/Элементарные частицы/
Национальные меньшинства и наднациональное большинство
Участники дискуссии:
«Наше мнение»: Нина Игнатович; Валерия Костюгова; Сергей Паньковский.
Гости: Яков Басин, первый заместитель председателя Союза еврейских организаций и общин, председатель Объединения общин прогрессивного иудаизма, представитель общественной организации Union of council for soviet Jews; Владимир Мацкевич, методолог, политик.
С. Паньковский. 9 ноября отмечался всемирной день борьбы с фашизмом и антисемитизмом. Этот день имеет определенную символическую значимость, но мы собрались сегодня не столько ради того, чтобы ответить, быть может, на какие-то идеологические вызовы, сколько для того, чтобы обсудить некоторые проблемы, касающиеся национальных меньшинств. В силу того, что средства массовой информации, принадлежащие государству, ставят перед собой задачу не информирования, но пропаганды, то в них эта тема либо вообще отсутствует, либо получает пропагандистское истолкование. Если здесь и имеется какая-то конфликтность, то это борьба хорошего с лучшим, и национальные меньшинства сосуществуют в мире и покое… За исключением совсем уж конфликтных ситуаций, как, например, в случае с Союзом поляков Беларуси, когда вдруг выяснилось, что рисуемая благостная картина в виде праздников, танцев, счастливых лиц — все это мы имели возможность наблюдать, — деликатно говоря, не совсем адекватно отражает положение дел.
С другой стороны, тема еврейских общин, евреев в обществе является традиционно болезненной — притом, что порой в тех же государственных масс-медиа можно обнаружить произведения, которые с полным основанием можно проводить по категории антисемитизма. Что, в принципе, объяснимо, поскольку квазифилософия белорусской государственности состоит в подчеркивании ее славянского своеобразия. В связи со всем этим хотелось бы узнать, как живут, чем дышат, на какие ценности ориентируются наши соотечественники, у которых ранее в паспортах фиксировалась их принадлежность к еврейскому народу. В этом состоит базовая задача нашего сегодняшнего разговора.
Я. Басин. Насколько я понял, вы хотите обсудить еврейский вопрос: существует ли он и в каком состоянии пребывает. Для того чтобы обратиться к этой теме, нам необходимо договориться о некоторых дефинициях. Первое: необходимо определиться с тем, что такое община. Говоря «община», мы, с одной стороны, подразумеваем все население данной национальности, проживающее на территории страны. С другой стороны, мы имеем в виду структурно организованные этнические группы и сообщества. Далее, если мы будем говорить в принципе о евреях, то мы будем иметь в виду также и не евреев, проживающих в еврейских семьях. Поскольку у нас сегодня 86% межнациональных браков, то говорить о евреях, как об отдельно существующем народе, очень сложно. Второе: проблема еврейского населения в целом в условиях урбанизации заключается в том, что не существует мест его локализации, его компактного проживания. Нет уже давно — как минимум лет 60-65. Результатом Холокоста стало уничтожение таких очагов культуры и языка как местечки. А поскольку с тех пор евреи не проживают компактно, исчез еврейский разговорный язык. И, как мне кажется, сегодня имеет смысл поговорить о том, что такое евреи как этнос… Или о том — я полагаю, следовало бы заострить внимание на чем-то одном, — что они представляют собой как социальная группа, находящаяся в особых отношениях с государством и с другими группами.
Ну и заканчивая предисловие, отмечу, что до начала 90-х в отношении еврейского населения применялись явные или же скрытые дискриминационные меры. Это было то, что называлось государственным антисемитизмом: запреты на те или иные профессии, квоты на поступление в институт, запреты на эмиграцию, на миграцию, различного рода запреты на легализацию еврейской культурной жизни — когда не было ни еврейских театров, ни еврейской прессы, ни общественных организаций и т. д. Сейчас ситуация изменилась, изменилась коренным образом, потому что не существует нелегальных запретов и, как мне кажется, даже легальных. И тем не менее, сегодня в государстве проводится политика великодержавного русского шовинизма, который ограничивает в правах далеко не только евреев — мы здесь не являемся исключением. Это касается всех этнических групп и, как мне представляется, даже в большей степени — белорусского народа, который поставлен в дискриминационные условия. И вот это вопрос чрезвычайно важный: в каких условиях находятся представители 24 национальностей, которые проживают в Беларуси, имеют ли они возможности для развития и сохранения собственной национальной идентичности, языковых и культурных практик и т. д.?
