/Смена караула/
Поперек алфавита
На минувшей неделе были утверждены кандидатуры на ключевые посты в центральном избирательном штабе претендента на пост президента Александра Милинкевича. Сергей Калякин, руководитель штаба, получил трех заместителей — Александра Добровольского (концептуально-содержательная сторона PR), Виктора Корниенко (координация работы региональных штабов, контакты с общественностью, практическая сторона PR), Винцука Вечорко (международная политика), а также управляющего делами штаба, которым назначен секретарь ЦК ПКБ Валерий Ухналев.
Таким образом, ядро командного пункта сформировано. На сей раз партийную оппозицию сложно упрекнуть в нерасторопности, саботаже или в увлечении бесплодными дискуссиями: политики приступили к выполнению своих обязательств и исполнению непосредственных обязанностей — к работе на победу единого кандидата. И уже преодолели ее первый этап — распределение ролей, портфелей и функций. Меж тем в масс-медиа продолжается осмысление и критика итогов Конгресса демократических сил. Открытых призывов к ревизии результатов КДС (нужно полагать, во многом благодаря усилиям партийных лидеров) уже не раздается, однако часто оказываются под сомнением то политическая значимость КДС, то целесообразность участия демократических сил в выборах, то сама фигура Милинкевича.
Критика инициативы по выдвижению единого кандидата распределяется по следующим силовым линиям:
— КДС был непредставителен, и, следовательно, Милинкевич не является реальным единым кандидатом, но — лишь выдвиженцем относительно небольшой части оппозиции.
— Участие оппозиции в выборах легитимирует возможную победу Лукашенко.
— Милинкевич обречен на поражение, поскольку он «прозападный» кандидат.
Во всех трех случаях речь ведется о какой-то фатальной «ошибке», которую предлагается усугубить «исправлением». Во всех трех случаях подразумеваются, хотя почти не проговариваются, альтернативные стратегии, предполагающие, в свой черед, альтернативных кандидатов. Причем альтернативных не Лукашенко, но именно Милинкевичу. Посему необходимо — или хотелось бы — обратиться одновременно ко всем трем случаям с их предположениями и допущениями.
1. Представительство и представительность
Да, действительно, не всем желающим участвовать в КДС хватило места в ДК «МАЗ», да и не все желали туда попасть. Например, автор этого полемического поста так и не получил приглашения на Конгресс, но там побывали лица, мнению и голосу которых он вполне может доверять. В этом, как кажется, и состоит смысл политического представительства. Пусть в данном случае это представительство осуществлялось отчасти стихийным порядком, все же хотелось бы подчеркнуть, что подобных форумов в Беларуси еще не было. Разумеется, КДС уступает в аспекте представительности всенародным хуралам, организуемым правящей группировкой, зато он превосходит их в другом существенном отношении. Выборы единого кандидата были честными и справедливыми, т. е. процент нарушений при голосовании не превосходил процент слухов об этих нарушениях, а результаты голосования не были предсказуемыми.
В качестве отступления: в чем состоит наиболее существенное различие между выборами и (само)назначениями? Результат (само)назначения, в отличие от результата выборов, известен в силу того, что задается программированием, нейтрализующим выбор или сводящим его к минимуму. И хотя не существует ни чистого выбора, ни строгого программирования, различия между западной демократией и ее тенью, отбрасываемой на Восток, все же принципиальны. В одном случае именно попытки предупредить, запрограммировать (посредством навязчивого прогнозирования, зомбирования, грубых махинаций) исход выборов квалифицируются как нарушения, в то время как в другом — именно стремление что-то выбрать воспринимается как сбой в системе. Достаточно увидеть, где именно располагаются запреты и табу — и мы в общих чертах поймем, с какой системой имеем дело (подобно тому, как белорусскую экономическую модель легко распознать по ее родимому пятну — запрету на банкротство).
Значимое свидетельство того, что КДС был не только честным и справедливым, но также и легитимным, — признание победы Милинкевича со стороны его соперников, далее — со стороны сторонников этих соперников, их готовность работать с ним рука об руку.
