Эффект Площади: выманить фашизм наружу

В сентябре на нашем сайте, вы сделали свой прогноз относительно Площади-2010. В частности вы высказали мнение, что «сейчас всё идет к тому, что Площадь в этом политическом сезоне станет зимним изданием сентябрьских событий 2001 года». «Спонтанной Площади в конце этого года, скорее всего, не получится, всенародного нравственно сильного протеста не выйдет. Вера в технологии сыграла с оппозицией злую шутку. Нас ожидает „Площадь“ — профессиональная, технологическая, продуманная».

Согласны ли вы со своим прогнозом сегодня? Действительно ли «Площадь-2010» была профессиональная и продуманная или может быть прав Валентин Акудович, который высказал мнение, что Площади-2010 не было, а была акция протеста, наподобие бывших «Маршей Свободы»?

Что касается самих кандидатов, то они снова скорее были озабочены задачей вывода людей на улицы, нежели практической реализацией массовых протестов. В этом смысле Площадь как «проект» так же осталась нереализованной. Не хотелось бы обвинять политиков и политтехнологов, находящихся сейчас за решеткой, в стратегических просчетах при подготовке этой массовой акции. Однако, сам ход событий во время Площади (от эпизода избиения Некляева до неудачной попытки выстроить переговоры с властями непосредственно перед разгоном акции) заставляет предположить, что у кандидатов не было согласованного плана действий, учитывающего различные варианты тактического противодействия оппонирующей стороны, включая работу провокаторов.

В этом смысле мой сентябрьский прогноз не оправдался: Площадь была, она была массовой и протестной, слабоуправляемой и поддающейся на провокации. Замечу, что уже к ноябрю риторика Площади, до того монолитная и неконкретная («Милинкевич не справился, а мы знаем как»), распалась на два основных потока, определенных различным видением необходимых действий в ходе массовой акции.

С одной стороны, готовность взять на себя ответственность за площадь демонстрировала команда Некляева, объявившая о тактическом союзе с кандидатом Санниковым. При снятии «палатки сбора подписей» Некляевым было заявлено о намерении установить долговременный палаточный городок протеста в Минске в случае фальсификации выборов. Как бы то ни было, о том, какой именно будет Площадь-2010 эта группа не информировала своих сторонников. А непосредственно перед финишем избирательной гонки с этого фланга прозвучал термин «площадь отчаяния» — судя по всему, оптимизма у стратегов кампании поубавилось, когда ввиду достигнутых белорусско-российских соглашений расчеты на помощь Москвы рассыпались. Этот подход скорее всего был связан с намерением долговременного «стояния на Площади» (вряд ли он включал в себя намерения блокировать работу правительственных зданий).

Другая тактическая линия площади вырисовывалась в намерении осуществить непосредственное политическое воздействие в момент наибольшего скопления народа на акции. Это могло быть как блокирование зданий, так и их штурм по образцам «цветных революций». То есть в отличии от предыдущего подхода тут Площадь предполагается не как сравнительно продолжительная массовая акция протеста, а как кратковременная вспышка уличной демократии, акция прямого действия. Именно такие заявления, вероятно, сейчас предъявляются кандидатам в президенты следователями КГБ в качестве доказательства их умысла на организацию массовых протестов.

Два этих подхода были основными в содержательных обсуждениях того, что именно белорусские политики намерены предложить своим согражданам морозным вечером 19 декабря. При этом, конечно, значительная часть политических деятелей по традиции последних четырёх лет бездумно повторяла призывы выйти на Площадь без малейшего намерения действительно брать ответственность за организацию этой акции.

