже минимальных надежд на политическую победу) стремление научить всех граждан не просто «мове», а «дакладна» «тарашкевице», напугавшее очень и очень многих.

2) игнорирование трагичного опыта национальных демократов 1917–1921 гг., вчистую проигравших борьбу за массы и власть большевикам. «Для беларуских народных интеллигентов на первом месте было социальное, а не национальное. То же самое мы видим сегодня: колбаса и кiра? нiцтва (то есть, приоритет материальных благ и монополия на власть для себя) в сознании беларускамо? ных идеологов гораздо важнее флага (консолидирующей общенациональной идеи) и храма (веры в Бога).

Почему? Да потому, что нацыянальна свядомая публика в своем большинстве состоит из вчерашних крестьян. А крестьянство — как общественный класс — никогда не мыслит в понятиях исторического процесса или в категориях национально-государственного строительства… Кстати говоря, именно поэтому трудно переоценить значение исторического образования и просвещения, осуществляемого с позиций беларуского патриотизма» (с. 234).

ЧТО есть национальное?

Этот тематический раздел сборника, объединяющий несколько авторских материалов, самый радикально-новаторский и — одновременно — чуть ли не впервые для новейшей Беларуси абсолютно вменяемый.

Итак, главные тезисы:

1. «Язык не может служить критерием патриотизма. В полиэтничном ВКЛ реальным проявлением патриотизма было не знание старобеларуского языка, а защита независимости государства с мечом в руке, а также приумножение наук, создание шедевров искусства, обеспечение спокойной и упорядоченной общественной жизни. В этом сильном и полноценном государстве никому бы в голову не пришло назвать непатриотом польскоязычного беларуского шляхтича, возвращающегося с войны» (с. 60).

2. «… Если говорить о беларуской идее конца 1980-х годов как определенном принципе легитимации и сохранения той реальной социокультурной целостности, которую мы обозначаем словом Беларусь, то она проявила себя чрезвычайно неэффективно.

Взамен удержания этой цельности она предложила картину социума, погруженного в прошлое как в идеальную форму, тогда как реальность (современность) выступала ее неисправимой деградацией. Общество в этой картине было разделено на две части: сознательное меньшинство и колонизированное большинство. При этом большинству было отказано в легитимности его присутствия» (с. 100).

3. «Применительно к Беларуси можно зафиксировать отсутствие практического слагаемого нации. По сей день вопрос: Что должен делать человек, чтобы быть беларусом? — остается без ответа. А если так, то главную роль играет не то, что он делает, а то, что делают из него» (с. 106).

4. «Надо заняться усердным просвещением народа, возвращением ему исторической памяти, славного прошлого нашей Литвы и литвинов (вместо того, чтобы молчаливо отдавать нашу историю и наших героев в безраздельную собственность полякам, летувисам и русским); начать разбирать завалы лжи, окружившие нас. Нужно начать работу по ликвидации на нашей земле позорных свидетельств колониального настоящего — переименованием улиц, сносом памятников пламенным революционерам, разоблачением политики московской церкви (то есть РПЦ) как колониальной и оккупационной.

Только тогда сдвинется с мертвой точки движение за беларускую мовуи культуру. Народ заговорит на своем языке при том условии, что начнет себя уважать, а это сможет произойти лишь благодаря постижению своей подлинной истории» (с. 131 — 132).

5. «Уже все поняли, что в современном Минске живут минчане, в Полоцке — полочане. А вот в Беларуси пока еще живут беларусы, русские, поляки, украинцы, евреи, татары и прочие — все сами по себе. Они еще не научились считать себя беларусами русского, польского, украинского, еврейского, татарского или иного происхождения» (с. 145).

