Дискуссия организована «Либеральным клубом», содействие публикации стенограммы — Агентство политической экспертизы, www.belinstitute.eu
Участники:
Александр Алесин — военный аналитик, обозреватель газеты «Белорусы и рынок»;
Павел Козловский — экс-министр обороны Республики Беларусь;
Денис Мельянцов — эксперт Белорусского Института стратегических исследований;
Лаймонас Стасюнас — атташе по вопросам обороны при Посольстве Литовской Республики в Республике Беларусь;
Елена Тонкачёва — руководитель Центра правовой трансофрмации;
Андрей Дмитриев — пресс-секретарь кампании «Говори правду»
Модератор — Евгений Жамойдин, эксперт Либерального клуба
Е. Жамойдин: После подписания Беловежских соглашений, которые де-юре положили конец существования Советского Союза, в Беларуси стоял вопрос создания собственных вооруженных сил, и как следствие 20 марта 1992 года было принято постановление Правительства о создании ВС РБ. В тот же день Парламент принял Закон о вооруженных силах РБ. На основании этого закона и началось формирование белорусской армии. 22 апреля 1992 года ВС назначил П. Козловского министром обороны РБ, далее в течение того года к ноябрю были подготовлены законы о всеобщей воинской обязанности и военной службе; о статусе военнослужащего. В 1992 году в Беларуси была принята военная доктрина. Наша страна стала первой среди стран СНГ, которая приняла такой документ.
Я передаю слово Павлу Козловскому, непосредственному свидетелю и участнику тех событий, чтобы он поделился с нами какое концепции, какое видение реформирования белорусских вооруженных сил было в то время.
П. Козловский: Конечно, ситуация была крайне сложная, потому что в наследство Беларуси при разделе вооруженных сил досталась огромная группировка войск. Это касается и личного состава, и техники, и различных видов вооружений. Начался раздел вооруженных сил и надо сразу сказать что техника осталась вся нам. А Белорусский военный округ был вторым стратегическим эшелоном на случай войны с НАТО, и здесь было аккумулировано действительно большое количество танков, самолетов, вертолетов, — все это осталось в Беларуси.
Главная проблема возникла при разделе ядерного оружия. У нас было тактическое ядерное оружие, артиллерия, а также на нашей территории находились межконтинентальные баллистические ракеты — знаменитые системы «Тополь». Вот вокруг последних видов вооружений и возникли основные споры. Я был сторонник того, чтобы добровольно передать ядерные ракеты России, и политики наши в то время поддержали это решение. Но это было сделано под гарантии безопасности, которые обеспечивались Соединенными Штатами, Великобританией, Францией и Россией. Был заключен договор, подписанный этими странами, который зафиксировал, что Беларусь становится безъядерной державой, а эти страны гарантировали нашу безопасность в военной области.
Группировка войск, которая базировалась на нашей территории, была просто не под силу нашему содержанию, поэтому было принято решение о реформировании ВС. И за 1993-94 год количество военнослужащих на территории РБ было сокращено с 250 до 100 тыс человек. В это же время шло сокращение вооруженных сил по Договору обычных вооруженных силах в Европе, и мы параллельно уничтожали огромное количество бронированных машин, самолетов и т. д.
Особую сложность ситуации придавало то обстоятельство, что нужно было сократить большое количество офицеров — около 25 тыс, для Беларуси это были огромные цифры. И ни один офицер не остался без жилья, без подъемных и т. д. Был организован центр переподготовки в Колодищах, мы изучали европейский опыт. Кроме того, белорусов было очень много за рубежом, наши соотечественники стали проситься, чтобы мы забрали их из Азербайджана, Узбекистана и т. д. Там уже была довольно горячая обстановка и мы обеспечили вывод своих офицеров из этих точек.
А в то время белорусских офицеров по национальности было в ВС РБ 6-7%, и Белорусский народный фронт очень жестко требовал, чтобы мы оставили только одних белорусов, чтобы армия была в строгом смысле белорусской. Мы были категорически против этого решения, т. к. оно могло спровоцировать серьезные последствия в армии. Я публично выступил в Верховном Совете и сказал, что в белорусской армии останутся профессионалы, и будут служить те, кто этого хочет.