С. Паньковский. Быть может, мы недостаточно информированы о жизни еврейских общин, но мы знакомы с идеологическими тезисами Скобелева, которые присутствуют в пространстве пропаганды. И вот там еврейский вопрос как раз есть.
В. Мацкевич. Значит, он существует и для нас. Если он есть там, то он есть и для нас.
В. Костюгова.Как сегодня осуществляется государственная политика в отношении национальных меньшинств?
Я. Басин.Имеется Комитет по делам религий и национальностей, возглавляемый Станиславом Буко, в котором работает всего пять или шесть человек. Этот орган является не более чем регистрирующим, он ничего не регламентирует, и потому с его мнением считаться нет особого смысла. Этот комитет находится в очень сложных условиях, фактически между молотом и наковальней. Вот буквально на днях был опубликован доклад Госдепартамента США о религиозных и национальных свободах в Беларуси. Буко тут же заявил, что никаких проблем у нас нет. Я говорю о том, что проблемы у нас есть, и готов эту позицию защищать. Официальные власти говорят, что таких проблем у нас вообще нет. Если бы речь шла о том, что национальные проблемы у нас есть — так же, как и у всех, хотя и в менее выраженном виде, — и государство предпринимает те или иные действия с целью их разрешения, я бы с этим согласился. Но когда говорят, что у нас вообще этих проблем нет, — это уже само по себе является проблемой.
С. Паньковский. Наличие проблем — это нормальное состояние общества. Беспроблемное общество существует лишь в описаниях утопистов или в заведомых фантазиях. Здесь, я думаю, имеются два аспекта, о которых мы уже предварительно сказали и которые следовало бы обсудить более предметно. Во-первых, это собственно еврейский знак вопроса и, во-вторых, это проблемы национальных меньшинств, о которых, собственно говоря, мы почти ничего не знаем… кроме песен и плясок. Это проблема невидимых присутствий. Если на Западе существуют национальности внутри государств, существуют этнические кварталы в городах, то в Беларуси ничего подобного нет. Но ведь физически эти меньшинства существуют. Вот как они существуют, выделяют ли они себя из социальной среды? Среди нас есть поляки или, скажем, немцы по происхождению, но мы этими вопросами в принципе не задаемся, то есть не возникает контекстов, в которых национальная идентичность как-то подчеркиваемся, мы общаемся друг с другом просто, как с соотечественниками. Таким образом, стоит вообще вопрос национальной идентичности: существуют ли реально эти общины?
Я. Басин.Существуют. Одних только еврейских республиканских объединений зарегистрировано сорок три, одиннадцать польских, два татарских и по одному еще — двадцать три. Проблема не в том только, зарегистрированы ли они, зафиксированы ли на бумаге, но и в том, что они должны существовать в действительности. Поскольку белорусское государство является унитарным, централизованным, бюрократизированным, коррумпированным, в котором распределение всех благ осуществляется централизованно и сверху, то снизу никто не располагает возможностями для финансирования… В январе прошлого года был обновлен закон о национальных меньшинствах. В этом законе есть сроки о том, что государство должно обеспечивать сохранение национальных культур и национальной идентичности. Кроме православной церкви никто никаких вспомоществований от государства не получал. Еще государство выделяет деньги на приобретение бумаги для польской газеты «Глас над Нёманом». Это все, что мне известно. Ну и еще государство финансирует проведение фестивалей культуры, то, о чем вы говорите, — танцы. Все. Поэтому национальная жизнь находится в упадочном состоянии. Более того, государство старается ликвидировать даже то, что есть. Не будем говорить о евреях или татарах — это маленькие народы. Но есть же колоссальные анклавы украинцев и поляков. Сколько вам известно украинских школ в Беларуси?
