Суть проводимой в Беларуси аграрной политики можно понять только в сравнении с европейской. Точнее — с аграрной политикой развитых государств. Ибо в аграрном отношении Аргентину, Бразилию и многие другие страны следует считать развитыми. Это страны с рыночной экономикой, которая по определению работает на покупателя и функционирует потому, что удовлетворяет его потребности и даже прихоти. В этом можно увидеть фатальную предопределенность судьбы бизнеса в целом и каждой отдельной фирмы, в связи с чем государством проводится политика, направленная на ограничение производства. Понятно, что бизнес, ведомый конъюнктурными соображениями, сопротивляется политике, благодаря которой выживает. Но главный парадокс состоит в том, что благодаря этой политике обеспечивается долгосрочное динамическое равновесие на рынке, и потребности потребителей удовлетворяются оптимальным образом.

Эта парадоксальность бросает вызов рациональности и провоцирует стремление навести в сфере производства и распределения раз и навсегда установленный порядок. Соблазн постоянный, сильный и массовый, побуждающий к соответствующим действиям. Начинают обычно с политического рационирования потребления (карточки, талоны, квоты и иные хорошо известные в нашей стране меры), исходя из которых, производителям доводятся «твердые задания» по поставкам тех или иных видов продукции по установленным ценам. Рационирование осуществляется на достаточно низком уровне, так что у производителей появляется перспектива роста, который им вменяется централизованным повышением объемов «твердых заданий». Благодаря этому потребители тоже обретают перспективу. Их как бы даже обязывают к увеличению потребления в будущем, предлагая обмен гарантий в будущем на политическую лояльность и вовлеченность в «общее дело» в настоящем.

Планированию производства и потребления придаются черты научности, сбалансированности, поэтапности, которые должны создавать впечатление, что процессы идут как надо, развиваются в нужном направлении. Экономический закон такой принудительной организации хозяйства сформулировал еще Сталин. Вождь всех времен установил, что при социализме (классический образец принудительной организации хозяйства) основной экономический закон проявляется в процессе максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и духовных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники.

Закон Ома или Архимеда действуют автоматически и однозначно. Законы экономические, сформулированные подобным образом, нуждаются в толковании. Понятно, например, что увеличение производства немыслимо вне технического прогресса, поэтому среди других целей современное техническое оснащение становится на все времена приоритетной (базисной). В ее тени насущные потребности теряют актуальность.

Основную смысловую нагрузку тут несет понятие меры, устанавливать которую должна высшая структура (вождь, партия, государство). Установление меры всего и во всем — к этому, собственно, и сводится сущность политики, проводимой уполномоченными на то персонами и институтами социалистического государства. Народ активным соучастием обязан следить за безусловным исполнением этого требования.

Разумеется, имелись тонкости, определяемые спецификой того или иного вида производства. В «духовном производстве», например, перо приравнивали к штыку и всячески третировали «творцов-беспредметников», а «предметников» наказывали за неправильное понимание тенденций прогрессивного развития предметов их творчества. В аграрной сфере фишкой была отмена частной собственности на землю, в результате чего полностью утрачивала свое регулирующее значение земельная рента. Указывая на коренное преимущество колхозов перед капиталистическими хозяйствами, Сталин подчеркивал, что земля отдана им в вечное бесплатное пользование. То есть как бы ни худо шли дела в колхозе, разориться он не может. Обратная сторона медали — колхозы попадали в неоплатный долг перед государством. Поэтому у каждого успешного и неуспешного колхоза государство могло отнять весь урожай, не забывая указать, что благодаря ему колхозники из подневольных крестьян превратились в свободных от эксплуатации хлебопашцев.

Та же самая риторика характеризует аграрную политику современного белорусского государства. Сельское хозяйство живет, есть успешные и менее успешные и даже никудышные сельхозорганизации. Но каждая из них находится в тотальной ресурсной зависимости от государства, которое охотно списывает им любые долги (в этом смысле крестьяне на самом деле представляют собой вольных хлебопашцев), но взамен требует неукоснительного выполнения «твердых заданий». Что называется, любой ценой.

Эта политика едва не потерпела поражение в 2003 году, когда даже по принятым псевдорыночным правилам игры оказалось, что вся отрасль целиком стала убыточной. Фактически обанкротилась. Самым серьезным образом обсуждался вопрос об освобождении цен на сельхозпродукцию, и даже в правительстве говорили о необходимости его положительного решения. Но в 2004 году сельскохозяйственные организации были административно переданы на баланс промышленных предприятий, частных фирм, банковских и других организаций, которые приняли на себя их убытки. А в принципе ничего не изменилось. Убытки от сельскохозяйственной деятельности предприятия взять на себя в полном объеме не могут, за них расплачивается государство.

