Начиная свою реплику столь очевидной для моих ровесников цитатой из «Машины времени», представляю себе, как обрушатся на меня многие мои коллеги по перу: «Это кого он имеет в виду?» «Это себя он имеет в виду», — отвечаю я смиренно, чтобы никого не обидеть. Только в песне Макаревича глупость скворца заключалась в том, что он приветствовал весну как раз тогда, когда другие прятались в шубы и поднимали воротники. Я же, наоборот, тяну свою унылую песню посреди бабьего лета, предрекая неизбежное похолодание. Так что скворцом можно — за неимением более недостойных объектов — счесть и меня самого.

Читаю статьи в белорусском интернете, все эти многочисленные комментарии по поводу очередного этапа общения Владимира Путина и Александра Лукашенко, и почему-то хочется тосковать. Чему мы все обрадовались? — вопрошаю я вас, о великомудрые Валерий Иванович и Андрей Иванович. Тому, сколь эффектно был «приопущен» в ходе встречи в «Бочаровом Ручье» президент Республики Беларусь? Нисколько. Ведь вся эта экзекуция носила явно показательный характер, не более того: продемонстрирован давно декларированный переход к прагматической политике, у Беларуси отнят статус эксклюзивного партнера, чтобы еще крепче привязать к себе главу правящего белорусского режима. Да, нашей любимой политологами номенклатуре в очередной раз дали понять, что «батька» — не самый «крутой». Но она ведь сие и без «Бочарова Ручья» знала. Да, газ пойдет по цене в 50 долларов. Но запас прочности режима значительно выше, нежели 20 лишних долларов за тысячу кубов газа. Да, весьма вероятно, что растерянность главы белорусского государства была вызвана ультимативным требованием отказаться как от идеи референдума, о которой знали все, так и от идеи введения некоего подобия чрезвычайного положения, о которой догадывались отдельные личности. И — что? Чему мы все радуемся и рукоплещем, господа присяжные заседатели? Ведь совершенно очевидно, что действующий президент Республики Беларусь имеет все шансы досидеть до конца своего президентского срока. Скорее всего, об этом как раз они успели договориться. За это время, как говаривал другой большой ученый, кто-нибудь обязательно помрет: или я, или шах, или ишак. И вовсе не гарантия, что помрет (в политическом плане, разумеется) именно Александр Григорьевич. Просто пересчитайте всех потенциальных кандидатов в президенты от белорусской оппозиции, оцените безмерную и кое в чем даже неподдельную любовь их друг к другу, и вы увидите, что даже ушедший на покой Лукашенко А.Г. может некоторое время после этого спать спокойно, оставаясь гуру белорусской политики и экономики. С его-то ресурсами, наличие которых ни для кого не является особенным секретом! Да Александр Григорьевич и сам это чувствует очень хорошо; неслучайно же он позволил себе демонстративно поигрывать перышком, оттягивая момент подписания договора о создании Единого Экономического пространства (на четверых соображенного), а и. о. премьер-министра Сергей Сидорский даже вынудил видавшего виды Михаила Касьянова возмутиться готовностью белорусского правительства отхватить кусок российской собственности.

Досрочное ослабление Лукашенко, попытки его детронизации ранее 2005 года (то есть, ранее начала полуофициальной предвыборной кампании) способны нанести самый мощный удар по белорусской оппозиции. Во-первых, как совершенно справедливо отметил в «Русском курьере» мой вечный оппонент Александр Старикевич, у белорусской оппозиции — как и у Москвы — все еще нет альтернативной фигуры. Как и у самого Лукашенко нет потенциального кандидата в преемники (вариант с сыном здесь не пройдет, страна у нас, хвала Аллаху, не Азербайджаном зовется, а Виктор Александрович — все-таки не Ильхам Гейдарович, хоть и сам с усам). Всех, твердости чьего слова Лукашенко мог бы поверить, он сам давно разогнал, а в лояльность нынешнего поколения руководителей государства, лишенных иной идейной основы преданности, кроме страха за собственную шкуру, он не поверит уже никогда: все-таки Лукашенко — человек очень даже не глупый, а по-житейски — так и умный даже, опасность нутром чует (цитата из него, сердечного). Остается вечный Тозик, но вопрос, согласится ли еще на эту кандидатуру Россия. Ибо переговариваться с Тозиком будет вряд ли слаще, нежели переговариваться с Сидорским. Одного, я бы сказал, политического поля ягоды.