С. Паньковский.Ни одной. Хотя, кажется, где-то планировалось создание украинских классов.
Я. Басин. А украинских ансамблей, театров, библиотек, часов радио- и телевещания для польского и украинских меньшинств? Вот о чем речь идет.
Н. Игнатович. Да, и все же. Я не знаю ни одной более закрытой общины, чем еврейская. Я столкнулась с этим совершенно случайно, когда проводила в одном месте семинар. Там была школа для еврейских детей, так они отгораживали себя ленточками — только чтобы к ним никто не подошел. Почему такая закрытая община?
Я. Басин. Это единственный пример? Дело в том, что недалеко отсюда находится целый кампус, который посещает множество людей, которые не обязательно являются евреями. На мои лекции приходят люди каких угодно национальностей.
В. Мацкевич. И я, не будучи евреем, тоже там выступал пару раз.
Я. Басин.Все это как раз признаки открытости.
Н. Игнатович. И все же, почему в некоторых случаях общение ограничивается? Например, нам говорили: вы не можете сейчас обедать, потому что обедают еврейские дети.
Я. Басин. Это вы имеете в виду какое-то закрытое мероприятие, предполагающее ограничение контактов.
В. Мацкевич. Мне кажется, евреи разные бывают. Например, в Израиле имеются разные религиозные течения, относительно изолированные, так что евреи от евреев тоже иногда отгораживаются.
Я. Басин. Мне кажется, мы уклонились от темы. Я пытаюсь все-таки выйти на какие-то серьезные социологические выводы, касающиеся отношений государства и национальных меньшинств. Я берусь доказать, что государство проводит целенаправленную политику ассимиляции народов, их русификацию, включая белорусский народ.
В. Костюгова. На мой взгляд, речь идет не столько о русификации, сколько о формировании какой-то наднациональной общности под названием «белорусы».
В. Мацкевич. Новой наднациональной общности — славянской, поскольку никто на сегодняшний день не эксплуатирует в идеологии славянскую идею так, как в Беларуси. При всем при том, что признавать белорусскость они не хотят, а приводить какие-то границы все равно необходимо. Классовые границы не проводятся, этнические проводить опасно, национальная же идея субъективирована в другой части политического спектра. Отсюда — славянизация, причем славянство отождествляется с русскостью. Или, по крайней мере, русские как авангард славянства, по этой версии. Однако, полагаю, следует вернуться к теме разговора. И, если вы не возражаете, я продолжу.
В начале 90-х мне повезло, или не повезло, работать чиновником в департаменте по национальным вопросам первого правительства Латвии. Формально этот департамент имел статус министерства, однако полномочий у него было немного. Ни полномочий, ни финансов, ни власти. Фактически департамент существовал с целью сглаживания противоречий, с целью их заземления. Насколько я тогда уяснил, национальный вопрос существует в нескольких онтологических формах — социальной, правовой, эмпирически-бытовой, культурологической и т. д.… Одно дело социология, другое дело — право, третье — наивно реалистическая, скажем так, ментальность людей. Советская национальная политика апеллировала скорее к наивному реализму. Например, в советской риторике присутствовал тезис о «многонациональной общности»: Белоруссия — этого многонациональная республика. Но это ложь, поскольку Белоруссия являлась компактной мононациональной республикой. Конечно, в ней проживало известное количество, скажем так, различных типов людей. Разумеется, люди по крови, по происхождению могут быть разными, но считать их представителями какой-то другой национальности или расы нет никаких оснований.