А кто платит, тот и заказывает музыку. Например, специалисты считают, что нынешние объемы производства в отрасли соответствуют общему состоянию и возможностям экономики, конъюнктуре и пр., а потому нет нужды в наращивании объемов производства. В частности, речь шла о производстве молока, зерновых, овощей, картофеля. Говорилось, что производителя должен в большей степени заботить не объем производства, а товарные качества того же картофеля. Его очистка, сортировка, упаковка и прочие процедуры, без которых продукт нельзя реализовать на рынках, ощутивших все преимущества выбора среди конкурирующих поставщиков.

Но даже такие безусловно рациональные соображения власть использовала всего лишь в качестве риторического гарнира для прежней политики. Де мол, все что-то делают, но за соблюдением качественных показателей вынуждают следить президента. Предметом его первоочередной заботы становится то яйценоскость кур, то содержание клейковины в пшенице, то кондиции пивоваренного ячменя, но безусловный, вошедший в анекдоты приоритет, имеет картофель. Как же, в Беларуси — все бульбоводы.

А между тем качество этой культуры, производимой в большинстве в хозяйствах население катастрофически ухудшилось. По мнению некоторых специалистов, на какое-то время в Беларуси вообще надо запретить производство картофеля. Чтоб использовать паузу для восстановления условий нормального производства. Возможно, это преувеличение. Но заслуживающее, по меньшей мере, внимания со стороны руководства. Ведь показательно, что даже местный «Макдональдс» от белорусской картошки отказывается.

С количеством тоже не все ясно. Считается, например, сто в Беларуси производится ежегодно 7-9 млн. картофеля и по его производству на душу населения вы занимаем лидирующие позиции в Европе и мире. На сей счет существуют определенные сомнения. Но если так оно и есть на самом деле, то это только хуже для самого дела. Ведь об экономическом успехе или неуспехе можно в производстве можно судить только по уровню товарности. Если население выращивает картофель (в таком огромном количестве) для своих собственных нужд, то это свидетельствует, по меньшей мере, о его психическом нездоровье. Раньше типичная модель белорусской частной фермы выглядела так: пять-шесть едоков-работников, корова с теленком, птица, пара-тройка свиней, часто несколько овец, которые все вместе съедали за полгода (к весне, как правило, оставались только семена), всю «бульбу», которую выращивали. Картофель в личных подсобных хозяйствах по этой причине был фактически монокультурой.

Когда говорят «второй хлеб», то имеется в виду, что «первого» — зерна — не хватает. И потому, в частности, картофель называют хлебом для бедных. Следовательно, если государство и население богатеют, то потребление картофеля падает. Соответственно, уменьшаются объемы производства. Если же судить по официальным данным, то Беларусь и белорусы богатеют. Но в картофельном вопросе действуют вопреки общей тенденции. И даже не в тенденции дело. В Беларуси практически исчезла деревня как традиционно колхозно-крестьянский тип расселения. Разрушились семьи, постарело и вымерло население, уже практически не осталось личных подсобных хозяйств «полного цикла», когда скот держат не только для получения молока и мяса, но и навоза под картофель, который в таком количестве выращивают именно на корм скоту.

К этому добавить, собственно, нечего. По этой причине официальные показатели производства «второго хлеба» вполне адекватно можно оценить фразой: слон — это мышь, изготовленная по государственному заказу. Поскольку большая часть выращиваемого картофеля потребляется в самих домохозяйствах, то на самом деле никто и не знает, сколько его выращивается. А поскольку эти хозяйства натуральные, практически никак не связанные с рынком и государством, то приписки в этом случае не носят криминального характера. В любом случае можно сослаться на недостаточную надежность методов наблюдения. А власти интересно, чтобы статистической бульбы было больше. Пусть не намного, на полпроцента-процент, но показатель роста ВВП таким образом можно выжать из самой матушки-природы. Получить в виде своеобразной земельной ренты.

Что касается именно экономики, то о ней позволяют судить показатели экспорта. В прошлом году за рубеж было продано 28,2 тыс. тонн картофеля, при заявленном объеме производства в 7 млн. тонн. В нынешнем при при урожае в 8,2 млн. тонн собираются продать 100-200 тыс. тонн. Таким образом «экспортная квота» составляет 0,4-1-2%. В прошлом году продали на 6 млн. долларов. Это годовой доход одного фермерского хозяйства. А у нас трудились всей страной.

