Несмотря на то, что некоторые высказывания Александра Лукашенко породили реактивную медиа-волну, почти ничего нового сказано не было. Своего рода воспроизведение известного, повторение уроков, но, как уже сказано, на новом эмоциональном витке. Все мы уже достаточно наслышаны о беспомощности оппозиции, о том, что она рвется во власть, об угрозе со стороны НАТО, двойных стандартах, о терроризме, и напротив — стабильности, безопасности, процветании и т. д. и т. п.
Заявление о том, что ЕС вынашивает планы физического устранения белорусского президента может рядиться в подлинный «информационный повод» («Недавно я получил дополнительную информацию о том, что они планируют вплоть до силового уничтожения президента. Вы им передайте: пусть к этому пункту переходят сразу. Потому что сломить меня у них не получится, чтобы они не делали»), но разве слушающий между фраз не слышал чего-то подобного и ранее? Разве Александр Лукашенко, выступающий специфическим фетишем мирового Добра, Счастья и Безопасности, не фигурирует в планах мирового Зла, Несчастья и Угрозы как главное препятствие на пути их реализации? Разве широко понимаемый Запад как производитель и дистрибьютор (но почему-то не потребитель) наркотиков и секса не мечтает (вот уже 10 лет) избавиться от Lukashenko? Конечно, мечтает. Просто не получается так гладко как с Милошевичем и Хусейном.
Потому что система безопасности на постоянном чеку.
Разумеется, не смотрится новацией и обещание вступиться от имени России (которое сама Россия давать не торопиться, поскольку ей пока еще есть что терять). Данное «обещание» отличается от предыдущих разве что чувственной рельефностью и эмоциональной выпуклостью, а также неуместным напоминанием о том, что «безопасный» договор заключен еще с Борисом Ельциным. То есть что бы там себе не думал его преемник, а договор дороже денег. Тень «Бориса-интегратора», нужно полагать, всплывает не случайно: намедни его преемник получил предупредительный сигнал от 100 европейских политиков, усмотревших симптом скатывания Федерации к авторитаризму.
Забавно, что журналисты разыскали тень Бориса, и та — прямо в камеру — выбубнила решительное осуждение властного порыва Лукашенко. Парадоксальная тень прекрасно сыграла свой маленький, но важный эпизод: уместная в одном отношении, она суть неуместная ссылка на опасные связи определенного рода. А говорят ведь, что Борис Николаевич любил власть никак не меньше Александра Григорьевича. Был властолюбив до сластолюбия и сластолюбив до властолюбия, но… Чувство собственного и политического достоинства? Пожалуй. Так появился «преемник» (термин, вызывающий бурю негативных чувств у Александра Лукашенко).
«Парадоксальный» Ельцин — это типовой элемент описываемой речи в том смысле, что дополняет череду подобных же элементов. Вот, например, фрагмент: «Мы стерпели, когда они к нашей границе на польской территории поставили пункты контроля за территорией до Москвы. Адекватно ответили.» И далее: «мы не можем не замечать дальнейшего расширения влияния США и блока НАТО в нашем восточно-европейском регионе». Таким образом получается, что «мы», во-первых, «стерпели» (никак не реагировали на продвижение НАТО), во-вторых, некоторым образом «адекватно ответили» (каким образом? тоже куда-то расширились?) и, наконец, «не можем не замечать дальнейшего расширения» (т.е. все-таки не замечали? или как-то иначе?).
Нам уже доводилось говорить об абсурдистской составляющей подобных спичей, и в данном случае нам интересует не она. Нас интересуют не столько парадоксы сообщения, сколько его «подлинное» содержание — когда резонерский дискурс внезапно прерывается кашлем дорвавшегося до слова бессознательного. Точки высшего эмоционального накала — вот где сообщается самое любопытное.
Следовало бы обратить внимание на то, что наиболее гневную реакцию Александра Лукашенко вызывают не столько события типа расширения ЕС или НАТО либо доклады о нарушении прав человека в Беларуси. Либо даже выставленные на публичное обозрение сведения о якобы готовящемся покушении на президента (о котором президент любит говорить в третьем лице, словно поражаясь той мысли, что «он» — это «я»). Пожалуй, подлинный Drung und Sturm эмоций оживлял президентские речитативы дважды — когда некоторым белорусским чиновникам отказывали во въездных визах в страны ЕС. События, казалось бы, вполне рядовые: кому только не отказывают во въездных визах — наркодилерам, коррумпированным чиновникам, различным негодяям и злодеям, коих в любом царстве-государстве водится предостаточно.
С другой стороны: что г-д Сивакова, Павличенко, Наумова и Шеймана так привлекает в Европе? Чем так важны для них въездные визы с точки зрения белорусского президента? Насколько известно, эти люди и при отсутствии различного рода запретов совершали навигации в Европу не часто.
Быть может, все дело как раз в том, что названных людей приравнивают в странах ЕС к преступникам, мошенникам, авантюристам, — назовите как угодно. Приравнивают — с точки зрения белорусского президента. На деле же пока не приравнивают. Следовало бы напомнить о том, что ЕС в очередной раз призывает белорусские власти провести расследование так называемого дела об исчезнувших. В качестве шага, демонстрирующего серьезность этих призывов и намерений, введены санкции — пока против ограниченного круга лиц, предположительно причастных к этому делу. Степень причастности может быть разной: в докладе Пургуридеса, например, упоминается термин «противодействие расследованию». Причины этого противодействия — опять же — могут быть разными (например, угрозы), и здесь важно уяснить, что речь о каких-то конкретных судебных заключениях пока не ведется.
