Еще 10 лет назад, когда нынешний этап развития только начинался, автор предположил, что Беларусь в Европе по уровню политических и социально-экономических свобод будет претендовать на место, освобождаемое Албанией. Но выразил надежду, что достижению поставленной новым руководством страны цели воспрепятствуют бурные демократические преобразования в постсоветском лагере. Оказалось — напрасно. Общий поток всего лишь омывает Беларусь, не имея сил вовлечь ее в общее движение.
В политическом плане она неколебимо отстаивает ценности собственной своеобразной демократии. В экономическом? Судите сами. Даже пролегающая по ее территории газовая труба, питающая страну жизненными соками, стала яблоком раздора в отношениях с ближайшим союзником. Настолько, что он все более настойчиво заявляет о намерении строить газовые и нефтяные магистрали в обход, увеличивая тем самым транспортные расходы, но обеспечивая гарантии от будущих скандалов. А если дело дойдет до железных дорог, то самоизоляция будет полной, чисто албанской. К слову, руководство БелЖД с прискорбием сообщило о том, что в I полугодии т. г. по сравнению с аналогичным периодом 2003 г. транзит грузов упал на 12%. Теряем преимущества транзитной страны, моста, эксплуатация которого приносит нам безоговорочную выгоду. Пока.
Ибо обходят, объезжают, обносят. Можно, разумеется, радоваться возможности поживиться за счет конфиската, но барыши от этого несерьезные даже с учетом огромного желания попить-погулять именно сейчас.
Отметим, что об Албании в свое время мы знали только одно: там правит вождь и зовут его Энвер Ходжа. Албанцы, верно, знают о Беларуси только одно: там правит батька и зовут его Александр Лукашенко.
Что ж, автору остается только утешиться, что его предположение, как и многие другие, оправдалось.
Только приусадебный участок
А если серьезно, то успехи в «албанизации» Беларуси нашли отражение в оценках Всемирного банка, изучавшего степень продвинутости рыночного реформирования земельных отношений в 19 странах Восточной и Центральной Европы (бывших советских республик, бывших соцстран и стран, возникших на обломках союзной Югославии) по десятибалльной системе. В этом списке Беларусь, имея 1,3 балла, занимает последнее место. Выше нас Сербия и Черногория (4,8), Босния и Герцеговина, Македония, Болгария, Россия, Украина, Хорватия (от 6,2 до 7), все остальные имеют от 9,2 до 10. «Десятки» выставлены Венгрии и Румынии — по мнению ВБ, рыночные реформы там осуществлены полностью.
У Албании — 9,2. Здесь, как и в остальных странах, в частную собственность может быть обращена вся земля без исключения, стратегией ее приватизации выбрано распределение с предоставлением новым собственникам права продавать участки или сдавать их в аренду. В Беларуси же частная собственность может быть распространена только на приусадебные участки.
Впрочем, на все эти аргументы наши аграрии отвечают так: «Не знаем, как там в Польше и Венгрии, а в Украине и России хуже, чем у нас». Достаточно спорное утверждение даже с учетом того, что Россия осуществляет масштабный импорт продовольствия, «угнетая» собственного производителя. Ждать она не может, пока собственные аграрии расшевелятся. Но там создаются условия, для социального возрождения хозяйского сословия. А какой же хозяин без земли? Колхозник.
У нас же не только нет идеологии приватизации земельного рынка и сельхозпредприятий, не только ее стратегии, но и тактики, которая позволила бы реформировать колхозы с учетом имущественных прав колхозников. В частности потому, что сам Лукашенко и очень многие руководители и специалисты сельского хозяйства выражают твердую уверенность: будущее отрасли принадлежит крупным, специализированным, хорошо оснащенным технологически и технически, а посему эффективным предприятиям.
Это, в общем, не вызывает удивления поскольку соответствует, как говаривали раньше, генеральной линии партии. Без демонстрации такого соответствия, известно, ничего от государства не получишь. Разве что по шапке. А так, не спорь, расслабься и получай удовольствие от преференций на строительство какого-нибудь суперкоровника или покупку заграничного суперкомбайна. Или создание такого же по эффективности, но более надежного и дешевого отечественного агрегата. Спору нет, суперкоровники хороши, когда суперкоров в них много, людей мало, а удои высокие. Суперкомбайны дают суперэффект на больших площадях с высоким урожаем, а на фермерских клочках им делать нечего. Но все ли в этом здравом, на первый взгляд, утверждении на самом деле безупречно?