Завершая свое краткое выступление, скажу, что я считаю, что больших ошибок при реформировании армии мы все же не сделали. Мы сохранили управление вооруженными силами, нормальное обеспечение военнослужащих, решили ряд других вопросов.
Е. Тонкачева: Я бы хотела вернуться к вопросу о технике. Часть самолетов, например, самолеты дальней авиации, были переданы российской стороне, но не было обеспечено никакой сохранности объектов инфраструктуры после вывода военной техники. Я могу сказать, что уже через год после ухода военных, например из Быхова в Могилевской области, ангары были разворованы, из них тащили просто всё, что могли унести.
ЕЖ: Спасибо за комментарий. Я бы хотел попросить дополнить общую картину у г-на Алесина. Какие структурные преобразования белорусского ВПК произошли с тех времен?
А. Алесин: Начальные шаги по реформированию ВС без преувеличения предопределили судьбу белорусского ВПК и не только его.
Существуют известные эффекты распада армейской организации. Армия — это организованная совокупность людей, которые умеют обращаться с оружием и обеспечивают хранение большого количества ресурсов. В кризисных условиях создается плодородная почва для воровства, торговли оружием и т. д. И заслуга властей того периода заключается в том, что реорганизации белорусских ВС сил не вызвала к жизни тяжелых последствий. Проблема в том, что с точки зрения военной элиты, весь «мозг армии» находился в Москве и, конечно военным пришлось идти совершенно непроторенными путями, и — несмотря на допущенные ошибки — я считаю, что облик нашей военной организации сегодня в целом соответствует международным и европейским стандартам.
Если говорить о текущей ситуации, то здесь уместен вопрос: какая Беларуси нужна армия? Это определяется и Концепцией национальной безопасности и Военной доктриной — из этого надо исходить. На мой взгляд, мы сейчас в двойственной позиции. С одной стороны, Беларуси как независимому государству с оборонительной доктриной нет необходимости иметь такой мощный бронированный кулак из 1800 танков и более 2000 бронированных машин. С другой стороны, мы являемся союзниками Российской Федерации, и в этом качестве территория страны рассматривается российскими стратегами как передовой плацдарм. И вопрос в том, как дальше будут развиваться события. Либо Беларусь продолжит поддерживать тесные союзнические отношения с РФ, и в таком случае нам необходимо содержать достаточно крупные ВС. Либо Беларусь будет обеспечивать свои национальные интересы преимущественно невоенными методами.
Исходя из новой Концепции национальной безопасности, трудно понять, какой сделан выбор. Мне представляется, что статус-кво некоторое время сохранится. Основная часть продукции наших высокотехнологических предприятий поставляется в РФ. Окончательно отношений в военной, военно-технической области с Россией никто разрывать не будет. Поэтому я думаю, что численность армии сохраниться примерно на таком же уровне, т. е. 55-60 тыс человек. Сохранится и количество бронетанковой техники, за исключением естественной убыли за счет старения, поэтому я полагаю, что в этой области с РФ сохранятся тесные союзнические отношения, в том числе и в сфере модернизации и поддержании боевой готовности вооруженных сил РБ.
Д. Мельянцоў. Я хацеў бы падтрымаць думку, што зараз структура ўзброеных сілаў Беларусі адпавядае той стратэгічнай сітуацыі, якая склалася на сённяшні дзень. Паколькі зараз Беларусь з’яўляецца стратэгічным вайскова-палітычным саюзнікам Расеі, то нам неабходна падтрымліваць на такім узроўні баяздольнасць і на такім узроўні колькасць войска. Аднак нам таксама трэба планаваць, як будзе развівацца наша краіна наступныя 5,10, 20 гадоў і разглядаць магчымасці якія паўстаюць перад нашай краінай не толькі на сённяшні дзень. Забегаючы наперад, скажу, што Беларусі абавязкова патрэбна ўступіць у НАТО, з тым каб канчаткова забяспечыць сваю бяспеку.
