Он сделал что мог. Но процесс развала пошел дальше
Мяне могуць папракнуць: аўтар галасуе за прыватную ўласнасць, а сам, як нi ў чым не бывала, камандуе саўгасам. Але паспрабую вас расчараваць. Справа ў тым, што я саўгас развалiў.
Аляксандр Лукашэнка «Вялікі перадзел», «Беларусь», N3. 1991 г.
Популизм в условиях более или менее демократических является необходимой составляющей политического успеха. Поэтому кто больше, кто меньше бьют руками в грудь, рвут на себе рубахи, доказывая, что они такие хорошие, честные, прогрессивные люди, которые, придя во власть, сделают все возможное для своего народа.
Украинская «оранжевая революция» предоставила публике множество образцов такого рода, что, естественно, вызвало не только воодушевление среди сторонников и возмущение среди противников того или иного кандидата, но и злобные порой комментарии журналистов или даже просто сторонних наблюдателей. О Юлии Тимошенко, например, пишут, что она перекрасилась в блондинку, уложила косу в кружок, как молодица из Диканьки, будучи русскоязычной, заговорила на украинском языке.
Что на это скажешь? Киев хоть и не Париж, но, безусловно, стоит мессы. К тому же украинский язык — не китайский, а доступный для изучения любому славянину, тем более «русскоязычному».
Достаточно 30 секунд
В нашей стране популизм тоже имеет место быть. И не очень удачный (как предвыборные обещания Кебича), и бьющий «в яблочко» (обещания Лукашенко), и провоцирующий, взывающий к чувству достоинства (платформа Позняка). А в целом побеждает тот, кто улавливает господствующие в обществе настроения и ожидания и умеет их выразить достаточно быстро в яркой и афористичной форме.
Ленин, например, до 1917-го писал программные документы, публицистические и теоретические статьи, но в общем и целом уверенный в грядущей революции, он представить себе не мог, что она уже свершилась. Так и сообщал, в письме, если не ошибаюсь, к И. Арманд, что узнал о февральских событиях в Петрограде из швейцарских газет. Де мол, если не врут бюргеры, пора на родину.
И продемонстрировал популизм высочайшей пробы. «Мир — народам, землю — крестьянам, фабрики — рабочим» — этот лозунг буквально взорвал Россию. Причем руку на пульсе держали многие, но не знали, как все сделать быстро. Любой образованный кадет мог бы задать Ленину тот же вопрос, который задавал Кебич обещавшему запустить заводы Лукашенко. Как вы это сделаете? А очень просто, по-ленински. Например, аграрный вопрос Ильич решил буквально за 30 секунд. Или сколько ему понадобилось, чтобы подмахнуть указ о земле.
Когда об этом узнала сидевшая в то время в тюрьме Роза Люксембург, она пришла в ужас. Мол, Ленин и Троцкий сотворили капитализм в деревне и подорвали предпосылки социалистических преобразований. Что же имела в виду, т. Роза? Анализируя подход большевистских приемов, она писала, что лозунг непосредственного, немедленного захвата и раздела помещичьей земли был кратчайшей, простейшей, самой лапидарной формулой, чтобы достичь двоякой цели: разрушить помещичье землевладение и немедленно привязать крестьян к революционному правительству. В качестве политической меры это была превосходная тактика. Но оборотная сторона заключалась в том, что непосредственный захват земли крестьянами не имел, по ее мнению, ничего общего с социалистическим ведением хозяйства.
Социализм здесь, как она думала, надо было строить не с дележки помещичьих усадеб, а с национализации их и превращения в крупные государственные хозяйства, в сферу деятельности которых постепенно должны были вовлекаться крестьяне-единоличники с их парцелльными участками. А захват земли крестьянами в ответ на призыв Ленина и Троцкого — «Идите и берите землю!» — привел просто к хаотическому и внезапному превращению помещичьей собственности на землю в крестьянскую собственность. А ведь социалисты, о чем неоднократно говорили те же Ленин и Троцкий, терпеть не могут крестьянской собственности на землю. Мол, она ежеминутно, ежечасно, ежедневно — короче, перманентно будит в селянине частнособственнический инстинкт, и он начинает думать, что ему уже принадлежит не только место на полатях и сопящая рядом жена да куча чумазых детишек по лавкам, но и луг, и лес, и река, и поле. Тоже, понимаешь, хозяин-лапотник. Достаточно, если он, как пес, будет чувствовать своего подлинного хозяина, передового революционно сознательного большевика.
«А у вас, — кричала Роза, — от малочисленного класса крупных землевладельцев и относительно небольшого меньшинства богатой сельской буржуазии, экспроприация которых была бы детской игрой (побить то есть можно их было быстро и всех), роль врага любого социалистического обобществления сельского хозяйства перешла к чрезвычайно выросшей и усилившейся массе имущего крестьянства. А уж эти будут зубами и ногтями защищать свою новообретенную собственность от всех социалистических покушений».
Таким образом, ленинская аграрная реформа создала в деревне новый мощный слой врагов социализма, сопротивление которых будет гораздо опаснее и упорнее, чем сопротивление дворян-помещиков. Правда, Ленин сам же и установил временные пределы собственной популистской конструкции, указанием на то, что из России нэповской вырастет Россия социалистическая. В действительности, не слишком задумывался о цене подобной трансформации.