Мне трудно судить, насколько эти тактические подходы были связаны с реальным планированием акции, а насколько они оставались в сфере риторики. Но определенно, спецслужбы учитывали наличие этих двух подходов и постарались направить ход событий в выгодное для них — более радикальное — русло. Радикализм и «штурмовщина» были выгодны силовым структурам: они как раз и заточены под противодействие таким акциям и наконец получили шанс продемонстрировать свою преданность режиму, и тем самым оправдать вложенные в них средства. К тому же кровавый вариант Площади повышал бы не только значимость силовой составляющей режима как таковой, но и возвращал ей утраченный в ходе недавней либерализации статус главной опоры режима. Определенным политическим силам в окружении белорусского диктатора так же хотелось создать невыносимую для Запада картинку, дабы предотвратить наметившееся сближение Беларуси с Западом в ущерб российскому вектору.

По сути, реальная подготовка оппозиции к акции не сильно отличалась от того, как готовилась Площадь в 2006 году — существенным отличием в действиях стала лишь большая степень дезорганизации при принятии решений на Октябрьской площади и выбранное направление движения. Не пошли на Вечный огонь, как в 2006 году, а пошли в противоположенном направлении. Злую шутку с оппозицией сыграла мифологизация событий марта 2006 года: многих политиков привлекла категория «моральной победы», а вопрос о политической ответственности казался неактуальным в условиях множества оппозиционных кандидатов.

Для властей же тот урок пошел впрок: в отличие от предыдущих президентских выборов, они готовились к противодействию акции исходя из предположения, что народ на Площадь действительно придет. Были подготовлены спецслужбы и провокаторы, освобождены для политзаключенных тюрьмы, а в Минск были стянуты силы для разгона акции в день выборов. Были даже неуклюжие попытки выиграть медийную войну — в первые пару суток даже некоторые внешние наблюдатели купились на официальную версию «бунта в Минске». Но в дальнейшем размах репрессий, аресты одних кандидатов КГБ и «покаянные» интервью других на БТ сделали своё дело — силовое подавление мирных протестов было воспринято адекватно и белорусской, и международной общественностью. Медийное освещение Площади власть проиграла.

Со стороны населения, вероятно, протест был в первую очередь нравственного порядка — это был протест не просто против цифр, озвученных Ермошиной, а против самой системы, в которой такая Ермошина функционирует. Большое количество оппозиционных кандидатов привело к тому, что призыв к такому протесту звучал стереофонично, исходил из уст разных кандидатов и, в условиях необычайной свободы агитации, доходил до большего числа граждан. Более того, либеральные условия для проведения агитации, многочисленные выступления оппозиционных кандидатов в прямом эфире и дебаты — всё это создавало иллюзию что выход на площадь для рядового гражданина в этот раз будет менее травмоопасным.

Отмеченное Акудовичем сходство с Маршем Свободы в его первоначальной версии действительно присутствует, но ещё более оно проявляется в размахе и интенсивности репрессий. Более того, Площадь-2010, вероятно, превзошла по масштабу репрессий все предыдущие события в истории независимой Беларуси. Количество административно задержанных действительных и мнимых участников протестов превышает 700 человек и приближается к тысячи — и по этому показателю ситуация находится на уровне 2006 года. Количество подозреваемых и обвиняемых в рамках пяти уголовных дел составляет свыше 40 человек — повторен предыдущий рекорд, который принадлежал расследованию событий того самого Марша Свободы 1999 года. Соответственно, и число политзаключенных превышает 30, что является уникально большим показателем. Число обысков трудно подсчитать точно, но в любом случае оно крайне велико для такого короткого периода.

Каждый в отдельности из этих показателей бывал ранее на сопоставимом уровне — но вся их совокупность беспрецедентна. Так же беспрецедентна сжатость репрессий во времени: в 2005–2006 году репрессии нарастали постепенно в ходе всей избирательной кампании, сейчас же дополнительным фактором шока стала ураганная активность репрессивных органов буквально в течении двух недель после дня голосования (к тому же, в отличии от предыдущей кампании, регионы в меньшей степени затронуты репрессиями, фокус приходится на столицу). И эта уникальность сочетания различных направлений репрессивного воздействия многократно усиливается фразой «семь кандидатов в президенты было брошено в тюрьму до объявления итогов выборов» — вот такого в истории Беларуси точно не было.