6. «В Беларуси колониальное наследие оказалось настолько сильным, что А. Г. Лукашенко, став президентом, пытался снова присоединить страну к бывшей империи. Это единственный пример в новейшей истории, когда бывшая колония стремилась вернуться под власть метрополии. Что касается самого Лукашенко, то он со своей советской ментальностью младшего брата Россиине видел противоречия в такой политике, ибо считал, что между Беларусью и Россией нет существенных национально-этнических различий. Беларуский случай (положительная оценка колонизации) — аномальное явление в постколониальных государствах» (с. 158 — 159).

7. «В 13 из 14 нерусских республик бывшего Союза происходит прощание с империей, включающее в себя строительство и консолидацию национальных государств. Только в Беларуси не наблюдается перехода от империи, неотъемлемая часть которого — перемены в национальной историографии» (с. 165).

8. «У нас украли не только летописи. За пределами территории Беларуси сейчас находится 95% наших исторических и культурных ценностей. Возвращать эти сокровища никто не собирается — хотя бы потому, что беларуское политическое руководство этого не требует.

Российские, польские и летувисские фальсификаторы уже давно направляют общественное мнение своих стран в обход многих важных событий, словно охотники гонят дичь между веревками и флажками. Для этого они завышают значимость одних фактов и принижают другие» (с. 201).

9. Так, «статистика, на основе которой можно сделать выводы о негативном влиянии России на Беларусь, всегда скрывалась. Например, данные о соотношении количества зерна, собиравшегося до и после коллективизации, не публикуются даже сейчас. Конечно, в БССР появилось много фабрик и заводов. Но в сопоставимых по территории и населению европейских странах, где удалось скрутить местных большевиков, их построили намного больше.

При любой власти люди пашут и сеют, рожают и растят детей. Это заслуга природы, а не властей. Оценить качество политического строя можно, только сравнивая соотношение положительных и отрицательных факторов, влияющих на естественный ход жизни. Не так уж давно (в 2002 г.) в Гродно праздновали 200-летие учреждения Гродненской губернии. Как сообщали официальные источники, это эпохальное событие способствовало развитиюГродненщины. Почему же тогда Гродненщина из передового воеводства Речи Посполитой, где находилась ставка короля Стефана Батория, где жил король Станислав Понятовский, превратилась в один из самых нищих и отсталых краев царской России?» (с. 205).

Самой больной вопрос: о двуязычии

Эти пассажи сборника, наверняка, вызовут наибольшие споры. Скорее, не споры, а тупо-банальное замалчивание со стороны одной немногочисленной и печально известной «группы лиц». Аргументов против данных положений с их стороны озвучено не будет, их нет. Впрочем, мотивы такого (вполне ожидаемого) поведения из превентивных соображений авторы рецензируемого произведения обозначили по ходу дела вполне прозрачно.

«Почти все адраджэнцы — представители беларускоязычной части интеллигентов-гуманитариев (литераторы, филологи, журналисты, историки, деятели искусств). За последние 20 лет стало ясно, что под возрождениемони подразумевают в основном директивный (насильственный) перевод на беларуский язык всех сегментов социума: детских садов, школ и вузов, государственных предприятий и коммерческих фирм, общественных организаций, судов и милиции, вооруженных сил.

Нетрудно понять — почему. По той простой причине, что только таким образом они могут обеспечить себе руководящие роли в структурах политической и общественной системы. Иными словами, адраджэнцы уже давно защищают не мову, а свое место под солнцем. Ведь если у мовы нет перспектив, то и они никому не нужны» (с. 216).

И к чему это приводит?

«Это просто смешно. Стоит появиться в трех-четырех магазинах Минска какому-нибудь сочинению на мове тиражом 150 или 200 экземпляров, как пресловутая негосударственнаяпресса начинает дружно его хвалить. И тогда становится ясно, что к изданиям на беларуском языке неприменимы такие критерии, как способности автора, то, в какой мере он владеет вопросом, просто — интересно ли его сочинение. Все прощается лишь за то, что выда? на мове» (с. 220).

Что взамен наличных фантазий «за мову»?