В правовой плоскости Беларусь совершила правильный шаг, исключив в паспортах графу «национальность», поскольку автоматическое зачисление людей в ту или иную этническую общность, с которой они себя не обязательно отождествляют, — это проявление расизма, национализма и т. д. На бытовом уровне проблемы, возникающие в связи с различной культурной принадлежностью людей, неизбежны, но это одна сторона дела. Другая сторона — это когда национальный вопрос выносится на государственный или общественный, публичный уровень, то есть когда национальные проблемы вносятся в повестку не просто «поляками» или «лицами кавказской национальности», но юридическими лицами — определенным образом оформленными группами. Латвия имела дело с общинами, с группами, оформленными в качестве общин. Я имел дело с цыганскими общинами, их было две, хотя проблема была одна. Это проблема цыганской школы, проблема обучения цыганских детей. Причем речь шла не столько о том, чтобы дети обучались, скажем, на цыганском языке, сколько о том, чтобы эти дети вообще ходили в школу. Эта была очень острая проблема, которую без помощи государства решить было невозможно.
Существуют другие проблемы, но они должны кем-то ставится. Просто наличие проблемного человека с лицом какой-то национальности не создает автоматически проблем, которыми именно государство должно заниматься. Этим могут заниматься психологи, участковый милиционер, еще кто-то… Но для всего этого нужна соответствующая государственная политика, которая выражается прежде всего в регистрации этих юридических лиц, причем не обязательно общин; это могут быть также школы (литовские, еврейские или польские), издательства, фольклорные ансамбли и другие организации и структуры, нуждающиеся в определенной материальной базе и в определенных правовых условиях существования, а потому — в регистрации. Другими словами, существует определенный спектр проблем, для представления которых необходим субъект, в противном случае эти проблемы некому будет ставить. Здесь шутка Ильфа и Петрова о том, что если в стране есть евреи, то есть и еврейский вопрос, не вполне справедлива. В действительности, для того чтобы вопрос был поставлен, необходим субъект, который его сформулирует.
И что у нас получается? В нашем обществе существует несколько систем права, гетерономия, и несколько языков, на которых об этом говорится, т. е. своего рода гетеросемиозис. Есть советская риторика с ее интернационализмом, когда национальность человеку приписывается, как в формальной логике. В итоге существует множество национальностей и множество людей, представители каждого из множеств должны совпадать друг с другом, точнее, каждому человеку должна соответствовать одна и только одна национальность. Когда все это рухнуло и когда, как в России, проводили перепись населения, то появились скифы, ассирийцы — и кого там только не было. Сегодня национальности как бы поплыли: люди придумывают себе национальности или восстанавливают несуществующие. В этой ситуации сталинская риторика, в которой все было достаточно жестко, проваливается.
Имеется также европейская или американская система с ее концепцией меньшинств. Здесь идентичность формируется, например, за счет политического дискурса как такового, за счет рефлексии над художественными произведениями или просто за счет коммуникативных актов вовлечения в сообщество. В итоге люди начинают осознавать себя участниками сообщества и, соответственно, начинают качать права. Качать в хорошем смысле: формулировать свои интересы и добиваться их реализации.
Наконец, необходимо сказать о восстановлении какого-то черносотенно-российско-православно-империалистического дикурса. Это направление очень опасно. Советская риторика, которая по-прежнему преобладает, все же нежизнеспособна, а эта черносотенная — очень заразна. Более того, она проявляет себя в формах, на которые государство вынуждено реагировать не потому, что этот вопрос ставится, но потому, что он переходит в плоскость иного права, например уголовного — скажем, осквернение памятников, избиение лиц неправильной национальности, как это в Витебске происходит регулярно. Хотя в наше время эти вещи замалчиваются.