Таким образом, «площадь» стала Площадью в силу сакрализирующего воздействия массовых репрессий, а роль оппозиции в реализации этого проекта оказалась минимальна: она лишь призвала граждан к выходу на Площадь. И власть приняла этот пас, или, если угодно, жертва оказалась принятой.

Традиционно при анализе предвыборных раскладов в преддверии президентских выборов белорусские аналитики уделяют значительное внимание внешнеполитическим факторам. При этом внутренняя политика режима, направленная на обеспечение приемлемого результата, остается малоизученной. Однако именно взаимодействие внутренних компонентов режима в ходе кампании определяет ее характер.

Предвыборная кампания Лукашенко, как проекта по обеспечению внутренней легитимности удержания диктатором абсолютной власти в стране, никогда не имеет значения сама по себе — но лишь как результат взаимодействия различных ее элементов. Спекулятивно эти элементы могут быть выделены в три кампании, различающихся по задачам, исполнителям и используемым ресурсам. Во-первых, это собственно агитационная кампания, реализуемая как средствами пропаганды, так и механизмами экономического подкупа населения: задачей этой кампании является получение действующим президентом реальной поддержки электората. Во-вторых, административная кампания, реализуемая вертикалью исполнительной власти на местах и контролируемым аппаратом избирательных комиссий: задачей этой кампании является техническое обеспечение требуемых показателей в протоколах подсчета голосов (независимо от того, достигла ли успеха первая кампания). И в-третьих, антиреволюционная кампания средствами устрашения и репрессий решает задачу недопущения дестабилизации системы независимо от результатов первых двух кампаний.

Каждый из этих уровней может вступать в противоречие с предыдущим (например, силовая активность уменьшает реальную поддержку со стороны электората), но при этом вышестоящий уровень имеет преимущество и более важен для режима. Таким образом, власть пошла на определенную либерализацию в агитационной сфере, что снизило уровень ее электоральной поддержки. Контроль за составлением протоколов об итогах голосования был сохранен, но более существенным фактором стало сохранение стабильности системы в условиях угрозы массовых протестов, об организации которых объявила оппозиция.

На этих выборах, в отличие от предыдущих, роль антиреволюционной составляющей была минимальна в ходе самой кампании — и крайне велика после закрытия участков. Многие эксперты уже рискнули предположить, что репрессивная активность связана с поражением властей в других компонентах кампании, в том числе в агитации. Представляется, что события 19 декабря и последующие в любом случае не были эксцессом исполнителя — но были результатом переключения действий властей на план действий в режиме делиберализации. Площадь-2010 показала, каким может быть второй тур голосования в условиях белорусской диктатуры.

В целом вся кампания по выборам президента в ее политическом, а не формально-правовом понимании может быть разделена на три стадии: собственно предвыборная кампания, Площадь, события после дня голосования. Эти стадии в медийном плане и в общественном сознании практически существуют как раздельные политические события: выдвижение и позиционирование кандидата в рамках агитационной кампании, предвыборная программа, стратегия взаимодействия с электоратом и наличие либо отсутствие электоральной поддержки оказываются не важны в ситуации Площади. И, наоборот, поведение в ходе послевыборной «зачистки», перечеркивает все предыдущие политические действия и заявления. Кандидат Романчук на Площадь призывал и на ней был — но в ходе массовых репрессий против оппонентов режима он сделал заявление, осуждающее других кандидатов, встретился с Лукашенко и стал объектом общественного осуждения. Кандидат Михалевич подчеркнуто корректно относился в ходе кампании к действующей власти и инкумбенту, не заигрывал с традиционным протестным электоратом, на Площадь до последнего не призывал — но он остается в заключении и судя по всему покаянного интервью давать не собирается.