Галоўны мой тэзіс на тое, што ў нас даволі прасунутыя вайскова-палітычныя адносіны з РФ, але такімі ж тэмпамі ў нас развіваюцца і адносіны з Альянсам. Гэта не відавочна, паколькі па ТБ пра гэта не гавораць, па радыё таксама. Тым не меньш адносіны развіваюцца, у першую чаргу на тэхнічным узроўні. З іншага боку працягваецца такая антынатаўская кампанія, як вы ведаеце, у Канцэпцыі прапісана, што пашырэнне НАТО уяўляе пагрозу для нацыянальных інтарэсаў РБ. Насамрэч усе выглядае крыху інакш.
У 1992 годзе, калі Беларусь атрымала незалежнасць, з боку Альянса была прапанавана праграма супрацоўніцтва, якая называлася «Партнёрства дзеля міру». Аналітыкі згодныя з тым, што мэты гэтай праграмы былі ў тым, каб паступова ўцягнуць нашу краіну ў сферу ўплыву НАТО з наступным далучэннем да Альянсу. У межах гэтай праграмы Беларусьсю былі выкананы шэраг праектаў, у тым лку і скарачэнне ўзбраенняў, напрыклад, было прафінансавана скарачэнне супрацьпяхотных мінаў і г. д. Акрамя таго, вельмі важным крокам у адносінах з Альянсам стаў Працэс планавання і ацэнкі сіл, згодна з якім узброеныя сілы павінны былі паступова набываць сумяшчэнне з войскамі Альянсу, для таго каб удзельнічаць у аперацыях пад эгідай НАТО. Да 2004 г. Былі прыняты адпаведныя законы, якія дазвалялі беларускім вайскоўцам удзельнічаць у міратворчых аперацыях. Была створана адмысловая міратворчая рота і з 2005 г. нашыя вайскоўцы прымаюць удзел у вучэннях пад эгідай НАТО. Такія вучэнні адбываюцца, напрыклад, на тэрыторыі Украіны, калі нашая міратворчая рота перадавалася пад камандванне натаўскіх афіцэраў.
Калі казаць інстытуцыйна, палітычны узровень супрацы паміж НАТО і Беларусьсю, ён не дастаткова высокі. Мы да гэтага дня не маем штаб-кватэры НАТО, як ва ўсіх астатніх краінах СНД, не падпісана дамова пра абмен засакрэчанай інфармацыяй, што не дазваляе нам таксама ўдзельнічаць у некаторых цікавых для нас праграмах.
Але калі параўнаць нашыя палітычныя адносіны з ЗША і краінамі ЕЗ і нашыя вайсковыя адносіны з НАТО, то мы пабачым, што ўче сферы супрацоўніцтва закрыты і яны ўсе выконваюцца. І нават у межах супрацы на 2006-2010 гг. адной з мэтаў пазначана пераўзбраенне беларускага войска паводле стандартаў НАТО.
Рэзюмуючы, скажу, што беларускае войка пабудавана па такім самым прынцыпе, як іншыя еўрапейскія войскі. Узровень супрацоўніцтва Беларусі з НАТО — высокі, напрыклад, падчас апошніх вучэнняў ва Украіне, Беларусь накіравала больш за 20 вайскоўцаў, а на апошнія вучэнні ў межах КСАР АДКБ было накіравана толькі 5 чалавек.
АА: Все что вы сказали — это логическая схема. Сравнивать наших 20 офицеров с единой группировкой сухопутных сил, которая создана в рамках Союзного государства, — это преувеличение. Кроме того, существует совет по военно-техническому сотрудничеству РБ и РФ, сотрудничество в сфере модернизации военно-воздушной техники и т. д. Необходимо также учитывать противодействие Москвы в этом вопросе. Можно обратить внимание на простой факт: от нашей восточной границы до Москвы — 300 км. В этом случае вся территория Смоленской, Московской и др. областей оказываются под воздействием не только стратегического ядерного вооружения, но и обычных вооружений. Конечно, Беларусь делает определенные жесты в сторону НАТО, но на 2011 год запланированы очередные масштабные учения с российскими военными, и это говорит само за себя. Словом, НАТО — не при нашей жизни.