Могло быть и по-другому
Последующие события подтвердили правоту Розы Люксембург. Когда Сталин попробовал восстановить социалистические предпосылки в деревне в виде теперь уже колхозных имений, это вызвало отчаянное сопротивление многочисленного кулачества, успевшего разбогатеть за те несколько лет, пока власть копила силы для тотальной экспроприации. А если бы промедлили, история могла бы быть иной, и для советской власти ее первый 20-летний юбилей мог бы стать и последним.
Впрочем, чем дольше живешь, тем меньше удивляешься событиям и людям. Нет, например, ничего удивительного в том, что молодой и энергичный директор совхоза из Шкловского района был приглашен в союзный Совмин для обсуждения проблемы аренды в сельскохозяйственных предприятиях. О ней как инструменте преобразования села на рыночных началах писали не только «толстые» журналы, но и газеты, включая главную партийную — «Правду». А у честолюбивого бывшего учителя истории уже был и диплом ученого экономиста на руках, и опыт организации арендных коллективов в собственном хозяйстве. Причем Лукашенко в то время считал аренду лишь неразвитой формой рыночных отношений, которые должны были быть заменены на более глубокие, в том числе и основанные на земельной частной собственности. В частности поэтому, выступая в Совмине и по достоинству оценивая усилия В. Стародубцева и В. Старовойтова по созданию аграрных производственных объединений, он не считал их опыт пригодным для всей страны.
То есть в тот момент Лукашенко был реформатором, причем более радикальным, чем даже Зенон Позняк, который отвергал саму возможность введения частной собственности на землю в Беларуси, постулируя приверженность белорусов к коллективному труду на земле как их базовую ценность. Тоже популизм, но заявляемый не к месту. Как известно, конец 80-х — начало 90-х — это время краха мифов о преимуществах колхозно-совхозной системы, мифа об эксплуататорской сути сельского хозяина. К тому же председатели («красные помещики») знали ситуацию гораздо лучше интеллигента Позняка и сами хотели во всем поучаствовать.
А Лукашенко, обладающий чрезмерным общественным темпераментом, что отличало его от других, был одним из них. И поэтому, уже став депутатом ВС XII созыва, он критиковал своих коллег, которые огромным большинством отвергли предложенную правительством программу приватизации и поправки в Земельный кодекс, предусматривающие введение института частной собственности на земли сельскохозяйственного назначения. Нет ничего удивительного и в том, что молодой депутат критически отнесся к директивам XXXI (последнего) съезда КПБ, которые провозглашали переход к рынку, что называется, в общем и целом, но категорически отвергли приватизацию госпредприятий и частную собственность.
Коммунисты мотивировали свои подходы необходимостью предотвратить восстановление эксплуатации человека человеком. А Лукашенко, вполне в духе времени, сравнивал материальное положение «американского батрака» и белорусского колхозника, убедительно доказывал, что батраком следует считать последнего. И не только по материальным причинам, но и по существу, поскольку колхозник ничего своего, за исключением «соток» да избушки-развалюхи, не имеет. А вот отцов-командиров над ним — в избытке, причем с такими правами, которые не снились бывшим помещикам.
Молчание ягнят
Вот так. Взял и колхоз развалил. Как впоследствии было сделано в странах Балтии.
Но почему остановился? Да потому что изменившиеся жизненные обстоятельства изменили и саму личность критика колхозной системы — вознеся на вершину политического Олимпа. Теперь «свое» Лукашенко мог получить уже на совершенно иных условиях. Отсюда и новый виток популизма — на сей раз с уклоном в «нестяжательство», восстановлением социального статуса труда, в малой степени ориентированного на вознаграждение. Вспомните классическое: «Нам демократия надо, когда человек работает, получает хоть какую-то зарплату, чтобы и хлебушка купить…».
И «реформа» замерла. На самом же деле начатое движение по «развалу колхозов» его председателями продолжалось уже помимо их воли. В той экономической модели, которую создали эти «простые сельские парни», колхозы становятся все более чужеродным вкраплением и хиреют со дня на день. Успехи, якобы имевшие место в нынешнем году, — это результат хороших погодных условий и судорожного перекачивания ресурсов из промышленности в сельское хозяйство. Поэтому нашим многочисленным аграрным теоретикам и практикам не нужно морщить лбы в мучительных интеллектуальных усилиях. Надо просто готовить общество к мысли о необходимости предоставить селу свободу и землю. И тогда с течением времени нивы вновь станут обильными, стада тучными, крестьяне веселыми, а семьи их многодетными.
Вообще трудно понять, о чем на самом деле думают наши политики-чиновники. Вполне прозрачен, например, Костян со своими идейками насчет антибелорусского заговора мормонов из штата Айова. А вот о чем думает, например, Мясникович, когда наставляет журналистов по поводу правильного освещения посевной кампании? Неужто верит в то, о чем говорит? Если так, если таких верующих много, то шансов у страны, у нас с вами не много. Сегодня для нас нет ничего удивительного в том, что с наступлением весны горожане, многие из которых занимают высокие посты, имеют уникальные профессии, едва ли не поголовно превращаются в примитивных земледельцев.
Но с другой стороны, если мы такие особенные, то и наши политики тоже особенные. Они даже на своих российских коллег не похожи. Те хоть мемуары пишут. А наши молчат. Даже самые говорливые.
Почему? Сказать нечего?