Современное понимание среднего класса родилось в рамках функциональной (статусной) концепции классов как одной из основных общественных страт (Р. Арон, Д. Белл, Т. Парсонс, У. Уорнер, Х. Шельский и др.). Эта концепция является развитием веберовской трактовки классов и принципиально отличается от марксистской классовой теории. Авторы функционального подхода к классам выделяют следующие классообразующие признаки:

Эти параметры проявляются в чувстве коллективной самоидентичности, поведении и образе жизни класса и в совокупности образуют определенный социальный статус, отличающий один класс от другого.Социальный статус фиксирует классовые различия между группами по такому фактору неравенства в распределении ресурсов, как престиж, который выражает принятые в обществе оценки и стандарты относительно образа жизни той или иной социальной группы. В соответствии со своим статусом различные социальные страты объединяются в три класса: высший, низший и средний.
Высший класс (обычно 1–2% населения) — это владельцы крупного капитала, промышленная и финансовая элиты, высшая политическая элита, высшая бюрократия, генералитет, наиболее преуспевающие представители творческой элиты. Они обычно владеют значительной частью собственности (в индустриально развитых странах — около 20% общественного богатства) и оказывают серьезное влияние на политику, экономику, культуру, образование и другие сферы общественной жизни.
Низший класс — низкоквалифицированные и неквалифицированные группы с низким уровнем образования и дохода, маргинальные и люмпенизированные слои, для многих из которых характерны значительные расхождения между относительно высокими ожиданиями, социальными притязаниями и низкой оценкой своих реальных возможностей и достигнутых в обществе личных результатов. Представители таких страт встраиваются в рыночные отношения и добиваются жизненных стандартов среднего класса с большим трудом.
Мы рассматриваем средний класс как совокупность групп самостоятельного и наемного труда, занимающих «срединное», промежуточное положение между высшими и низшими слоями в большинстве статусных иерархий (собственность, доходы, власть) и обладающих общей идентичностью. Следует выделять три слоя среднего класса:

В индустриально развитых странах численность среднего класса достигает как минимум 70–80% населения. Известный британский философ истории Арнольд Тойнби подчеркивал, что современная цивилизация — это, прежде всего, цивилизация среднего класса. Общество становится современным и демократическим лишь после того, как ему удается создать многочисленный и компетентный средний класс. Фундаментальный характер данного положения подтверждается не только историей западноевропейских государств, США и Японии, но также развитием новых индустриальных стран (Бразилия, Мексика, Сингапур Тайвань, Турция, Южная Корея и др.): все они модернизировались и интегрировались в мировую рыночную экономику лишь после того, как в них образовался социально и политически активный средний класс. И, наоборот, там, где по разным причинам эта сила не смогла оформиться, сохраняется нестабильность и архаичность общественного порядка, а процесс модернизации затруднён и нередко сопровождается провалами и откатами.
Одним из важнейших показателей среднего класса является уровень доходов. Существуют две трактовки этого критерия: максималистская и минималистская. Руководствуясь довольно жестким максималистским подходом, Всемирный банк определил следующий общемировой критерий уровня доходов среднего класса: нижний и верхний пределы ежемесячного дохода на члена семьи установлены соответственно в 3470 и 8000 USD. Однако только индустриально развитые страны могут отвечать подобному стандарту. Поэтому приверженцы максималистской трактовки понятия «средний класс», например, председатель Европейского банка реконструкции и развития Жан Лемьер, считают, что в Восточной Европе, в том числе и в Беларуси, средний класс очень немногочисленный.
Сторонники минималистскогоподхода, которого частично будем придерживаться и мы, напротив, настаивают на том, что средний класс — понятие относительное, в каждой стране существуют своя специфика и свои «нормы». И по доходам, и по качеству жилья, и по образу жизни. Поэтому «минималисты» настаивают на относительно большом удельном весе этого класса в Восточной Европе, но в таком случае им приходится констатировать бедностьвосточноевропейского среднего класса.
В настоящей статье мы рассмотрим стратификационные (социально­-структурные) предпосылки формирования среднего класса в Беларуси и попытаемся определить его основные количественные и качественные характеристики на основе анализа таких показателей, как величина доходов, образование, престиж профессии, доступ к власти, уровень самоорганизации, ценностные ориентации, образ жизни, уровень самоидентичности. Начнем же с короткого ретроспективного анализа процесса зарождения белорусского среднего класса.
Конец 80-х — начало 90-х: несбывшиеся надежды
Социальная структура советского посттоталитарного общества, несмотря на свой гомогенный и эгалитаристский характер, все же содержала в себе определенную базу для изменений в сторону новой стратификации, адекватной условиям рыночной экономики. Эта структура еще не была открытой экономически самостоятельным группам, связанным с частной собственностью. Вместе с тем она уже не являлась тотально закрытой — в рамках «второй экономики» стали формироваться многочисленные группы частных торговцев и производителей «серых» услуг.
Многие слои советского общества уже тогда потенциально были готовы стать центрами кристаллизации социальных групп, в совокупности составляющих средний класс. Это, во-первых, часть работников органов власти и управления, административно-хозяйственного персонала. В Беларуси такие группы, по данным на 1993 г., насчитывали 302,1 тыс. чел. (свыше 6% самодеятельного населения) [1]. Во-вторых, средний класс может пополняться за счет специалистов с высшим и средним специальным образованием. Тогда они составляли в нашей стране 913 тыс. чел. (19% работающих) [2]. В-третьих, к потенциальной базе среднего класса могут быть отнесены рабочие высокой квалификации, а также значительная часть работников сферы обслуживания, торговли и общественного питания. Общая численность последних составляла 567 тыс. чел. (11,8% населения страны) [3].
Итак, социальная база для создания в Беларуси среднего класса была достаточно широка: свыше 35% самодеятельного населения. Вышеназванные группы представляли собой накануне начала трансформационных изменений основной источник формирования наемного среднего класса. Вместе с тем в рамках теневой экономики начался процесс формирования экономически самостоятельных групп.
В «перестроечное» время гипотетически можно было представить более-менее плавный переход к социально-экономическим состояниям и структурам рыночного типа, не провоцируя «взрывные» процессы и утрату минимальной управляемости. В те годы начался процесс развития негосударственного сектора экономики — кооперативных, арендных, совместных предприятий, фермерских хозяйств и др. Появившиеся предприниматели, коммерсанты и фермеры пробили первую брешь в старых окостеневших структурах, создали нишу для образования среднего класса. Сохранялась возможность относительно безболезненной для большинства населения структурной экономической перестройки на началах постепенного разгосударствления и приватизации собственности, демонополизации экономики, либерализации цен, санации и банкротства убыточных предприятий, создания благоприятного налогового и инвестиционного климата, поощрения малого и среднего предпринимательства, создания развитой финансовой инфраструктуры, жесткой бюджетной политики и т. д.
Однако союзное и республиканское руководство не спешило с масштабными рыночными реформами. Время было упущено. После распада СССР новое российское правительство смогло предотвратить коллапс экономики и сдвинуть реформы с мертвой точки лишь ценой колоссальных социальных издержек. Белорусские же власти, прикрываясь популистскими лозунгами, продолжали топтаться на месте. Они были вынуждены вслед за Россией отпустить цены, но так и не решились на жесткую монетарную политику, структурную перестройку и модернизацию экономики. Напротив, подверженное мощному давлению отраслевых монополий белорусское правительство продолжало накачивать госсектор льготными кредитами, раздавать дотации на поддержку убыточных предприятий, постепенно скатываясь на печально известный «украинский путь» [4].
В результате нескольких лет такой политики кабинета премьера Вячеслава Кебича Беларусь в 1994 г. оказалась в глубоком социально-экономическом кризисе. Она получила стремительный взлет цен, галопирующую инфляцию и, как естественный итог, сильный спад производства (ВВП упал до 60% по сравнению с 1989 г.) и ещебольшее падение уровня жизни основной массы населения. На фоне относительной стабилизации жизненного уровня населения России (правда, на сравнительно низкой отметке) и балтийских стран, Беларусь оказалась в удручающем положении. Период хотя и постоянного, но и относительно медленного снижения уровня жизни, сменился в 1994 г. периодом его обвального падения [5] .Так, в России к концу 1994 г. цены на потребительские товары и услуги выросли в 2,8 раза, а среднемесячный уровень денежных доходов в 3 раза. В Беларуси за этот же период потребительские цены возросли в 23,2 раза, а среднемесячные доходы лишь в 4,5 раза [6] .
Отсюда резко возросли масштабы бедности и обнищания людей. Если средняя заработная плата (СЗП) по Беларуси составляла в январе 1993 г. 249% официально установленного минимального потребительского бюджета (МПБ), то в декабре 1994 г. — лишь 82%, т. е. СЗП снизилась более чем в 3 раза.Соотношение минимальной зарплаты (МЗП) к МПБ снизилось с 57% в январе 1993 г. до 7,6% в декабре 1994 г., т. е. более чем в 7 раз, от чего МЗП на длительное время утратила назначение социального норматива [7].
В результате характерной особенностью белорусского общества середины 90-х годов стал необычайно большой удельный вес образующегося низшего класса. В условиях, когда заработная плата является основным источником дохода для подавляющего большинства трудоспособного населения, низший класс стал стремительно расширяться за счет категорий, потенциально составляющих в своей совокупности наемный средний класс: инженеров, учителей, врачей, преподавателей, научных работников и т. д. В итоге: к концу 1994 г. за чертой бедности проживало только по официальным данным около 60% жителей Беларуси (против 5% в 1991 г.) [8] .
Однако реальный процент населения, находящегося по уровню легальных доходов за чертой бедности, был значительно выше. Во-первых, следует учитывать, что в Беларуси официально установленный МПБ всегда в три-четыре раза нижереального МПБ. Во-вторых, в качестве критерия отнесения граждан к разряду малоимущих принято считать так называемый бюджет прожиточного минимума, т. е. доход, не превышающий 60% заниженного официального МПБ. Поэтому более реальными представляются оценки, согласно которым порядка 80% семей к середине 90-х гг. опустились на уровень низшего (по величине легальных доходов) класса. Среди них 25–30% имели учтенные доходы в два раза ниже даже официально установленного прожиточного минимума. Они оказались за гранью нищеты [9] .
Середина 90-х: «новый курс» президента А.Лукашенко
На пике экономического спада и снижения уровня жизни в 1994 г. в Беларуси произошла «электоральная популистская революция», которая на деле явилась не столько революцией, сколько негативной реакцией ностальгирующих по советскому прошлому белорусов на квазирыночные реформы предыдущего правительства [10]. В условиях относительно свободных президентских выборов ставленник советской номенклатуры, глава правительства В. Кебич проиграл «человеку из народа» А.Лукашенко. Успех был ошеломляющим. Молодая команда, которую привел во власть президент, начала энергично реанимировать государство и, прежде всего, «вертикаль власти». Но, в отличие от своей предшественницы, новая «вертикаль» выстраивалась не на партийном фундаменте, а исключительно на личной преданности чиновников главе государства. И результат не заставил себя долго ждать (см. табл. 1).
Таблица. 1. Изменение ВВП в Беларуси в процентах к предыдущему году