ДМ: Дадам толькі, што я не параўноўваю нашае супрацоўніцтва з НАТО з супрацоўніцтвам Украіны ці Грузіі. А параўношваю з узроўнем нашых палітычных адносінаў з ЕЗ і ЗША. З такога пункту гледжання нашыя адносіны, я лічу, знаходзяцца на досыць высокім узроўні.
ПК: На вопрос вступать ли в НАТО замечу главное — в нашей Конституции записано, что Беларусь будет безъядерной и нейтральной державой. Мое мнение таково, что я не думаю, что Беларуси нужно идти в НАТО. Сегодня действительно главный партнер для Беларуси — это РФ. Другое дело, какой все-таки быть той армии. У меня есть исследование самого Министерства обороны, какую армию может содержать Беларусь. Можно говорить, что у нас мало самолетов. Их было аж 260, часть мы порезали. Сегодня в полках из 30 самолетов летают всего 4-5. Почему? Нет ресурсов. Это страшная ситуация, это горе белорусской армии. Согласно исследованию МО, по сегодняшнему бюджету, который выделяется государством, Беларусь может содержать армию в пределах 30 тыс человек, и техники должно быть в 3-4 раза меньше. Может содержать, я подчеркиваю. Т.е. достойно содержать, достойно одевать, платить хорошую зарплату, обеспечивать жильем и т. д. Поэтому я сторонник того, чтобы Беларусь оставалась системе ОДКБ. Когда родится система общеевропейской безопасности, это тоже большой вопрос, хотя, безусловно, мы должны к этому стремиться. Но сегодня заявить, что мы выходим из ОДКБ и идем в НАТО — это будет глупость.
Сегодня следует думать о демократизации армии, нужно принять закон об альтернативной службе. Вот над чем нужно работать, для того чтобы армия стала открытым для общества государственным институтом. Вот о чем нужно думать, а не о том, как пойти в НАТО.
ЕЖ: Теперь я хотел бы обратиться к представителям Клуба молодых экспертов, результатом работы которого стал проект концепции молодежной политики — взгляд молодежи на свое место в стране, в обществе, армии и т. д.
Евгений Прейгерман: Обсуждая эти вопросы, нам стоит исходить из того, что если даже за этим столом существуют две или три точки зрения, то в обществе их еще больше. Поэтому когда полтора года назад, под эгидой аналитического центра «Стратегия», мы решили разработать концепцию молодежной политики, и когда мы провели опрос, оказалось, что армия является одним из проблемных пунктов в жизни молодежи. Мы стали думать, что же из себя вообще представляет белорусская армия и что с ней можно сделать. В рамках этой концепции мы сформировали несколько предложений, многие из которых, кстати, совпадают с теми, что уже были высказаны за этим столом.
Прежде всего мы пришли к выводу о том, что нужно открытое обсуждение данной проблемы. Вопросы армии они не сводятся исключительно к геополитике. Как вы знаете в Конституции записано, что Беларусь стремится к нейтральному статусу. Как трактовать данное понятие? В свое время посчитали, что такая формулировка не препятствует вступлению нашей страны в ОДКБ.
Помимо тезиса о том, что разговор о проблемах армии должен начинаться с широкой общественной дискуссии и становиться составной частью публичной политики, мы разработали также несколько конкретных рекомендаций. В частности — перевод белорусской армии на профессиональную основу и снижение количества военнослужащих до 30 тыс человек. Кроме того, мы считаем, что стоит обратить особое внимание на всю военную инфраструктуру, возможно, стоит частично ее использовать в хозяйственных целях. Ну, и ключевой вопрос — статус военнослужащего. В рамках концепции мы предлагаем ряд мер, касающихся кредитов по льготным ставкам для получения образования, жилья и т. д.
АА: Раз вы упомянули о переходе ВС на профессиональную основу армии, то хочу заметить, что количество военнослужащих в 30 тыс не получится. Что такое профессиональная армия? Это люди, которые должны содержать себя, свою семью, учить детей, ездить в отпуск, получать все материальны блага, которые получают хорошие менеджеры в хороших корпорациях. Сколько это будет стоить? Денег, которые выделяются из бюджета Минобороны, хватит в лучшем случае на 8 тыс человек.