На этом фоне государство осуществляет политику вмешательства в дела общин, которые уже организовались и напротив — игнорирует ряд инициатив, которые не вписываются в традиционную сетку представлений, сталинских или каких-то еще. Евреи должны быть такими-то и такими-то, реально существующих армян-протестантов как бы нет, поскольку армяне должны быть установленного образца, должны быть монофизитами и так далее. Мне вообще ближе проблемы, связанные с религией. Взять, к примеру, город Слоним, находящийся в черте традиционного расселения татар. Там располагается мечеть, которую начали посещать инородцы — азербайджанцы, афганцы и т. д. По сути дела происходит размывание общины, и сегодня речь идет об исчезновении феномена белорусских татар. Это то же самое, что происходит, когда мы говорим о русификации, но в меньших масштабах. Чиновник, опираясь на свою сетку представлений, решает: имеются мусульмане, и они все одинаковы. Все это происходит с уникальными сообществами типа караимов, которые в Беларуси, кстати, исчезли, а в Литве — за счет более или менее правильной национальной политики — сохранились и более или менее сохраняют компактную территорию проживания. Наконец, ранее в городах компактно проживали евреи, существовали целые районы; сегодня все еще существуют места компактного проживания литовцев, поляков и даже полесских ятвягов. Есть места компактного проживания русских — например, ветковские староверы в Гомельской области, русские переселенцы в Витебской области…
С Паньковский. Как-то мы опубликовали статью Суздальцева «Русская улица» о положении русских в Беларуси, и реакция была очень острой…
В. Мацкевич. Это по-своему и понятно, ведь мы имеем дело с полем, дающим широкие возможности для политических спекуляций. Посмотрите, что делает Лукашенко в белорусской диаспоре за пределами Беларуси. Они сознательно раскалывают белорусские общины за рубежом. К примеру, в Крыму создается общество белорусов, которое является полностью лукашистским. В Латвии изначально, с конца 80-х существовало две белорусских общины. Точно так же создание русских сообществ в Беларуси во многом подчиняется логике этих спекуляций. С одной стороны, это инициативы, реализуемые российскими маргиналами — РНЕ, баркашевцами и пр., создающие нечто вроде легальных представительств за рубежом. С другой стороны, Лукашенко также заинтересован в создании лояльных русских общин, и они по необходимости не совпадают с пробаркашевскими. И так далее.
В любом случае, я хочу сказать о том, что русские в Беларуси очень неоднородны: сравните тех же ветковских староверов с полоцкими переселенцами. Поэтому создание каких-то универсальных общностей в Беларуси — это нечто невозможное, хотя нынешний режим может взять на вооружение именно такую стратегию. С поляками они попытались это сделать. И опять же: территория Вороновского района (Гродненская обл.), где поголовно живут поляки или же люди, осознающие себя поляками, то есть окатоличенные балторусы, как их называют в Литве, — это одно дело, и другое дело — поляки Гродно, помнящие свою польскость, и, наконец, прочие поляки, которые встречаются по всей территории Беларуси вплоть до Могилева, все это — разные поляки. И интересы у них разные. Юридические лица, которые могли бы представлять их интересы, должны быть разными, им трудно сговориться. Ну, а попытка причесать всех под одну гребенку приводит к тем вещам, которые мы сегодня наблюдаем.
Я не стану отрицать того, что разные нации и этносы существуют. Но нужна кое-какая философская и логическая грамотность, чтобы понимать суть и смысл категории «существования» применительно к идентичностям людей. Нации, этносы, классы, страты, на которые подразделяются люди, существуютвовсе не в том смысле, в котором существуют биологические виды или даже человеческие расы. Как сказали бы древние, нации и этносы существуют во мнении, а не в природе вещей. Во мнении человека о себе и во мнении окружающих о нем. Конфликты этих мнений суть национальные конфликты. Если мнения комплиментарны, то нет и национальных конфликтов. Как младенца можно воспитать в любой произвольной национальной идентичности (чего не сделать с его расовыми антропометрическими признаками), так и мнения людей подлежат воспитанию и формировании. Это предмет гуманитарных технологий и культурной политики. С технической стороны это возможно и доступно. Иное дело моральная сторона вопроса. Ведь существует евгеника (специально организованная система межрасового скрещивания и селекции), которая могла бы стереть в перспективе расовые различия. Технически это достижимо, но неприемлемо по моральным причинам. А потребность в гуманитарных технологиях и в культурной политике как раз настоятельно диктуется теми же самыми моральными причинами. Если мы хотим национального и этнического мира, а не решения национальных проблем по сталинскому принципу: нет человека — нет проблем, нет этноса — нет национальных проблем.