Уже в завершающей фазе агитационной кампании Площадь заслонила собой собственно электоральную составляющую. А сейчас на наших глазах послевыборные репрессии и вызванные ими масштабные акции солидарности заслоняют не только выборы, но ту самую, ещё недавно такую актуальную, Площадь. Кто кроме политологов теперь интересуется набранными оппозицией процентами? Кого кроме адвокатов интересуют реальные переговоры кандидатов с милицией перед началом арестов? Лишь правозащитники и юристы будут интересоваться реальными планами «Говори правду» в отношении площади и их корректировкой в ситуации избиения кандидата от этой кампании. Площадь-2006 была неразрывно связана с фигурой единого кандидата от оппозиции Милинкевича, к которому и был предъявлен счет за ту акцию. Так и сейчас Площадь-2010 связана с репрессиями — и счет предъявлен не оппозиционным политикам, а самому белорусскому диктатору.

А ведь Площади на самом деле было три. До событий 19–20 декабря это Была Площадь как риторическая фигура, определяющая оппозиционный характер кандидата («Не зовешь на Площадь — не оппозиционер») и дающая универсальный ответ на все вопросы борьбы за власть в условиях диктатуры. Вечером 19 декабря Площадью были собственно массовые протесты с сопутствующим разгоном и масштабными арестами — они стали нравственным протестом части населения против господствующего истеблишмента и, шире, против системы авторитарной диктатуры. После 19 декабря мы наблюдаем третью Площадь — уголовное дело по статье 293 УК и дальнейший виток репрессий в отношении не связанных непосредственно с массовыми протестами институтов гражданского общества (не только кандидаты и их штабы, но и СМИ, структуры правозащитного сообщества и наблюдатели), неясна судьба оппозиционных политических партий, а гражданское общество проявляет солидарность с заключенными и оказывает им поддержку.

Сейчас мы живем в ситуации, когда Площади 1 и 2 более не существуют, а в наличии лишь Площадь 3. И это является несомненным триумфом для оппонентов разрядки в отношениях Беларусь/Запад и критиков диалога между истеблишментом и гражданским обществом внутри страны. Потому как в условиях этой площади диалог становится крайне сложной задачей — и новые санкции против режима стали единственным возможным ответом свободного мира на лукашенковские репрессии. Противники разрядки и диалога были как внутри режима, так и в рядах оппозиции — и все они могут праздновать тактическую победу. Победа эта стала возможна только в результате совместных усилий, которые хотя и не были скоординированными, но по умолчанию двигали ситуацию в нужном направлении «кровавого режима».

Значительная часть оппозиции последние два года называла либерализацию и смягчение нравов режима фальшивым и декоративным — сейчас мы снова имеем авторитарную диктатуру без декораций. Ну что ж, теперь режим действительно снова кровав без кавычек, а сторонники диалога и либрализации могут впасть в спячку до весны или даже до лета. Любая разрядка заканчивается с вводом ограниченного контингента в Афганистан. Но в нашем особом случае этот конец разрядки и возврат к брутальному насилию является логичным с точки зрения тех, кто вслед за теоретиками РАФ видел в режиме его суть и мечтал «выманить фашизм наружу».

В сухом остатке получается, что именно массовые репрессии стали самым масштабным событием предыдущего большого политического года. Не даром многочисленные блогеры в предновогодних постах поздравляли интернет-сообщество «с новым 1937 годом». Либерализация будет продолжена в экономической сфере — но ее политическое измерение будет аннулировано. От оппозиции останется только та часть, которая озабочена встраиванием в существующий истеблишмент — радикальные силы окончательно утратят контакт с политической оппозицией и, вероятно, будут концентрировать свою деятельность в области откровенно нелегальных методов борьбы.

К сожалению, либеральный порядок проведения предвыборной кампании и иные либеральные проявления в белорусском режиме не удалось закрепить — все они были перечеркнуты Площадью.