В США самый большой военный бюджет в мире; на содержание подводных лодок и другой военной техники выделяется всего 25% средств, все остальное — расходы на содержание военнослужащих. Иными словами, озволить себе профессиональную армию могут только очень богатые страны, которые достигли определенной степени экономического развития.
ПК: Абсолютно согласен. Главное — это финансы. И не стоит забывать, что даже в большинстве стран НАТО смешанный принцип комплектования личного состава.
ЕЖ: Еще хотелось бы в ходе нашего круглого стола затронуть вопрос альтернативной гражданской службы. До сих пор у нас нет закона об альтернативной службе. В чем причина такой ситуации?
ЕТ: С 1994 года Конституция РБ содержит положение, которое предусматривает возможность выбора формы службы, но до сего момента, действительно, нет закона об альтернативной гражданской службе, как нет механизмов, которые позволили бы гражданину реализовать свое право на альтернативную службу. В начале этого года президент дал поручение Совбезу разработать данный законопроект. После этого была создана межведомственная комиссия, которая приступила к разработке законопроекта и до сих пор над ним работает (хотя в сентябре законопроект должен был быть передан правительству).
Сколько представители Минобороны не утверждают, что они не имеют к этому законопроекту никакого отношения, что это дело гражданских лиц, что они не возражают и ничего не имеют против альтернативной гражданской службы, в действительности именно под давлением военного лобби на данный законопроект был наложен гриф ДСП. Другими словами, мы имеем проект закона, который затрагивает права и интересы граждан, но на который наложен гриф «для служебного пользования». Кроме того, что в данный законопроект под давлением военного лобби планируют включить ряд положений, неприемлемых на наш взгляд. Так, например, законопроект оставляет в силе требование доказывать свои убеждения. Это неприемлемо, т. к., мы считаем, достаточно заявить о наличии убеждений, которые не позволяют гражданину нести воинскую службу. Помимо этого альтернативную службу предполагается сделать по сроку в два раза дольше, чем несение военной службы. Нет положения о том, что альтернативная служба должна проходить по месту жительства. Вызывает также беспокойство тот факт, что военные настаивают на том, чтобы в период прохождения альтернативной службы у граждан не было возможности параллельно получать заочно высшее образование. Мы предполагаем, что если все вышесказанное будет включено в закон, то, это будет скорее система наказания, а вовсе не система выбора.
ЕЖ: Готовясь к нашей дискуссии, я ознакомился с любопытным анализом, в котором предлагалось закупки и рынки сбыта белорусского ВПК сохранить за Россией, а стиль управления вооруженными силами более интенсивно перенимать у западной военной науки и пытаться интегрировать белорусский ВПК в мировые схемы производства оружия. Денис, можете прокомментировать такие предложения?
ДМ: Ну, як ужо і было сказана, тое ўзбраенне, якое нам дасталася ад Савецкага Саюзу, яно і маральна і фізічна ўжо састарэла. Калі казаць пра авіяцыю, практычна ўсе самлёты — гэта вытворчасць 1980-х гадоў, і гэта ў лепшым выпадку, бо ёсць машыны і з 1970-х. Т.б. рэсурс вельмі зношаны. І спецыялізацыя нашых прадпрыемстваў, якія працуюць у сістэме ВПК, скіравана пераважна на ўзоры старой савецкай тэхнікі. Т.б. гэта частка савецкай вайскова-тэхнічнай «піраміды». Альбо нам трэба радыкальна перабудоўваць сваю вайсковую сістэму і цалкам пераходзіць на стандарты НАТО, але гэта, ў сваю чаргу, патрабуе вельмі вялікіх фінансаў. Зараз мы сапраўды завязаны на расейскі рынак, напрыклад, уявіць будучыню Завода колавых цягачоў без рынку РФ вельмі складана. Гэта завод не здолее эфектыўна працаваць тольк на адных грамадзянскіх замовах.
АА: Я немного не соглашусь с Денисом, в отношении нашего ВПК. Наоборот, ВПК наш уже давно преимущественно не ориентируется на Россию. В отличие скажем от таких наших гигантов как «МАЗ», «МТЗ» и т. д. Взять тот же МКЗТ — недавно он выполнял заказ для Турции, натовской страны, между прочим. Этот завод производил танковозы для Саудовской Аравии и т. д. Кроме того, этот завод прошел через конверсию, и большинство в его производственной программе не составляют военные заказы. Поэтому, если мы говорим о российском рынке, прежде всего, нужно говорить о гражданской продукции. Россия через рынок сбыта, через нефть и газ, косвенно влияет на нашу, в том числе и геополитическую ориентацию.
