/Попутчики/
Скитания в азиатских лабиринтах
После того, как в октябре досье западноевропейских структур пополнились новыми, хотя и довольно привычными заявлениями по Беларуси, похоже, что в оставшиеся месяцы 2005 года основные внешнеполитические события для нашей страны будут связаны с азиатским вектором. В самом деле, недавно в Нью-Йорке белорусский президент Александр Лукашенко встретился с лидерами Ирана и Ирака, в октябре Минск посетили высокопоставленные политики Китая и Индии, на декабрь запланирован визит Лукашенко в Китай.
У азиатского вектора внешней политики Беларуси есть свои сторонники и критики. Каковы бы ни были их доводы, сегодня все более очевидно, что за последние годы присутствие Беларуси в Азии перестало быть просто дипломатической формальностью. Кто они, нынешние ключевые партнеры нашей страны в далекой Азии, каков их стратегический потенциал, и есть ли у Беларуси реальные долгосрочные перспективы эффективного присутствия в столь отдаленном регионе?
Китай: попытки укрыться за Великой стеной
При всей бедности и скудности внешнеполитических контактов режим Александра Лукашенко, без всякого сомнения, может поставить себе в заслугу сохранение в целом позитивной динамики отношений с Китаем. За исключением, пожалуй, Соединенных Штатов, у большинства стран мира сформировалось довольно позитивное восприятие этой страны. Гигантский скачок Китая в развитии за последние годы стал предметом удивления и восторга мирового сообщества. Еще в начале 20 века страна считалась слабой и раздробленной, затем, в эпоху Мао, мир опасался Китая как революционной страны, готовой к насилию во имя утверждения своей идеологии. Начиная с 1978 года коммунистическое руководство во главе с Дэн Сяопином объявило о грандиозных реформах, которые, однако, мало изменили внешний имидж страны. В начале 90-х гг. прошлого столетия китайское руководство принимает решение о том, что статус страны как великой державы должен быть укреплен. В итоге китайская дипломатия получила серьезный импульс к развитию. За более чем десять лет акцент на внешней политике позволил стране стать одной из наиболее респектабельных держав современного мира.
Дипломатическая экспансия Китая совпала с распадом Советского Союза. Китай одной из первых стран открыл посольство в ставшей независимой Беларуси. Обычный хрущевский детский сад в центре Минска был довольно искусно превращен в дипломатическое представительство одной из наиболее активных миссий, работающих в Беларуси.
Понимание важности сотрудничества с КНР сформировалось у белорусской бюрократии не сразу. Китай не входил в число внешнеполитических приоритетов Беларуси при министре иностранных дел Петре Кравченко (1991–1994 гг.), отдававшем предпочтение «культурологической» дипломатии. Не числился Китай среди фаворитов и у пришедшего ему на смену Владимира Сенько (1994-1997), уделявшего внимание преимущественно европейскому вектору развития белорусской внешней политики и дипломатии. Несмотря на это, в период с 1991 по 1997 гг. главным образом благодаря настойчивости китайских дипломатов удалось установить контакты на уровне руководства двух стран.
Впервые всерьез о важности партнерства с Китаем заговорил Иван Антонович, когда Запад всерьез поставил вопрос о внешнеполитической изоляции режима Александра Лукашенко. В своих записках Александру Лукашенко Антонович писал о том, что в случае, если ЕС и США примут решение о внесении белорусского вопроса в повестку дня Совета Безопасности ООН, где Китай является постоянным членом и может применить право вето к любым решениям, китайское влияние наряду с российским может быть очень полезно и позволит белорусскому диктатору избежать санкций. Доводы Ивана Антоновича произвели впечатление.
На практике все обстояло гораздо сложнее. К 1997 году многие высокопоставленные белорусские чиновники наладили довольно устойчивые контакты с представительством Тайваня, не скупившимся на средства для подпитки и культивирования таких контактов. Вывеска торговой миссии Тайваня появилась на одном из зданий на проспекте Машерова. Активным сторонником идеи взаимодействия с Тайванем был, например, Валерий Цепкало, занимавший с 1994 по 1997 гг. пост первого заместителя министра иностранных дел.
Поощряемые на довольно высоком официальном уровне отношения Беларуси и Тайваня на определенном этапе могли полностью погубить официальные контакты с Пекином. Однако в течение 1997-98 гг. министру Антоновичу удалось добиться частичного упразднения тайваньской миссии. Сделать это было непросто и стоило не одной служебной записки на имя Лукашенко. С другой стороны, это была бесспорная победа китайских дипломатов, потративших немало средств на подарки, приемы и обеды для белорусских чиновников, которые хоть сколько-нибудь были причастны к принятию решения по тайваньскому вопросу. В итоге политика заигрывания с Тайванем была прекращена.