С. Паньковский. Насколько я понимаю, проблема национальных меньшинств — это в первый черед проблема их институализации, проблема субъекта, уполномоченного ставить вопросы. Однако, с другой стороны, мы наблюдаем в Европе, где права национальных меньшинств незыблемы, эффекты, которые как бы подчеркивают сложность этого круга проблем. Стоит вопрос о пределах национальной идентичности, которая порой принимает вполне предметные формы. Сейчас у всех на слуху беспорядки во Франции. Когда-то там активно обсуждался вопрос о том, могут ли мусульманские девушки ходить в школу в чадрах и можно ли выделить специальное время для молитв, причем в обычной школе (лицее). Не помню точно, как развивалась эта дискуссия, но в конечном счете было принято запретительное решение, ставящее предел национальному самовыражению там, где это превращается в неудобство для всех. Таким образом, с одной стороны, существует проблема границ, в пределах которых национальная идентичность может утверждаться без угрозы для других идентичностей. С другой стороны, если национальная идентичность испытывает потребность в самовыражении, она имеет на это право, и это право фундаментально. В западных странах для этого создаются соответствующие предпосылки, определяющиеся общедемократическим контекстом. Там нет необходимости преодолевать столько трудностей, как в Беларуси, если я просто хочу создать общественную организацию…
Я. Басин. Действительно, существует границы, переход через которые чреват серьезными вещами. Конвенция 1948 года, трактующая о правах человека, помимо прочего, определяет понятие геноцида. Геноцид — это физические уничтожение людей по политическим, этническим, религиозным и другим мотивам. Однако мало кому известно, что в том же пункте говорится о том, что существует геноцид в культурно-просветительской сфере, т. е. геноцид, осуществляемый в отношении тех или иных народов, которые лишаются возможности создавать школы, музеи, библиотеки. И этот геноцид также наказуем с точки зрения международного права. Ситуация в Беларуси меня интересует прежде всего с этой точки зрения.
С. Паньковский. Насколько можно судить, существует две основных формы репрессий, две формы культурного геноцида, как вы сказали, осуществляемых в отношении национальных меньшинств. Ранее преобладала первая, условно негативная форма — когда представители национальных меньшинств пространственно отделялись от основной этнической группы и жили в своего рода гетто. Таким образом, эти группы выделялись среди основной массы населения, и по отношении к ним применялись различного рода ограничения — политические, имущественные и др. Вторая форма — это условно конструктивная, когда существует своего рода запрет на отличие, на отдельность. В этом случае этнической идентичности противопоставляется некая наднациональная идентичность, в которой первая должна без остатка раствориться… Таким образом, мы вернулись к первоначальному импульсу нашего разговора, состоящему в намерении выяснить, существуют ли национальные меньшинства. Если они не конституированы, значит, их нет — тем более, как уже сказано, что исчезли отметки в паспортах. И все же: если в нашем обществе евреи, или их нет?
Я. Басин. Недавно вышел буклет Комитета по делам национальностей и религий, в котором есть целые развороты, посвященные белорусским украинцам, литовцам, полякам и т. д. В этом смысле национальные меньшинства есть… конечно, они есть. Другое дело, что Беларусь — уникальное государство, в чем-то подобное Соединенным Штатам, в которых многие граждане являются эмигрантами и в которых нет территориально-национальных проблем. Поэтому здесь возможно создание такого конгломерата народов, в котором на уровне частной жизни каждый может придерживаться национально-культурных практик, а на публичном уровне является представителем какой-то, как сказал Владимир Мацкевич, наднациональной общности. Но проблема в чем? Либо нам и дальше двигаться к формированию однородных общностей, в которых все в порядке и нет проблем, либо стимулировать различия национальных идентичностей, проявление особенностей, связанных с большими или малыми народами. Давайте посмотрим, насколько объективен этот процесс, отойдем от своих субъективных пристрастий.