ДМ: Дзякуй за ўдакладненне. У сваю чаргу хацеў бы вярнуцца да пытання прафесійнай/непрафесійнай арміі. Калі я казаў пра прафесійную армію, я кіраваўся тым, што гэта армія менавіта кантрактная. Наконт кантрактыных vs некантрактных армій, я хацеў бы акцэнтаваць увагу на тым, што структура арміі залежыць ад той вайсковай канцэпцыі, якую абірае краіна. Альбо гэта тэрытарыяльная абарона, альбо іншая спецыялізацыя і г. д. Напрыклад у Літве прафесійная армія, таму што яны прыйшлі да высновы, што ніякай буйной сухапутнай аперацыі на іх тэрыторыі ніколі не будзе, Літва не будзе бараніцца адна, а ў межах НАТО, таму, натуральна, літоўцам не трэба мець вялікую армію рэзервістаў, каб у час Ч разгортвай масавую армію. Іншая сістэма бяспекі ў той жа Швейцарыі. Канцэпцыя бяспекі Швейцарыя заключаецца ў тым, што калі раптам у Еўропе будзе вялікая вайна, то Швейцарыя застанецца нейтральнай выспай, дзе не будзе ніякіх баявых дзеянняў. Але ў выпадку, калі паўстане пытанне абароны, швейцарцы могуць мабілізаваць мільённую армію ў адны суткі.
Калі казаць пра Беларусь, я абсалютна ўпэўнены, што сухапутнай аперацыі на нашай тэрыторыі ніколі не будзе. Ні Расея, ні НАТО ваяваць на гэтай тэрыторыі не будуць, таму Беларусі войска ў 60 тысяч і нават у 30 тысяч, проста не патрэбна.
ЕП:Когда я был студентом, на моем факультете было такое отделение — международные отношения в военной сфере, где учились отпрыски нашей военной элиты. И там учился один довольно талантливый парень. Он сказал мне как-то интересную фразу: если завтра начнется война, то белорусская армия сдастся на второй день, а первым кто сдастся — буду я. В связи с этим я хотел бы спросить, каково моральное состояние офицеров и солдат срочников в белорусской армии? Действительно ли они готовы защищать родину ценой своей жизни?
Алесь Каліта: Хацеў бы сказаць пра матывацыю тых, хто ідзе служыць у войска. Сапраўды, многія ідуць на высокіх пачуццях, патрыятызму, абароны радзімы і г. д. Гэта тычыцца не толькі салдат тэрміновай службы, але і афіцэраў, якія заканчваюць Акадэмію. Але сутыкнуўшысь з рэальным узроўнем беларускага войска, шмат у каго адпадае жаданне ўдасканальвацца ў сваіх прафесійных, вайсковых ведах і г. д. Па маім меркаванні, гэта звязана з тым, што тое войска пра якое сення тут казалі, яно папросту неэфектыўнае. Узровень баевой і мабілізацыйнай гатоўнасці застаецца вельмі нізкім.
ПК: Я уже не работаю в армии, но я знаю ситуацию, встречаюсь с офицерами и т. д. Положение армии крайне сложное. Я не один раз заявлял в прессе, что белорусская армия небоеготовна. Примерно до 1980-го года был престижно служить в армии. После известных событий, когда Горбачев подставил армию в Тбилиси, Баку, Вильнюсе, начали офицеров бить в Москве… Я помню, что многие не хотели в то время ходить в форме, потому что можно было получить в лоб. Сегодня у нас ситуация не лучше. Чтобы выпускник Суворовского училища когда-то сказал «я пойду в МВД»… Никогда такого не было. Над ним смеялось бы все Суворовское училище и презирало бы его. Сегодня после Суворовского хотят идти а) в ГАИ, б) в таможню, в) пограничные войска и т. д. Какой же престиж, если в армию не хочет идти воспитанник Суворовского училища?! Молодые офицеры, почему они сегодня уходят? Потому что даже те льготы на жилье, которые были, отменены И от этой нищеты люди уходят в другие структуры.