94

95

96

97

98

99

00

01

02

03

04

05

06

86

90

103

111

108

103

106

105

105

107

111

109

110

Источник: Беларусь в цифрах, 2007. Статистический справочник / http://www.belstat.gov.by/
Для рожденного на волне перестройки независимого экспертного сообщества такой результат оказался неожиданным. Быстро разглядев популистскую суть нового курса, они предсказывали ему недолгую жизнь. Действительность же опрокинула все прогнозы. Крах не состоялся, а президент А.Лукашенко не только не отказался от выбранного им первоначально курса на усиление роли государства в экономике, но чем дальше, тем увереннее дрейфовал в направлении реставрации советской политической системы. Спустя 12 лет в докладе на третьем Всебелорусском собрании он объяснил экономический рост в Беларуси «сохранением всего лучшего, что ранее мы имели в нашей экономике и наших традициях» [11]. Однако на самом деле основной причиной успеха стала рента от дешевых российских энергоносителей, благодаря которой в последние годы формировалась половина доходной части белорусского государственного бюджета.
Рассмотрим теперь некоторые стратификационные последствия этой экономической политики государства и их влияние на процесс формирования среднего класса.
Продолжение следует
Примечания

[1] См.: Народное хозяйство Республики Беларусь в 1993 г. — Мн., 1994. — С. 72
[2] Там же. — С. 73
[3] Там же. — С. 78
[4] Украина 1992–1994 гг. была на постсоветском пространстве наиболее ярким примером того, к чему может привести смелая либерализация цен без последовательного проведения жесткой денежной политики, контроля доходов и структурной перестройки экономики. В рамках СНГ Украина превзошла всех по уровню инфляции. За 1993 г. она достигла в этой стране 10255% (!), тогда как в России (второй результат по СНГ) наивысший уровень годовой инфляции, который пришелся на 1992 г., составил лишь 2600%. Сверхвысокий уровень инфляции привел полному обесценению всех вкладов, и Украина была ввергнута в долларизацию. Такая ситуация стала следствием прежде всего политики безудержной денежной эмиссии и чрезмерно широкого предоставления кредитов госпредприятиям и местным администрациям. Но это, однако, не спасло Украину от более сильного, чем в ряде других государств СНГ, падения ВВП, составившего в 1994 г. 49% от уровня 1989 г. [См. подробнее: Рывок в рыночную экономику. Реформы в Украине: взгляд изнутри. — Киев, 1997.]
[5] Для сравнения: в начале 1992 г. средняя заработная плата (СЗП) в Беларуси составляла примерно 87% от СЗП в России (соответственно 6 и 7 USD). Всего за три года различия возросли в 4 раза. На конец 1994 г. СЗП в Беларуси составляла около 25% от российской (соответственно 21 и 85 USD). Расчеты проведены по статистическим данным, опубликованным в периодической печати [Аргументы и факты. — 1993. — № 37; там же. — 1994, № 52].
[6] См.: Аргументы и факты. — 1994. — № 52; Белорусский рынок. — 1995. — № I; Знамя юности, 28 января 1995 г.
[7] Расчеты проведены по данным, опубликованным в периодической печати [Коммерсант Беларуси. — 1994. — № 25; Белорусский рынок. — 1995. — № 1; Советская Белоруссия, 22 декабря 1994 г.].
[8] Звязда, 20 января 1995 г.
[9] См. подробнее: Чернов В. Ю. Трансформация социальной структуры и перспективы гражданского общества в Беларуси / Гражданское общество. Сб. ст.: В 2-х вып. Вып. 2. — Минск, 1996. — С. 11–14.
[10] См. подробнее: Карбалевич В.И, Ровдо В.В., Чернов В. Ю. Проблемы формирования гражданского общества в Беларуси. — Минск, 1996.
[11] http://president.gov.by/press24121.html#doc
Обсудить публикацию