Ведь производство тракторов впервые было поставлено на поток фордовскими заводами для нужд фермерских хозяйств Англии, которые во время первой мировой войны отдали лошадей для кавалерии Ее Величества. А Англия — страна классических фермеров. Впоследствии весь набор сельхозтехники на Западе разрабатывался для фермеров, которые и организовали их эффективное использование.
Почему так, можно почитать в «Капитале» у Маркса, где он рассуждает о сути заработной платы, цене рабочей силы и критериях применения машин при капитализме. Капиталист, в нашем случае фермер, в той мере применяет машины, в какой это позволяет экономить в затратах на переменный капитал, то есть в зарплате наемных работников. А поскольку она была относительно высокой и постоянно росла, механизация фермерских хозяйств шла опережающими темпами. Там же, где рабочая сила была многочисленна и потому чертовски дешева (латиноамериканские латифундии, советские колхозы), сельхозмашины не пользовались популярностью. Хоть по размерам они намного превосходили фермерские хозяйства.
Латифундисты об этом не задумывались, эксплуатировали нещадно пеонов и отдавались бурным страстям, создавая сюжеты нынешних бесконечных сериалов. У нас же надо было оправдать коллективизацию, в том числе и технологически. Де мол, построим трактора, а им нужен простор, обобществленная пашня. Поэтому в советских фильмах, разумеется, были страсти, но с машинно-тракторным уклоном. И никогда эффективность использования машин даже близко не приближалась к фермерской.
Долголетняя тенденция
Правда в том, что в сельском хозяйстве стран, не знавших коллективизации, действует тенденция к укрупнению. Но действует десятилетиями. В Западной Германии, например, в 1949 году насчитывалось около 1,6 млн. фермерских хозяйств площадью свыше 1 га, из которых 77% имели до 10 га, 20% — от 10 до 30 га, и лишь 3% — свыше 30 га. Через 40 лет количество хозяйств сократилось до 580 тысяч, из них 46% имели до 10 га сельхозугодий, 32% — до 30 га, и всего лишь 22% — сверх того. Из числа этих «аграрных гигантов» только 14 тысяч (2,4%) имели более 100 га полезной сельскохозяйственной площади. Процесс укрупнения налицо, но достигается он естественноисторическим путем. Земля продается теми, кто по каким-либо причинам отходит от сельхозпроизводства, и покупается более, на самом деле, эффективным собственником.
Сельхозпредприятия остаются в Западной Германии типичными фермерскими хозяйствами, а в Восточной Германии реформа началась с возврата земель прежним владельцам, ввиду чего там или восстановилось фермерство, или возникли кооперативы частников (собственников земли). Этот факт доказывается и структурой занятости в сельском хозяйстве страны: из общей численности в 1,57 млн. человек, 1,33 млн. — семейные работники, остальные (всего 240 тыс. человек) — нанятые на постоянной основе.
Поэтому следует говорить не о нескольких эффективных собственниках (капиталистах), но о целом крестьянском классе, при практически полном отсутствии эксплуатации чужого труда. Чем не рыночный социализм, чем не воплощение социальной справедливости?
Разумеется, технологические прорывы возможны. Но, как говорится, на отдельных направлениях, в отдельно взятых «передовых» хозяйствах. Но если ставить только на технологию, то следует отказаться от рассуждений по поводу социального возрождения деревни. Нет у нее будущего.
Еще раз о ножках
К слову, молочное и мясное животноводство у нас осуществляется на прогрессивных в технологическом плане комплексах. Некоторые из них по количеству откармливаемых десятков тысяч голов вполне можно было бы назвать «свиноградами». Такие подходы, равно как и строительство крупнейших мясокомбинатов, было привнесено в СССР из Америки, где, как известно, все большое: дома, мосты, автомобили. Но заковыка: наши гиганты никогда не справлялись с задачей «наиболее полного удовлетворения» пищевых потребностей трудящихся. Производили немного и дорого. А в начале 90-х, когда речь зашла о спасении населения от физического голода, из-за океана потоком хлынули куриные окорочка («ножки Буша»).
Очень дешевые, что едва не разорило отечественный птицепром. Для спасения пришлось резко повысить таможенные пошлины. И что? Наши птицеводы опять теребят правительство, требуют оградить Отечество от экспансии импортной курятины. Почему? Цены наших птицеводов по сравнению с 2001 г. увеличились на 31,6%, на импортный товар снизились на 0,5%.
