Итак, дан старт предвыборной кампании 2004 г. в ППНС РБ, кампании «абсолютно честной и прозрачной» (согласно очередному «обещанию»). Михаил Маринич, один из ее потенциальных участников, персонаж вполне проходной, находится в следственном изоляторе. Вне зависимости от того, в чем именно он будет признан виновным, тяжесть его вины будет такой (я готов утверждать, что в конечном счете эта тяжесть не превысит удельного веса национальной мерной единицы — ящика гвоздей), и продержат его в СИЗО ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы он не смог принять участие в парламентских выборах, и, конечно, в президентских выборах 2006 г.

Карты, деньги, два ствола

Председатель КГБ Ерин дал такое официальное разъяснение: при задержании у бывшего министра внешнеэкономических связей, экс-посла в Латвии были обнаружены два пистолета иностранного производства (непонятно, правда, каких: возможно, водяных, возможно, детских, возможно, из папье-маше) и большая по нашим меркам сумма денег — $90 тыс. Хотя, конечно, для человека делового и инициативного, к тому же лидера общественного объединения «Деловая инициатива», это не очень большие деньги (знают ли сотрудники КГБ, сколько стоит квартира в Минске, скажем, под офис?). Вообще говоря, можно ли в нашем царстве государстве носить при себе или держать в чулане деньги? Существуют ли законы, оговаривающие объем и ценность носильного и хранильного? Почему деньги всякий раз упоминаются в качестве некой «улики»?

Очень захотелось вспомнить о том, как в свое время таким же образом были «обнаружены» деньги Бориса Немцова — «более 50 тысяч долларов». Сам Немцов потом рассказывал, как белорусские кэгэбэшники нервно икали: по всему было видно, что деньги выданы им под расписку, под личную ответственность. Жаль, что Немцову не хватило дерзости: нужно было потребовать деньги «назад» и требовать без конца. Было бы забавно. Было бы смешно: не исключено, что тогда не было бы возможности обнаружить указанную выше сумму на даче у Маринича. Взятую из спецхрана. Под расписку. Под личную ответственность. Возможно, все было не так, но суть в том, что все могло быть и так. Бригада, побывавшая у Михаила Афанасьевича на даче, в конечном итоге могла бы обнаружить там боеголовку (если бы таковая имелась бы в спецхране). Или ящик гвоздей — здесь все, как говорится, зависит от снабжения и воображения.

Совсем забыл упомянуть о том, что в отношении Михаила Маринича возбуждено уголовное дело сразу по двум статям — ч.2 ст. 295 «Незаконные действия в отношении огнестрельного оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ» и ч.2 ст. 377 «Хищение либо повреждение документов, штампов, печатей» УК РБ. То есть, помимо денег и стволов там фигурируют какие-то карты — возможно географические, возможно таро, возможно, какие-то деловые документы, — неважно. Если иметь в виду президентский указ № 186, утверждающий перечень сведений, составляющих государственную тайну, найденным компрометирующим документом могло быть все, что угодно, — в том числе номер «Народной воли» от 13 апреля с статьей М. Маринича, за которую он уже был оштрафован в размере, кратном вышеуказанной «обнаруженной» сумме, но в тысячу раз меньше ($90).

Любопытный момент связан с «хищением». Само по себе наличие чего бы то ни было не свидетельствует о хищении, поскольку это понятие предполагает субъекта (человека, институт, структуру), у которого это наличное было похищено. Но фиксируется только факт «обнаружения». Означает ли это, что наши спецслужбы…

Вот так из классического узника совести пытаются сделать кого-то, напоминающего шпиона. Сюжет опереточный, сюжет узнаваемый. Оказывается, шпионы у нас любят публиковаться в газетах и ходить на выборы — этого в опереттах не бывает, и это: новация.

Белорусский закон вероятности

Он прост: если вы верный пес на службе государевой, то вас привлекут к ответственности с вероятностью 50×50. Вне зависимо от того, служите ли вы честно, служите ли вы бесчестно, имеете ли свою точку зрения, держитесь ли «курса», являетесь ли вы директором предприятия, министром или бывшим министром. Существует мнение, что если «сидеть и не высовываться», то все будет нормально. Широко распространено грубое заблуждение, что если не критиковать режим, то чаша сия минет.

Однако второе положение белорусского закона вероятности гласит: соотношение пострадавших между соратниками режима, противниками режима и «нейтральными» равно 33,33 к 33,33 к 33,33. При условии соблюдения репрезентативности (в количественном отношении «соратников» и «нейтральных» сидит больше). Все это говорит об одном: режим слеп. Это как если бы тяжесть нашей вины определяла обезьяна. И это не «случайная» обезьяна: ее обезьянья логика в точности совпадает с логикой Аппарата, который представляет собой ни что иное как политическое поле, находящееся в патовом состоянии.

Недавно бывший директор ОАО «Купалинка» Олег Грабек в «БДГ» несколько недоуменно заявил о том, что «уголовное преследование директоров предприятий при сомнительных признаках преступления стало нормой в Беларуси». И далее: «Известны случаи, когда „хищением“ признают средства, направленные на взаимозачет либо оплату поступившего сырья. Одного директора обвинили даже в хищении евро в 1998–2000 годах, когда такой валюты еще не существовало». Это нечто, напоминающее прозрение. В самом деле: существует норма, и норма эта отвратительна, хотя и в некотором смысле закономерна. В соответствии с этой нормой, вероятность того, что у любого белорусского партийного лидера найдут деньги и наркотики, примерно равна вероятности того, что у председателя КГБ Леонида Ерина или министра образования Александра Радькова найдут ядерную боеголовку.

В чем же отличие? В том, что Михаилу Мариничу будет выказана общественная поддержка. Чего не случилось, скажем, в случае с Галиной Журавковой, хотя, быть может, она и заслужила определенного сочувствия. В том, что Михаил Маринич будет признан узником совести, а Леонид Ерин — нет. Потому что первый пытался противостоять этой предельно несправедливой системе, а второй — всячески ее укреплял. Но, как гласит самурайская истина, во всем важен конец.

Пару слов в защиту демократического правосудия. Суть его состоит в устранении обезьяньей случайности. Суть его в том, что меру вины того или иного человека должен определить суд, независимый и освобожденный от логики Аппарата. Только такой суд может избавить от бесконечного страха жизни в обществе стабилизированного риска. И прежде всего — тех, кто служит режиму или как бы сохраняет нейтралитет.