Возвращаясь к представительности форума. Для того чтобы претендент стал президентом Республики Беларусь, необходимо, чтобы за него проголосовало большинство избирателей, принявших участие в голосовании. Для того чтобы стать кандидатом от демократических сил, необходимо, чтобы за претендента проголосовало большинство делегатов форума по выдвижению этого кандидата. Сколько этих делегатов должно быть для того, чтобы преодолеть критический уровень «непредставительности», мы не знаем, и законодательство подобных тонкостей не оговаривает. Для того чтобы стать «кандидатом большинства», голосовать никому вообще не нужно. Здесь все зависит от работы штаба. Следовательно, все утверждения, что конгресс был непредставительным, не имеют под собой оснований. Единственное основание для таких резюме могут предоставить лишь сравнения с предшествующими (или последующими) аналогичными по цели мероприятиями (например, 2001 г.). Но именно такие сопоставления позволяют заключить, что КДС стал серьезным успехом партийной оппозиции и примкнувших к ее инициативе гражданских организаций.
Можно ли повторить этот успех? Теоретически его можно даже превзойти. Например, социал-демократы во главе с Александром Козулиным, которые отказались участвовать в КДС и тем самым расширить его представительскую базу, могли бы провести другой форум, с еще большим количеством НГО, формальных и неформальных движений, инициатив и независимых делегатов. И тогда бы мы сказали: этот форум был еще более представителен, нежели тот, что дал нам Милинкевича. Но даже в этом случае у нас нет никакой необходимости заключать, что конгресс, организованный социал-демократами, отменяет результаты КДС.
Отчего же уважаемые г-да, как, например, нижеследующие — А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, З, — так придирчиво присматриваются к этим результатам? Наверное, потому, что, как им представляется, желание выдвинуться кандидатом в президенты требует каких-то оправданий. Или потому, что Милинкевич подрезает электоральный ресурс, принадлежащий, положим, господам И, К, Л, М, Н? Это опрометчивые предположения. Во-первых, никаких оправданий и особых оснований не нужно. Нужно лишь быть гражданином РБ, достичь оговоренного Конституцией возраста и т. д. Во-вторых, никто никаким электоратом пока еще не располагает. Доверие избирателей нужно еще заслужить, а голоса — получить. Только и всего.
Политические победы не достаются лишь в результате дискредитации чужих побед. Посему: побольше кандидатов, хороших и разных. Пусть дерзают, а не выпрашивают журавля (который все еще в небе) друг у друга.
2. Легитимность и легальность
О том, что участие демократической оппозиции в президентских выборах 2006 г. легитимирует их результаты, любят повторять г-да О, П, Р, С, Т (а также некоторые из серии А-Ж). Этот тезис, если не ошибаюсь, они позаимствовали у лидера КХК БНФ Зенона Позняка. Насколько можно судить, таким образом он пытался «легитимировать» свое моральное превосходство в обстоятельствах воздержания от политики. Попытке ответа на вопрос, что именно пытается оправдать ОПРСТ, у меня отведено отдельное место, а пока я предложил бы совершить быстрый экскурс в смысл слова «легитимность».
Легитимность (от лат. legitimus — законный), учат словари и книги, есть признание, объяснение и оправдание социального порядка, действующего лица, действия (например, политического решения) и пр. Следуя канону правоведения, надлежит отличать легитимность от легальности (и соответственно — легитимацию от легализации), как обладающую не юридической, но моральной функцией оправдания по критериям авторитета и целей (ошибка, которую совершают г-да О и П, состоит в стирании этого различия). Легитимность — это не свойство социального порядка, но свойство представления о нем (как о «должном» и «правомерном» — в противовес «правовому», т. е. предполагающему юридическое оформление). С другой стороны, мы соглашаемся с П. Бурдье, в противовес М. Веберу полагающему, что легитимация не является свободным актом сознания, поскольку «коренится в непосредственном согласовании инкорпорированных структур, ставших бессознательными». Короче, рациональное и иррациональное в легитимности сложным образом переплетено. Например, в нашем случае легитимность предполагает неизбежную ссылку на волю народа, хотя оказывается слепа к конституционным (юридическим) аспектам этой воли и ее проявлений. Что это означает?