Капиталистический строй земледелия характеризуется тем, что, во-первых, подавляющая часть земли сосредоточена в руках крупных землевладельцев, сдающих землю в аренду (Леонович); во-вторых, капиталисты-арендаторы ведут эксплуатацию наемных рабочих; в-третьих, существует частная собственность на средства производства, в том числе на землю, многочисленного класса мелких и средних крестьян. Сельское хозяйство буржуазных стран, несмотря на рост капитализма, еще в значительной степени раздроблено между мелкими и средними крестьянами, которые эксплуатируются капиталистами.
Вот такая, понимаешь, куриная философия…
Почему проваливаемся?
«Наша политика по отношению к деревне должна развиваться в таком направлении, чтобы раздвигались, а отчасти и уничтожались многие ограничения, тормозящие рост зажиточного и кулацкого хозяйства. Крестьянам, всем крестьянам надо сказать: „Обогащайтесь, развивайте свое хозяйство и не беспокойтесь, что вас прижмут“.
Из всего, что написано ученым и партийным публицистом Николаем Бухариным, 99%, включая и проект Сталинской конституции, представляют интерес разве что для историков и экономистов-теоретиков. А вот эти его слова, обнародованные после многолетнего запрета на них только в перестройку, актуально звучат и сегодня. Кроме программной четкости, в них звучит почти библейская мудрость: трудитесь и размножайтесь, иных способов жить у людей нет. И почитайте Бога, он сохранит этот естественный порядок вещей. Но зря наивный Бухарин подвигал крестьянство к достойной человека жизни. Воцарившийся в Кремле бог никаких гарантий не давал. Для него крестьянство было человеческим материалом, который после использования не жалко было и уничтожить.
Почему проваливаемся? Потому что, во-первых, ни один нынешний политик таких слов не сказал. Во-вторых, если бы даже и сказал, никто бы ему не поверил.
В Беларуси этого не понимают? Или понимают, но ничего не делают, поскольку человек, имея собственность, приобретает очень большую независимость от власти. Вся система при этом становится гибкой, динамичной, социальные процессы в ней приобретают завидный вертикальный и горизонтальный динамизм. Люди перестают держаться за власть, по крайней мере, возможное отстранение от власти не воспринимают чрезмерно трагично. Ибо отставка от кресла не есть отстранение «от кормушки». Если все это считать второстепенным, то теряют смысл все рассуждения насчет того, какая реформа нам нужна. Да никакая. Все цели уже определены, и они, к сожалению, расходятся с интересами нации и государства.
Пожалуй, только самые отъявленные ретрограды не отрицают, что коллективизация в свое время прошла тяжело. Но при этом настаивают, что рано или поздно она должна была произойти. По-нашему мнению, лучше бы поздно, ведь сама по себе, «в колхозном варианте» она бы никогда не произошла. Сама ее суть контрреволюционна. Если до сей поры все социальные революции повышали степень социальной свободы в обществе, то коллективизация вся от начала до конца была полным уничтожением этой свободы. По необходимости, перманентной репрессией. Помимо этого, коллективизация была вполне абсурдной с точки зрения экономической эффективности.
Можно было бы в доказательство этого тезиса привести цифры, но мы ограничимся простой констатацией. Там, где не было советских колхозов, людей мучают не столько вопросы роста производства, сколько проблема реализации произведенного. Везде в Европе действуют (достаточно безуспешные) программы его ограничения. Голландская корова, например, это живая машина по производству молока, созданная кропотливой работой многих поколений крестьян и селекционеров, которая, если ее кормить по технологии, меньше 10-12 тыс. литров в год не даст. А не кормить нельзя — запрещено законом и традицией. Может быть, Европа созрела для коллективизации? Если так, то пусть позовут на помощь наших спецов по колхозному строительству. Половина коров не покроется, а остальные выдадут не больше 2,5 тыс. литров «на рога».
Еще раз подчеркнем, дело совсем не в экономической эффективности, дело не в технологиях. Никакая эффективность не способна оправдать лишение людей свободы для того, чтобы в случае войны были сухари у бойцов Красной Армии, физическое уничтожение людей ради того, чтобы на обобществленной ниве было удобно маневрировать тракторами. Речь о вещах более принципиальных. Если уж нельзя юридически покарать преступников, что усердствовали в деле сплошной коллективизации, то следует сказать о них историческую правду и осудить такую практику исторически. Для того, чтобы ликвидировать разрушительные последствия их действий для тех, кто живет сегодня и будет жить завтра.