С чего начался XX век? С разделения одного большого скандинавского государства на два относительно небольших — Швецию и Норвегию. В результате шведская академия присуждает нобелевские премии, которые почему-то вручаются в столице Норвегии. Такой парадокс. Далее, как известно, началась Первая мировая война, в результате которой рухнули империи и активизировался процесс формирования мононациональных государств. Затем опять имеем дело с воспроизводством империй — германской и советской. И по-настоящему процесс формирования национальных государств продолжился уже после Второй мировой войны: государства Восточного блока, появился Израиль и т. д. Наконец, Советский Союз распался на пятнадцать государств, Чехословакия — на два государства, Югославия — на пять. И что дальше? Что в Грузии происходит сегодня? Постепенно там появляются два государства. Предпринимаются попытки создать Крымскую автономию. И это повсеместно. В Испании баски и каталонцы претендуют на суверенитет; курды, проживающие на территории трех государств, — на создание своего государства. Вместе с тем исчезают целые народы. Сегодня, например, больше не существует арабов, зато существуют ливийцы, сирийцы, иорданцы, саудийцы, палестинцы и т. д.
Таким образом, происходит глобальный процесс развития самосознания народов — больших и маленьких. Попытки обратить этот процесс вспять в конечном счете ничем не оправданы. Конечно, найти какую-то грань (вот это еще плохо, а вот это уже хорошо) чрезвычайно сложно. Мы видим, что происходит сегодня во Франции. Я приезжаю в Великобританию и вижу, насколько там проарабское настроение телевидения и прессы… Все достаточно просто: в Великобритании проживает двести двадцать тысяч евреев и два с половиной миллиона мусульман. То же самое во Франции: шестьсот пятьдесят тысяч евреев и шесть с половиной миллионов мусульман. На чьей стороне оказывается общественное мнение? Добавьте сюда деньги, нефтяной фактор и т. д. Но с другой стороны, оправданна ли сегодня поддержка национальных меньшинств, не противоречит ли она их устремлениям к ассимиляции? Я отвечаю: оправданна. Именно то обстоятельство, что в России недооценивалось этническое самосознание, устойчивость национальных культурных форм, во многом привело к распаду Российской империи, а потом и СССР.
И сегодня белорусское государство идет по этому скользкому пути, в конце которого нас может ожидать очень мощный социальный взрыв как результат насильственной русификации белорусов. Постоянно уменьшается количество белорусских школ, средств массовой информации, — не мне вам об этом рассказывать. Я полагаю, что многие серьезные проблемы связаны с тем, что в Беларуси нет собственной православной церкви, она представляет собой белорусский экзархат Российской православной церкви. Отсюда русификация и идет.
В. Костюгова. Мне кажется, не совсем так. Владимир Мацкевич верно сказал, что белорусская национальная идея, основанная на этнической принадлежности, представляет угрозу для государства, поскольку реализуется политическим агентом, противостоящим государству в его нынешнем виде. Поэтому здесь культивируется идея наднациональной общности без апелляции к этническим корням и определенным культурным практикам. Другими словами, дело далеко не только в Российской православной церкви. Более того, РПЦ тоже вынуждена мириться с какими-то местными проявлениями мирского, слишком мирского. Стратегия правящей группировки, тех, кто отождествляют себя с государством, в целом направлена на создание гомогенного общества, на стирание отличий, причем любых. Мы сегодня говорим о национальных меньшинствах, но ведь существуют и политические меньшинства, в которые сегодня объективно включены все те, кто проявляют хоть какую-то несанкционированную государством активность.
Я. Басин. Ничего против не имею, ради Бога. Но иной раз ведь дело доходит до предела, когда вообще начинают отрицать существование каких бы то ни было меньшинств.
С. Паньковский. Коллеги, здесь имеется один любопытный аспект. Мы говорим о гомогенизации общества в его политических, этнических, культурных составляющих, которая тесно связана с централизацией, предоставляющей определенные технические удобства в плане управления обществом. И тогда власть фактически захватывает — то, о чем пишут Валерия Костюгова и Янов Полесский, — различные области идентичности, русской, белорусской или какой-то другой. Гомогенизация имеет в виду деструкцию, элиминирование, или, попросту говоря, уничтожение. И тогда возникает проблема: когда нет национальных меньшинств, общин, конституированных или же нет, тогда есть ли в Беларуси белорусы? Предусмотрено ли в этой новой официальной формации белорусов место для этнических белорусов? Другими словами, если в нашем обществе не существует русских, поляков, евреев, литовцев, если все мы белорусы, или «русские со знаком качества», — исключая, разумеется, присутствующих здесь, — то не может быть и белорусов.