Это означает то, что власть может покоиться на зыбких правовых основаниях, но восприниматься в качестве легитимной. Поскольку все полагают, что большинство полагает, что эта власть «в действительности» совпадает с волей большинства. Да, конечно, нарушения нарушениями, но разве большинство не поддерживает Лукашенко? Так довольно сомнительный «социологический» тезис становится принципом объяснения (т.е. легитимации). Можно утверждать, что здесь сталкиваются — или причудливым образом согласуются — два типа легитимности, охарактеризованные Вебером как «харизматический» и «рациональный» типы господства, — но это между прочим. Важно то, что легитимность сложно замерить и, хотя она не является постоянной величиной, сложно оказать на нее мгновенное эффективное воздействие. Скажем, посредством «участия» или «неучастия». Можно быстро в чем-то поучаствовать или что-то проигнорировать, но представления людей не меняются столь же быстро. Другими словами, не следует торопиться демонизировать оппозицию, которая якобы спешным порядком может что-то радикально изменить в сознании людей. А вот рассчитывать на победу она может, ибо победа, в общем, не требует массового ликбеза по основам демократии.
По мере склеротизации режима Лукашенко этот последний все более испытывает кризис или дефицит легитимности — можно, например, проследить историю постепенного отказа мирового сообщества признавать Лукашенко в качестве законного главы государства. По мере усиления кризиса Лукашенко все более нуждается в признании — внешнем (со стоны России, СНГ, СГ, стран «неприсоединения» и пр.) и внутреннем. Действительно, в 1994 г. ему было достаточно набрать большинство голосов — и никакого дефицита не было. В 2001 г. ему понадобилось конституционное большинство (не менее 75% избирателей), и он обещал соблазнить 16%, доставшихся Гончарику. Сегодня ему необходимо абсолютное большинство — как раз в силу кризиса. По той же причине эти 16% сегодня вовсе исключены из рассмотрения. Пропаганда рассуждает о «протестных» так, словно речь идет не о людях, но об отклонении, арифметической погрешности.
Нельзя, впрочем, забывать, что из худых обстоятельств иной раз можно извлечь пользу. В настоящий момент режим перешел к перекраиванию сознания людей и, следовательно, к размыванию оснований, на которых все эти годы покоился. Белорусы постепенно начинают воспринимать свой социальный мир как «неправомерный» и «искусственный» (хрустальный шар, несомый в гордом одиночестве) — и на это людям сведущим следовало бы осторожно надавить.
Вообще-то, мы слегка забежали вперед, поскольку увлеклись легитимностью в ущерб легальности. Мы совсем позабыли о том, что Александр Лукашенко официально пока еще не выдвинут в качестве кандидата на пост президента. И, несмотря на то, что он продолжает свою перманентную политическую кампанию, пока нельзя с полной уверенностью утверждать, что это выдвижение состоится. В этой ситуации демократическим силам как раз и не следовало бы призывать к бойкоту выборов, тем самым совершая ошибку — как с точки зрения легитимности, так и с точки зрения права.
Во-первых, потому, что третье участие в выборах Александра Лукашенко является сомнительным с позиций законности, остальным же оно вовсе не противопоказано. Во-вторых, потому, что до официального выдвижения ныне действующего президента утверждения о том, что выборы являются нелегитимными, не имеют ни морального, ни политического смысла. Не следовало бы искать в будущем причины настоящего и утверждать: мы бойкотируем выборы потому, что власть оказывает на нас давление. Давайте сначала на вас окажут давление, а там, быть может, мы присоединимся к вашему бойкоту, признав его правомерность. В-третьих, потому, что, как показывает опыт, организовать бойкот значительно сложнее, нежели мобилизовать сторонников и склонить на свою сторону противников (я вообще полагаю, что победить в целом легче, чем проиграть). В-четвертых, потому, что, как уже сказано, участие/неучастие оппозиции в выборах не окажет существенного воздействия на их легитимность. В конечном итоге всегда найдутся желающие подпереть эту легитимность своим «альтернативным» плечом. Например, вечный «альтернативщик» Гайдукевич. Наконец, даже если не найдется ни одного человека в этом или другом городе, который бросит вызов Лукашенко, каким образом это непосредственно скажется на его легитимности? Даже если президент в полном одиночестве будет нестись по проспекту на роликах, кому придет в голову, что он плохой спортсмен?
