К вопросу о либерализации политической среды вообще и прогресса в электоральных кампаниях в частности, на который рассчитывали и который даже вроде стали и отмечать. К вопросу о прогрессе, который нам всем хотелось видеть — экспертам, наблюдателям, обычным гражданам и властям, которые этот прогресс охотно за собой фиксировали. Да, в 2010 году дали больше эфирного времени альтернативным кандидатам. Да, несколько увеличили количество городских площадок для агитации. Да, кое-куда допустили наблюдателей — хотя, конечно, не к святая святых «демократического процесса» — подсчету голосов.

Но имеется и обратная сторона статистики. Давайте посмотрим, сколько людей село непосредственно после выборов. Это хорошо заметно на уровне кандидатов в президенты. Результат 2001 года: из оппонентов Лукашенко за решеткой не оказался ни один. Гончарику, Домашу и Гайдукевичу все сошло с рук. Отдельно можно упомянуть случай Михаила Маринича, который предпринял попытку выдвинуться кандидатом в президенты, зарегистрирован не был, зато был брошен в тюрьму после выборов. 2006 год всем запомнился разгоном Палаточного городка; один из трех оппонентов Лукашенко, Александр Козулин жестоко поплатился за свое участие в выборах. Наконец, какой замечательный прирост в 2010 году: в день выборов были арестованы семь из девяти оппонентов Лукашенко, пятеро из них остаются за решеткой по сей день. Прогресс, что называется, на лице. Опять же: весной 2006 г. было задержано более 500 человек, в декабре 2010 г. — 639, по словам Лукашенко. Опять заметный прогресс. Если бы доходы населения Беларуси росли такими же темпами, страна быстро стала бы экономическим лидером региона.

Еще одна небольшая новация нынешней кампании — взятие в заложники политических родственников активистов. Именно этими причинами объясняются беспомощные публичные заявления Ярослава Романчука, Андрея Дмитриева и Григория Костусева, в которых они каются, благодарят за что-то милицию и пр.

Можно поговорить о других аспектах электоральной политики. Например, о том, что подавляющее большинство альтернативных участников процесса — это люди, если можно так выразиться, одноразового использования. 15,39% голосов на выборах 2001 г. набрал Гончарик, однако сегодня он политический пенсионер. Он не попал в правительство, он был вынужден покинуть пост председателя профсоюзов, он не возглавил фракцию в парламенте — так же, как и впоследствии и Милинкевич (6%). Нужно ли упоминать о Козулине (2,3%), личные потери которого вследствие участия в президентской кампании огромны? Наконец, какое будущее ожидает нынешних альтернативных фаворитов президентской гонки?

Даже по официальным данным всякий раз не за Лукашенко голосует порядка 20% избирателей. Во все президентские каденции эти люди не получили никакого представительства в органах государственного управления, судах, парламенте и СМИ. То есть эти люди просто не учитываются. В этом отношении никакого прогресса нет и не было. Еще на заре своего правления Лукашенко несколько изменил законодательство, и с тех пор победитель получает все — 100% эфира, 100% в парламенте и правительстве, 100%-ую лояльность судов.

В свете перечисленных фактов говорить о какой-то состязательности, о каких-то избирательных стратегиях и т. д. — проявлять неуместное прекраснодушие. А говорить о прогрессе — просто лицемерить. Таким же прекраснодушием и лицемерием представляются надежды (неважно, кто их высказывает) на какой бы то ни было демократической прогресс в дальнейшем. Политика в Беларуси — неоправданно высокорисковое предприятие. Что вовсе не означает, что политикой не следует заниматься вовсе — хотя бы и методом выхода на улицу. Ибо неизвестно, к каким беззакониям скатился бы режим Лукашенко, если бы не это минимальное уличное сопротивление. В этом смысле какой-то прогресс действительно имеется: в 2010 г. на улицах людей оказалось больше, чем в 2006 г.

Если посмотреть на проблему с другой стороны, то, как уже успел посетовать «победитель», нет прогресса и во внешнем признании. Нескончаемая череда побед отчего-то не добавляют легитимности Александру Лукашенко, именно по этой причине из всех мнимых и реальных возможностей он всегда выбирает спецназ, а спецназ — его (как верно отметил А. Старикевич). Что касается США и Европы, то их традиционно мутит как от самой электоральной цифири, так и от методов ее получения, так что с признанием Лукашенко в качестве партнера для диалога здесь, скорее, следует ожидать определенного отката назад, к состоянию 2008 г. Однако не все однозначно и с признанием со стороны России.

Несмотря на то, что ряд белорусских СМИ поспешили отметить, что Медведев поздравил Лукашенко, поздравлений в действительности пока не было. Медведев лишь высказал надежды, что прошедшие выборы поспособствуют продвижению демократии в Беларуси. Считать ли это поздравлением или рекомендациями белорусской номенклатуре — трудно сказать. России незачем торопиться с признанием Лукашенко, в сложившихся условиях России как раз выгодно оставлять этот вопрос подвешенным, не до конца определенным. Даже если не брать во внимание будто бы имеющиеся у Кремля надежды на тихий номенклатурный переворот в Минске, не вполне твердо стоящий на ногах Лукашенко или, лучше, сказать, Лукашенко с легкой психической травмой — значительно более удобный партнер по переговорам, нежели всеми признанный и любимый Лукашенко.