Далее, развивая эту мысль, следует сказать о том, что для нас сегодня речь идет отнюдь не о воспроизводстве американского мультикультурализма, речь идет о проблеме меньшинства как такового. Где находится граница, позволяющая отделить большинство от меньшинства? Так, например, если с точки зрения госуправления или демократии как «безусловной власти большинства» (без уточнения «с согласия меньшинства»), признать, что белые граждане в США являются большинством, то линчевать чернокожих — однажды окажется совершенно справедливо. Исторически постановка под вопрос этой границы права большинства как такового, привело к тому, что меньшинства были удостоены внимания. И не случайно, поскольку фрустрированная энергия этнических групп приводила и сегодня приводит к социальным взрывам. Вообще говоря, демократия — это не решение всех проблем раз и навсегда, это возможность эти проблемы решать и пересматривать. И в этом смысле если мы признаем, что белорусское общество уже является беспроблемным, бесконфликтным, гомогенным, состоящим из «русских со знаком качества», то в нем не могут существовать ни русские, ни белорусы, но исключительно — сторонники действующей власти, причем этим их идентичность исчерпывается. Все остальные — это попросту зло.
Я. Басин. Если вы помните, идеология Российской империи провозглашала три ключевых догмы: монархия, православие, народ. СССР был также официально идеологизированным государством, но и современная Беларусь мало в этом отношении отличается. Что сегодня провозглашается? Те же самые тезисы: монархия — мы имеем монарха, православие — поддерживаемая государством религиозная доктрина, только слово «народ» заменен словом «соборность». Что такое соборность в их понимании? Единомыслие. Однажды на одном семинаре я спросил: а кто будет устанавливать единомыслие? «Ну, как кто? — заметил участник семинара. — КГБ». Другими словами, инакомыслие будет подавляться, а вместе с инакомыслием — национальные особенности, культурные различия, и будет происходить та самая гомогенизация, о которой вы говорите. Потому что тоталитарное государство не предполагает никакого самосознания — ни политического, ни религиозного, ни национального, ни, разумеется, индивидуального.
С. Паньковский. Действительно, были тоталитарные государства идеологического типа — фашистская Германия или Советский Союз, но Беларусь является государством без официально утвержденной идеологии. Это либо реплики русского национализма без русских, либо вообще стихийный конгломерат, в который включается все, что может обосновать удержание власти. Задача правящей группировки, после того как она закрепилась во власти, одна — закрыть за собой дверь. Чтобы во власть никто больше не пришел. Поэтому годится все, любые идеологические фрагменты и вкрапления, контекстно пригодные. Сегодня мы русские со знаком качества, завтра — европейцы с тем же знаком, послезавтра — единственный подлинно советский народ, все это можно объявить ментальностью двадцать второго века и так далее. Однако… Не все об этом помнят, но одним из первых шагов нынешней власти была ликвидация всех форм контроля за движением финансовых средств, за тем, как она ими распоряжается. Национальных финансовых средств. То есть это единственная на Европейском континенте власть, действия которой абсолютно закрыты для любого общественного или правового контроля. Так же никем не контролируются формирующиеся вокруг нее финансово-экономические группы. И это особое положение определяет их отношение ко всему комплексу социальных проблем включая отношение к идеологии, национальным меньшинствам и т. д. Отсюда, возвращаясь к нашей проблеме, простой вопрос: нужно ли, чтобы национальные меньшинства существовали?
Я. Басин. На ваш вопрос дал ответ профессор одной международной академии, к сожалению, в настоящий момент не помню его фамилии. Но книга его называется «Быть русским». Там четко сказано, что быть русским означает придерживаться русских обычаев, читать Пушкина, Достоевского и Толстого, есть блины и так далее, то есть в некотором смысле ассимилироватьс