Этот фрагмент сборника прописан наиболее технологично («политика есть искусство возможного»).

«Программа-минимум должна обрести четкое оформление в виде закона Республики Беларусь о защите национального языка. Насколько мне известно, Общество беларуского языка имени Фр. Скорины („Таварыства беларускай мовы iмя Францiшака Скарыны“) проект такого закона то ли уже подготовило, то ли завершает его разработку.

При таком варианте дальнейших событий чыстая мова — скорее всего — повторит судьбу иврита древних евреев. Она (как и иврит) останется достоянием небольшого круга специалистов (филологов, лингвистов, литераторов). А народ будет по-прежнему говорить либо на трасянке, либо на русском языке.

Программа-максимум — это мечта. Мечта о том, что хорошо бы лет за 15 — 20 перевести на беларуский язык те сегменты общественной жизни, которые выдержат такой перевод без потери качества. Это топономика и гидронимика, торговля и реклама, церковь (все конфессии), радио и телевидение, органы государственного управления, милиция (лучше бы полиция), дошкольные учреждения, начальная и средняя школа.

Науку, технику, медицину и оборону не трогать ни в коем случае. Разве что поставить себе цель отбросить эти сферы общества в ХIХ столетие. Тогда, конечно, флаг в руки и полный вперед далеко назад! /выделено мной. – А.Г./» (с. 224).

Чтобы было доступнее для понимания здешней амбициозной «соли земли», приведены некоторые прописи:

«Просто беда, что люди не знают прописных истин современной науки. Определяющим фактором национального самосознания является то, в духе какой культуры человек воспитан. Например, Пушкин по кровибыл эфиоп, Лермонтов — шотландец; Фонвизин, Герцен, Блок и Гиппиус — немцы, Даль — датчанин; Гоголь, Ахматова, Бунин, Короленко, Зощенко — украинцы; Достоевский, Булгарин, Соллогуб, Грин — беларусы; Мандельштам, Пастернак, Маршак — евреи; Грибоедов и Мережковский — поляки. Но все они заслуженно считаются выдающимися русскими литераторами…

Можно сколько угодно заявлять о том, что Костюшко и Немцевич, Ясинский и Малаховский, Огинский и Вавжецкий, Князевич и Траугут, Мицкевич и Монюшко, Киркор и Чечот, Борщевский и Сырокомля по своему этническому происхождению были беларусами. Принципиально важно иное — то, что сами они считали себя польской шляхтой литовского происхождения, говорили, писали и думали на польском языке.

Поэтому, если вырос в Беларуси и считаешь себя беларусом — значит, ты беларус. Не обращай внимания на ущербных типов, пытающихся делить наш народ на карэнных и прышлых, беларукамо? ных и рускамо? ных. Истинная мотивация тех, кто хочет резать по живому, находится в иной плоскости. Для них коренные— исключительно выходцы из деревень, то есть они сами, их родня и земляки. Наша деревня всегда ненавидела город, а горожан, как отметил известный культуролог Николай Крюковский в одной из своих статей, всех скопом называла жидами.

Эти лузеры по собственной воле засели в канаве возле шоссе, по которому наше общество движется в будущее. И оттуда пытаются удивлять своими глупостями проезжающих и проходящих мимо. Только никто их давно не слушает, кроме других таких же лузеров» (с. 226).

Авторы сборника — кто осмысленно, а кто и в силу гениальных озарений — не могут не догадываться о том, что программы, предлагаемые современными радикальными «нацдемами», осуществимы исключительно как результат насильственного введения «внешнего управления» на территории Беларуси. Одну «оккупацию независимостью» (В. Акудович) мы давно пытаемся преодолеть. Ее непосредственным итогом стал период 1994–2001 гг.

Не надо будить еще одно «лiха». Замысел и пафос данной работы только и способен объединить «думающую Беларусь».

Об этом данный текст.