Возможно, имеют резон некоторые конспирологические версии о заинтересованности России в именно таком — папуасском — развороте белорусского избирательного сюжета. Но если и Россия и выступила в роли злого змия-искусителя, начертав перед Лукашенко сладкие перспективы энергетических преференций, никто конкретно его под руку не толкал охаживать дубиной собственный народ. Этот выбор он сделал самостоятельно, и Россия в этом смысле — плохое алиби для плохого президента. Наконец, сколько не подозревают его благожелательно настроенные аналитики в политической гибкости и «чувстве момента», лавировать Лукашенко, похоже, так и не научился. В его воображаемом мире больше двух опций не помещается: либо сближение с Западом (и, следовательно, «прогресс» в сторону либерализации), либо — с Россией (всех дубиной по голове). Эта фатальная неспособность Лукашенко и его элит вводить в игру третий, четвертый и др. факторы может очень негативно сказаться на перспективах с взаимодействия с соседями (Украина, страны Балтии, нефтепровод Одесса-Броды и пр.) — и тогда Россия сможет делать с Лукашенко все, что пожелает. И очень трудно ее в этом обвинить, хотя иногда так хочется (не так ли, наши дорогие адепты «национальной идеи»?). Сказанное не означает, что Россия бросится скупать белорусское фамильное серебро (десяток определенных предприятий российские бизнесмены согласились бы приобрести, но на определенных условиях и при другом бизнес-климате) или начнет присоединять Беларусь в качестве дополнительной губернии (в текущий исторический момент им эта депрессивная губерния — только нагрузка на бюджет, а славы мало), сказанное означает, что благодаря «прозорливости» наших элит политический вес Беларуси в регионе продолжит снижаться. Сегодня по этому весу Беларусь уступает всем соседям включая Литву. А с Лукашенко считаются меньше, чем с кем бы то ни было.

Наконец, несколько слов по поводу различного рода надежд, обычно высказываемых экспертами и журналистами по окончании «выборов». Чаще всего эти надежды касаются грядущего общего смягчения нравов в экономике и политике. Находятся также смельчаки, высказывающие решительные идеи в духе «эволюционного» переформатирования системы в целом: поскольку у Лукашенко «нет выхода» и «нет денег», он вынужден будет пойти на реформы. В основе всех подобных футурологических версий лежит одна простая и, может быть, именно по этой причине ошибочная посылка: мотивы главных действующих лиц являются определяющими для системы в целом. Так, например, если в правительстве сконцентрировано очень много персон, которые осознают необходимость «приватизации», то приватизация грядет. Хотелось бы усложнить задачу экспертам. Мотивы политических агентов — разумеется, важная штука, однако, во-первых, существуют такие вещи, как политическая культура и институты, которые сами формируют глобальную систему стимулов, а эта система стимулов формирует мотивы. Эти мотивы, во-вторых, зачастую противоречат друг другу, гасят друг друга и подавляют друг друга — так, что предприимчивость, стремление к признанию и риску зачастую подавляются страхом, стремлением к безопасности и исключению состязательности и конкуренции. Наконец, последняя серия мотивов парадоксальным образом приводит к возникновению угроз безопасности для каждого агента персонально, поскольку «мастер-пароль» всех этих мотивов — безопасность для фетиша, инертного тела Лукашенко, символизирующего нерушимость системы. Попытайтесь вообразить этот довольно сложный пазл мотивов внутри системы мотиваций — и вы рано или поздно придете к выводу, что система принципиально нереформируема. До тех пор, пока незыблемый фетиш не будет введен игру на общих основаниях.

Если же выйти за пределы рассуждений по поводу мотивов индивидуальных игроков, и оценить потенциал групповой игры, то станет очевидна безосновательность надежд (например, Кремля) на номенклатурный переворот. Кто сделает серьезную ставку на Петкевич и Макея, этих жаворонков европейской весны? В белорусской элите нет устойчивых группировок, способных между собой враждовать и договариваться. Мы знаем, что КГБ якобы постоянно конкурирует с КГК. Но это чисто структурная вражда (за бюджет и кусочки бизнеса), люди, из которых состоят эти структуры, легко перемещаемы в другие структуры. В элитарных номенклатурных слоях не сложилось влиятельных фигур, на которых можно было бы ставить. Не сложилось именно в силу необходимости сохранения главного фетиша страны. Можно сказать, что Беларусь пожертвовала своей элитой ради этого.

Давайте кратко констатируем: система нереформируема, политического прогресса нет и не предвидится, экономической либерализации не будет, никаких прорывов во внешней легитимации режима ожидать не следует. Для укрепления и консолидации режима ресурсов также нет. С другой стороны, у социально-политической системы, построенной в Беларуси, масса уязвимых сторон. Например, самозаблуждение на счет того, что эта система способна прогрессировать — тоже ее уязвимая сторона, по сути дела система не способна справляться с внештатными ситуациями. Это в принципе означает, что импульс к ее переформатированию должен придти извне. Импульс — кто бы об этом что не говорил — должен идти от активных граждан.

P. S. Мы надеемся, что всех задержанных, которым мы благодарны за то, что своими активными действиями они задают пределы регресса системы, в скором времени выпустят на свободу.