Но почему же г-да О, П, Р, С так пекутся о легитимности режима? На деле они пекутся вовсе не об этом. Да, г-н Позняк утверждал, что участие в выборах производит эффект легитимации, и что из того? В будущем году он намерен выдвигаться. Подобным же образом и политические комментаторы говорят вовсе не об опасности дополнительной легитимации выборов за счет участия «альтернативщиков». Они говорят об опасности участия оппозиции (т.е. Милинкевича) с точки зрения параллельного участия г-д И, К, Л, М, Н. Ибо само собой предполагается, что ИКЛМН (будучи «пророссийским» или «неоппозиционным») произведет благотворный эффект делигитимации. Впрочем, довольно веселых историй для одного раздела.
3. Страсти по Востоку
Усилиями уважаемых У, Ф, Х, Ц, Ч, Ш, а также (с той стороны границы) потугами Щ, Э, Ю, Я введен в оборот и широко распространен аргумент, в соответствии с которым «прозападный» кандидат не имеет в Беларуси шансов. а) Потому, что население Беларуси преимущественно настроено так же, как ориентированы белорусские предприятия, т. е. «пророссийски». б) Потому что такой кандидат не получит поддержки Москвы. в) Потому, что Москва подключит все рычаги влияния с тем, чтобы ему противодействовать.
Перво-наперво хотелось бы уточнить, что имеется в виду под «западным» кандидатом и чем он отличается от своего «восточного» брата. Подразумевается ли здесь, что российская политическая модель существенным образом отличается от своих западных прототипов? По всей видимости, нет, ибо гласно или негласно признается, что современная Россия — это не столько «отдельное человечество на отдельной земле», сколько относительно интегрированная часть мирового сообщества. Быть может, у России и есть какой-то особый путь, но она ничего об этом не сообщает. Она строит «западную» капиталистическую экономику, а ее политическая система полностью имитирует западную.
Потому и неясно, в чем состоит неустранимое различие между «прозападным» Милинкевичем и «пророссийским» мистером Икс. Тем паче у нас свежий пример: год назад Юлия Тимошенко рассматривалась «пророссийскими» комментаторами как темная прозападная сила, «организовавшая лобовое столкновение России и Запада», если воспользоваться словами Андрея Суздальцева; сегодня она — один из лучших «пророссийских» кандидатов на предстоящих парламентских выборах. Как найти различие между Юлией I и Юлией II? — Вот в чем вопрос. Все дело в косе? Цвете волос? В интеллигентном клинышке Милинкевича?
Андрей Суздальцев выдвигает пять основных требований правящей элиты России к правящей элите Беларуси. Взять, к примеру, требование «не вступать в НАТО». В одном из своих интервью Милинкевич как раз говорит о том, что он не является сторонником вступления страны в НАТО. По вполне очевидным причинам: белорусская конституция предусматривает военный нейтралитет. По другим интервью несложно уяснить, что позиция Милинкевича полностью вписана в данный «формат». Что же мешает единому кандидату реализовать этот формат — задается задумчивым вопросом Суздальцев? И отвечает: «К сожалению, очень многое. „Единый кандидат“ — это западный проект». Следовательно, все пять критериев имеют стороннее отношение к фундаментальному философскому вопросу: что первично — курица или яйцо?
И действительно, если следовать г-дам У-Я, то получается примерно следующее. Вот если бы Милинкевич вылупился из яйца, т. е. из московских приемных, то он, конечно, был бы «пророссийским». И в силу особенностей своего происхождения обладал бы врожденным иммунитетом против НАТО, Буша, Голливуда, оранжевого колеру, а также уважал бы argumentum ad GAZP. И коль скоро происхождение обязывает, то тут вам и легитимация с делегитимацией (где что нужно), и поддержка России, и масса других приятных — и по той же причине туманных — прибавочных удовольствий. И напротив, если кандидат возникает из каких-то независимых и неконтролируемых источников, то он, разумеется, «прозападный». Ему, следовательно, грозит провал, позор и неуважение в народе.