Сегодня офицеры не хотят переезжать из гарнизона в гарнизон. Ему говорят: здесь у тебя майорская должность, а в Бресте, условно говоря, — должность подполковника. А он говорит: не хочу. Почему? Тут у него квартира, гараж, машина, жена работает. Офицеры — уже не карьеристы. Это мертвая армия и это, к сожалению, никто не хочет признать.
ЕТ: Еще несколько штрихов к картине, которую вы нарисовали. Сегодняшняя белорусская армия — это коррупция. Вот я цитирую по документам МО: «отдельными командирами периодически незаконно выделяется личный состав и техника для выполнения работ, не обусловленных обязанностями военной службы. Использование государственного имущества в личных целях и т. д.». Кроме того — дедовщина. И попытки справляться с этой проблемой, они, конечно, предпринимаются, но пока безрезультатно. Наконец, еще одна проблема: армия абсолютно закрыта от гражданского контроля. У нас нет возможности, за исключением отчетов политпризывников получить информацию о том, что происходит внутри армии. Повторюсь, нет гражданского контроля в армии, и МО так и не смогло продвинуться в этом направлении.
Франак Вячорка: Я магу падзяліцца сваім уласным досведам. За 15 месяцаў, я ні разу не адчуў, што я служу. Толькі аднойчы мне даверылі аўтамат Калашнікава і я стрэліў тры патроны. Т.б. у гэтай арміі не вучаць бараніць радзіму, а вучаць абслугоўваць кантрактнікаў, афіцэраў, прапаршчыкаў і камандзіраў. Я, напрыклад, шкадую, што тая ініцыятыва пра якую казаў сп. Казлоўскі правалілася. Бо ў беларускай арміі вельмі шмат камандзіраў, у тым ліку і сучасны міністр абароны, яны не беларусы па нацыянальнасці. У гэтай арміі няма нічога беларускага. Няма мовы, паўсюль савецкія сімвалы… Разумееце, яна савецкая да мозгу касцей. Наконт дзедаўшчыны, дадам толькі, што яе падтрымліваюць таму, што гэта выгадна афіцэрам, каб, як ім здаецца, эфектыўна кантраляваць салдатаў, прымушаць салдатаў працаваць. Не важна, што салдат робіць — галоўнае каб ён быў стомлены.
Андрей Дмитриев: Я служил раньше чем Франак, но судя по рассказам, принципиально ничего не изменилось. Правда, стреляли мы почти каждые два дня из пистолета и каждую неделю из автомата. Мне кажется, что все те проблемы, которые мы обсуждаем сегодня, они оттого, что у нас до сих пор не определена правильная рациональная концепция национальной безопасности. Кто является врагом в современном мире у РБ? Какие возможные угрозы существуют перед страной и как на них страна должна реагировать? На мой взгляд, наша армия превращается в потешные войска потому, что в армии нету смысла. И этот смысл появится только тогда, когда власть начнет выстраивать концепцию национальной безопасности не исходя из политических пристрастий, а исходя из реальной оценки ситуации. Сегодня армия нужна для чего? Для того, чтобы у нас был главнокомандующий.
ЕЖ: Дзякуй усім. Як мы можам зрабіць выснову, асноўная праблема ўзброеных сіл у тым, што гэта закрытая для грамадства інстытуцыя. Таму яна абсалютна бескантрольная і не можа быць адкарэктаваная з улікам экспертнай думкі, з улікам думкі грамадства. Зрэшты, армія дзеля таго і існуе, каб забяспечваць нашую бяспеку, а не быць рэпрэсіўнай структурай у дачыненні да сваіх жа грамадзян. Спадзяюся, што гэтае мерапрыемства будзе дадатковай цаглінай у падмурку да падыходу грамадзянскай супольнасці да выпрацоўкі эфектыўнай канцэпцыі нацыянальнай бяспекі, той эфектыўнай ваеннай дактрыны, якая сапраўды будзе ўлічваць нацыянальныя інтарэсы Беларусі.