Тогда о чем речь? Чему радуются неугомонные Валерий Иванович с Андреем Ивановичем? Тому, что сбылись собственные прогнозы? Господи, а дальше-то — что? Лукашенко загнан в угол, из которого выход описан Костюковским и Табачниковым в известном киносценарии: «Либо он (Лукашенко) ведет ее (Россию) под венец, либо она его ведет к прокурору!» При этом ни запереть чреватую таким выбором невесту под замком, ни укрыться от нее самому Александру Григорьевичу не удастся. Интересно, понимают ли Валерий Иванович с Андреем Ивановичем, эти пикейные жилеты белорусского интернет-пространства (приходится красть образ у Павла Якубовича, как он сам заимствовал его у Ильфа и Пентрова, как наше любимое государство в одностороннем порядке заимствует нефть у «юкосов» и «сибнефтей»), чем такой выбор чреват — не столько для Лукашенко, сколько для Беларуси. И ведь следует учитывать, что жертва белорусским рублем будет наименьшей из возможных жертв, которую как следует напуганный человек способен принести под воздействием инстинкта самосохранения!

Путин — один из самых тонких политиков, которые действуют сейчас на постсоветском пространстве. Не знаю, сам ли он придумывает все эти ходы, или его политтехнологи расписывают каждый его шаг, но во время встречи в «Бочаровом Ручье» Владимир Владимирович не допустил практически ни одной ошибки. Как и после нее. Вдумайтесь: на встречу президентов он прибыл в одном автомобиле с Нурсултаном Назарбаевым. Как удачно он дистанцировался от хозяина встречи, Леонида Кучмы, не втягиваясь во внутриукраинские склоки о роли России накануне президентских выборов в Украине (Кучма должен ему бутылку за такое одолжение). Как лихо он оказал честь Нурсултану Абишевичу, продемонстрировав этим всему СНГ, что центральноазиатские государства находились и будут находиться в зоне самого пристального внимания России. И как в очередной раз он продемонстрировал Александру Лукашенко, что Беларусь уже не является единственным верным и последовательным союзником России. Во всяком случае, в глазах самой России.

Так неужели политик, способный одним вояжем в автомобиле демонстрировать такие разнообразные нюансы имперской политики, не понимает, насколько именно следует соблюсти грань во взаимоотношениях с Лукашенко, чтобы тот сдуру не сорвался с крючка, а, скорее, еще надежнее на него зацепился (то ли губой, то ли ребром)? Понимает. И еще лучше понимает, насколько этот крючок политически важен для него самого накануне думских и президентских выборов в России. И от этого понимания веет тем самым умным и тонким империализмом, который, насколько я знаю, искренне неприемлем если не для Андрея Ивановича, то для Валерия Ивановича, во всяком случае.

Я не знаю, чем именно так напугал Путин своего белорусского коллегу. Испуг был более чем очевиден уже в первом выходе президентов к прессе: на фоне откровенно веселящегося президента России наш выглядел политическим новичком, плохо владеющим не только собственной мимикой, но и жестикуляцией, и даже языком. Так вел бы себя Борис Годунов, явись к нему в реальности призрак окровавленного царевича Димитрия. Так вел бы себя Макбет, увидевший окровавленный же призрак Банко восседающим за пиршественным столом. Так вел бы себя белорусский политик, которому вдруг предъявили неопровержимые улики его причастности к исчезновению других белорусских политиков…

Я не знаю, что там увидел Лукашенко, что испугало его настолько, что спустя восемь часов он откровенно заявил, что разрыв с Россией означает его смерть. Знаю только, что он впервые за много лет действительно напуган, а именно в таком состоянии люди, как правило, и совершают самые что ни на есть необдуманные поступки. Поступки, чреватые последствиями для тех государств, которыми они правят. Тем паче, что пришедшее три дня спустя после первой встречи абсолютное спокойствие, граничащее с цинизмом, не оставляет иного впечатления кроме как того, что «батька» не только пришел в себя, оклемавшись после испуга, но и успел обдумать некий одному ему ведомый план. Как правило, его планы почему-то сбываются, вопреки всем политологическим прогнозам.

Но тогда — чему мы с вами радуемся, господа политологи? Отчего весеннюю песню так рьяно скворушкой запели? Весна ведь ох как не скоро, а ежели и скоро, то ее, весьма вероятно, сменят неизбежные в нашем политическом климате заморозки. И скворушка, того и гляди, может обернуться элементарным попугаем, твердящим в клетке о том, что, дескать, очередное похолодание в российско-белорусских отношениях является непременным признаком скорого падения авторитарного белорусского режима. Падет-то он, вероятно, когда-нибудь и падет, да только бы нас не завалило.