Однако, белорусским и российским политикам и политологам приходится действовать не в мире идеально разработанных спецопераций и выращенных в пробирках гомункулов, но в неком принципиально ином пространстве-времени, где чаще всего приходится выбирать не из желаемого, а из наличного. Здесь самое время вернуться к аргументам, которые перечислены выше.
а) На протяжении последних лет белорусы демонстрируют лояльность как по отношению к России, так и по отношению к Западу. Вы за объединение с Россией? — Да. Вы за вступление в ЕС? — Да. Вы за сохранение суверенитета? — Да. Если верно интерпретировать результаты социологических замеров, то несложно заметить, что основополагающее для многих политологов разделение по линии Запад-Восток для белорусского большинства проходит как бы поверх его голов. Не касаясь ни умов, ни сердец. И если из кремлевского яйца выйдет крепкий провосточный кандидат, которому вдруг удастся потеснить Милинкевича к западу, то нет приятней такого расклада для Лукашенко, который тут же займет эффектную позицию в золотой суверенной середине: East or West home is best. Если не считать последних польских выборов, последние годы в Европе побеждали исключительно кандидаты «от центра». Все так слиплось, что наиболее проницательные умы стали опасаться за судьбу демократии.
С точки зрения будущих выборов все эти «геополитические» разделительные линии несостоятельны. И по этой причине я предлагал другую линию раздела — между стабильностью и переменами, между щемящим образом прошлого и манящим образом будущего. Мне кажется, ставка на современность, на будущее может выиграть. Опора на разделительные линии, на которые нам намекают ветераны холодной войны, грозит проигрышем. Другими словами, лучше предлагать не Россию вместо Запада, но новую концепцию отношений и с Россией, и с Западом. В чем, например, здесь могла бы состоять сильная сторона стратегии Милинкевича? Допустим, он не станет обещать Москве валютного союза завтра, а Конституционного акта — уже сегодня. Зато за ним не тянется хвост невыполненных обязательств. Таким образом, России нужно рассказывать не про золотые горы, но делать акцент на ответственности в выполнении договоренностей, которые уже существуют.
б); в) Что касается оставшихся двух аргументов… Здесь я бы затруднился сказать, что предпочтительнее — поддержка Москвы или же ее противодействие (при том, что и то, и другое оказывается крайне вяло — за исключением случая Украины). Так, например, всем известно, что Россия оказывала поддержку Саддаму Хусейну, Милошевичу, Януковичу, Акаеву и противодействие — Саакашвили, Ющенко, Воронину. В каждом из случаев поддержка/противодействие оказывалась с различным накалом — правда, ощутимым более на внутрироссийском политическом поле. В общем, здесь можно узреть определенную закономерность, хотя я бы не рискнул высказывать мнение насчет того, как ей пользоваться. Пожалуй, я не стал бы рассчитывать на то, что Россия изменится в течение ближайших месяцев. Следовательно, нужно знать, где располагаются ее больные мозоли, и избегать на них наступать.
На мой взгляд, тот, кто действительно нуждается в «поддержке Москвы», должен стремиться попасть в нее не с заднего крыльца, но с парадного входа. Дело, в общем, в том, что российская власть в конечном итоге признает лишь тех, кто уже признан. У лидера оппозиционной партии меньше шансов быть принятым в Москве на высшем уровне, нежели у победителя выборов на КДС. У кандидата, который сумел заручиться поддержкой европейских лидеров (особенно Ангелы Меркель), таких шансов еще больше. Кандидата, который перед телекамерами обнимался с Бушем, говоря ему «my friend», скорее всего, Путин примет лично. Быть может, в силу специфического иммунитета. Наконец, самое главное — пресловутая воля народа. Если кандидат будет располагать поддержкой внутри Беларуси, он получит ее вне страны.