Что же говорит по этому поводу Александр Лукашенко? Он говорит следующее: «Головы генералов сняты не будут, как они хотят. И потом — бьют по самым честным, надежным, преданным людям нашему народу и государству. Передайте: ни Шеймана, ни Наумова, ни Сивакова, ни Павличенко они не получат». Самое интересное в том, что Александр Лукашенко уже заранее знает, что в результате расследования головы генералов в обязательном порядке «будут сняты» и кем-то там «получены». Откуда ему это известно? Неужели об этом сообщается в докладе Пургуридеса? Насколько нам известно, ничего подобного там нет. Между тем белорусский президент подчеркивает: «Видите ли, Павличенко не нравится. Павличенко, который этих негодяев остановил на подступах к резиденции три года назад, когда они шли на штурм. И они хотят, чтобы я Павличенко бросил под гусеницы танков?». Почему, собственно, Павличенко должен в итоге оказаться под гусеницами танков? Такие вот экстатические картинки — не слабее, чем в «Голом завтраке» Кроненберга.
В общем создается странное впечатление. Если бы эти слова были произнесены в более рассудочной манере, можно было бы придти к выводу, что Александр Лукашенко посылает широким общественным массам сообщение, общий смысл которого: я — заложник людей, имена которых вам еще раз сообщаю. Если будет проведено расследование, их головы будут сняты по известной причине. В общем, я являюсь носителем информации, которая, собственно, и заставляет меня держаться президентского кресла. Я человек, который слишком много знает. Возможно, на въезд Александра Лукашенко пока не распространяется вышеупомянутый запрет по той причине, что структуры ЕС хотели бы обсудить это его знание.
Если бы легендарный Ахилл любил поговорить, возможно, он без конца рассуждал бы о своей пятке. Как Александр Григорьевич — о Павличенко. Мол, ни за что не дам ударить на моей пятке просто потому, что она — МОЯ. Кто бы сомневался? У всякого человека (и политического режима) имеется свой симптом — дыра, сквозь которую проглядывает непривлекательный образ Реального (пята, выдающая невозможность совершенства, в какой бы символической оболочке оно ни выступало — «стабильности», «безопасности», «непогрешимости» и пр.). Реальное режима, общая суть которого определяется архаической формулой «мои внутренние дела».
Не вмешивайтесь в «мои семейные дела», говорит Лукашенко, потому как это мои внутренние дела. Используя модель поведения белорусского президента, мы можем поступать со своими домочадцами по своему усмотрению, и на все притязания правоохранительных органов разобраться кто и куда исчез, отвечать: это мои семейные дела. Власть отца семейства в ее предельно архаической форме (когда домочадцы не фиксируются в качестве «людей»), власть рабовладельца (когда рабы рассматриваются в качестве «собственности» и не более того), — вот фундаментальный ракурс белорусской власти. Кому какое дело, что в Беларуси кто-то исчез? Это же наше «внутреннее» дело! Сами разберемся. И потом: исчезать — ведь это так нормально (сначала из парламента исчезла оппозиция, потом начали в массовом порядке исчезать избиратели, газеты, структуры NGO, конкретные граждане). Нужно ли говорить о том, чего более всего боится Александр Лукашенко? Разумеется, собственного исчезновения. Вот вам подлинное содержание речи президента. Вот вам подлинный симптом режима.
Когда европейские политики предупреждают Путина об угрозе «авторитаризма» в России, они имеют в виду нечто иное, нежели в случае белорусской «диктатуры». Речь о совершенно различных ступенях политического взлета/падения. Было время, Александра Лукашенко предупреждали примерно о том же, что и Путина. Сегодня с ним говорят несколько иным тоном — как с человеком, последовательно ведущего страну к тотальному моральному растлению. Приобщающего ее к этому растлению. Пропали люди? Кому какое дело! «Неужели вы не понимаете, что это уже заезженная карта — „скраденные“?» Да и вообще, виноваты не те, кто их «скрал», но те, кто постоянно об этом напоминает. Путин, по меньшей мере, не считает, что-то или иное преступление не стоит внимания, что оно не должно расследоваться. Следовательно, он пока не готов подписаться под постулатами белорусского «морального кодекса».
Между тем белорусский режим сделал все от себя зависящее, чтобы его «внутренние дела» приобрели международный окрас. Тщательно скрываемый симптом всегда оказывается «внешним». Это как с алкоголизмом: мы редко наблюдаем процесс, но результат всегда на лице. Мы в точности не знаем, каким образом исчезли исчезнувшие и кто к этому на самом деле причастен, но симптом нашей «государственности» зияет уродливым наростом: если в Беларуси кто-то исчезнет, до этого никому (в Беларуси) не будет дела. Следовательно, подобные дела должны передаваться «внешнему государству» — Европе. «Государству», которое в определенной мере способно обеспечить безопасность граждан. Которое, по меньшей мере, пытается препятствовать диктату, террору и насилию.
| |