Но помнят сталинский закон. По словам Василия Павловского, заместителя минстра сельского хозяйства и продовльствия, валовые показатели отрасли должны ежегодно повышаться на 15-17%, а за пятилетку увеличиться в 1,5 раза. Вот тогда потекут в Беларуси молочные реки в кислеьных берегах? Да еще на базе «высокого технического уровня». Тут каждое слово вызвает вопрос. Планируется не только увеличить производство, но и повышать качество продавать не сырье, а готовую продукцию. Но, во-первых, высокий техуровень потребует значительного увеличения расходов, во-вторых, углубление переработки связано с существенным увеличением потребления энергоресурсов, цены на которые в ближайшее время сравняются с европейскими. И теперь уже придется бить поклоны на все четыре стороны (света) не только для того, чтобы обсепчить страну теплом, но и для изготовления собственного (как говорят в правительстве, не уступающего мировым аналогам) картофеля-фри.

Золотая картошечка получится. Какой уж тут хлеб для бедных. Но Лукашенко озвучил «контрольные цифры», с которыми, вероятно, выйдет к народу на очередном Всебелорусском собрании. Хорошо, если посланцы не примут встречные повышенные планы. А пока производство (для удовлетворения постоянно растущих материальных и духовных потребностей общества) намечно поднять за пятилетку до 10 млн. тонн и повысить экспорт до 300 млн. долларов. Разумеется, если нет денег, то и последнюю рубашку продают. И если станут покупать картошку, почему бы ее и не продать. Тем более, что к 2015 году, вполне возможно, открытая белоруская экономика окончательно утратит конкурентоспособность на вшнешних рынках.

По картофельному вопросу ей предстоит конкурировать с очень мощными производителями, которые не увлекаются игрой в статистические показатели и научные прогнозы на базе планомерного развития. В полном соотвествии с определением картофеля как хлеба для бедных в последние годы развивающиеся страны, сохраняя позиции крупнейших импортеров, все больше утверждаются в роли его ведущих производителей. Производство картофеля в развитых странах, особенно в Европе и СНГ, сокращалось примерна на один процент в год на протяжении последних 20 лет. При этом темп роста производства в развивающихся странах составлял примерно пять процентов в год. Этот рост обеспечивался за счет азиатских стран, в особенности Китая и Индии. В 2005 году доля развивающихся стран в мировом производстве картофеля составила 52%, превысив долю промышленно развитых стран. А 20 лет назад доля развивающихся стран в мировом производстве картофеля составляла немногим более 20%.

Правда, как с сожалением отмечают эксперты, мировое производство и потребление картофеля не так быстро, как население планеты. Но невозможно представить это растущее в численности население застывшим в мучительном ожидании счастливого дня, когда после очередного срока пребывания у власти Лукашенко картофельный экспорт Беларуси поднимется до 300 млн. долларов.

Тем более, что в существующих условиях, определяемых растущим преобладанием городского населения, уменьшаются возможности не только для производства картофеля, но и для его потребления. Наши «бульбаводы» пока все еще учатся сортировать, очищать и упаковывать свежий картофель, а мир уже практически перешел на торговлю переработанной продукцией.

Когда мы говорим об экспорте, мировых рынках и прочих приятных для слуха местечковых чиновников вещах, то имеем в виду в основном Россию. Порой мы к этой стране испытываем сложные чувства, порой совершенно необоснованно. Эхо ушедших времен, когда Центр рассматривал Беларусь в качестве своего законного колхоза и забирал у него то количество продукции, которое находил нужным и возможным. Центр ассоциировался с Россией, но она сегодня получила доступ к продовольственным ресурсам развитых стран. Подчеркнем, аграрная политика этих стран, в отличие от нашей, направлена на ограничение производства. Но в Европейском союзе существуют нюансы, благодаря которым, например, для сельского хозяйства Польши были созданы оптимальные условия для интеграции в рыночное пространство. И уже через несколько лет Польша существенно увеличила экспорт продовольствия, вышла на стабильно растущее положительное внешнеторговое сальдо. Но не менее традиционное, чем для Беларуси, картофельное производство пришлось сократить вдвое, поскольку в богатой Европе покупатели давно не конкурируют друг с другом за «хлеб для бедных».

Вообще, рыночная экономика отличается от мобилизационной (сталинской) нашей наличием в тактическом резерве неиспользуемых мощностей. Они запускаются в производств при первых признаках конъюнктурного оживления. В сельском хозяйстве такая структурная перестройка осуществляется в течение нескольких осеннее-зимних месяцев подготовки к новой посевной. А к осени уже дает желаемые результаты. Как у мастера можно заказать «виц-мундирный фрак», так с производителем можно договориться о производстве нужного количества продукции. И это уже будет «бульба под заказ». В оговоренных количествах и нужного качества. А не так, как это делается у нас. Можем продать, можем не продать, можем сохранить, можем сгноить, как в недавние времена, когда после вскрытия переполненных гнилью колхозных буртов, людям во всей округе приходилось зажимать носы.