Весь последующий период китайцы продолжали активно работать в Беларуси и развивать двусторонние отношения, при этом роль дипломатов КНР в этом процессе была более значима, чем вклад белорусской стороны. Так, к примеру, за прошедшие годы, даже несмотря на довольно активную поддержку Китая (в т. ч. финансовую), Беларусь так и не смогла создать собственной китаеведческой школы. В белорусском внешнеполитическом ведомстве практически нет экспертов, которые бегло и грамотно говорили бы по-китайски, а также досконально знали богатые китайские традиции, историю и культуру. Притом что, как уже сказано, Китай оказывает существенное влияние на мировую политику и имеет довольно благоприятный внешнеполитический имидж.
Очевидно, что одной из главных составляющих этого имиджа является отсутствие выраженного стремления к доминированию и диктату в мировой политике. Важно, однако, понимать, что позитивное восприятие Китая в этом смысле отнюдь не означает одобрение его политической системы. Гораздо более существенным является то, что Китай довольно последовательно отстаивает принцип невмешательства во внутренние дела государств, что на фоне иракской войны и практически повсеместной критики действий США сделало китайскую дипломатию более воспринимаемой в мире.
Поддержка принципа невмешательства во внутренние дела — основной политический фактор, который объединяет сегодня китайские власти и режим Александра Лукашенко. Хотя предпосылки для китайско-белорусской дружбы весьма существенны, очевидно и другое: Китай никогда не пойдет на открытую конфронтацию с западными странами ради защиты режима Александра Лукашенко, как он не сделал этого в 1999 г. ради защиты югославского лидера Слободана Милошевича. Именно неконфронтационный характер китайской дипломатии, умноженный на достижения китайской экономики, способствовал росту позитивного имиджа КНР в мире. Ради белорусского диктатора китайское руководство не будет даже рисковать, не говоря уже о том, чтобы жертвовать достигнутыми успехами в международной политике. Бизнес не играет здесь решающей роли: экономические отношения Китая с Беларусью составляют ничтожный процент от общей китайской экономической экспансии. В этом смысле, сколь бы успешным ни был представлен будущий визит белорусского президента в Китай, ясно одно — укрыться за Великой китайской стеной от цивилизованного мира Лукашенко не удастся.
Иран: дружба на персидском ядерном ковре
Отношения Беларуси и Ирана — по аналогии с белорусско-китайским партнерством — также имеют ярко выраженную политическую составляющую. Но окраска этих отношений иная. Сентябрьская встреча в Нью-Йорке Александра Лукашенко и его иранского коллеги Ахмади-Неджада имела немаловажную особенность. Белорусский правитель впервые лично познакомился с избранным в 2005 году лидером страны, ядерные программы которой могут стать уже в самое ближайшее время новым вопросом повестки дня Совета Безопасности ООН. Решение о моменте подключения Совбеза пока не принято, но нет сомнения в том, что Совет управляющих Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) будет продвигать его на фоне резкой бескомпромиссной позиции нового иранского руководства.
Активное рассмотрение вопроса об иранских ядерных технологиях свидетельствует о том, что деятельность иранского руководства расценивается как прямой вызов режиму нераспространения ядерного оружия, установленному международным правом. Совет управляющих МАГАТЭ ранее приостановил передачу иранского ядерного досье в Совет Безопасности ООН, надеясь на позитивный исход переговоров «тройки» Европейского Союза — Германии, Англии и Франции — и официального Тегерана. Эти переговоры официально не прекращены, но де-факто они зашли в тупик, и 18 августа 2005 года Иран возобновил ядерные работы в Исфагане. В связи с этим эксперты говорят о том, что, если МАГАТЭ не удастся сформировать единую действующую коалицию стран и объединить международные усилия по прекращению «ядерной самодеятельности» иранского руководства, возможно повторение уже случившегося провала усилий по замораживанию ядерных программ Северной Кореи. Параллелей в ядерном курсе между Ираном и Северной Кореей более чем достаточно. Обе страны нарушили свои обязательства и были уличены МАГАТЭ в неточности предоставляемой информации и разработке секретных ядерных проектов, которые могут быть применены в военных целях. Обе страны использовали тезис о применении ядерных разработок в мирных целях для прикрытия военных интенций в данной области. Обе страны настойчиво продвигают свои ядерные программы в интересах защиты действующих политических режимов от угроз, которые эти режимы усматривают со стороны других государств. И наконец, разработка ядерных программ Северной Кореей и Ираном стала возможной в результате отсутствия решимости международного сообщества остановить Пхеньян и Тегеран.
Нынешняя ситуация вокруг иранских ядерных программ вызывает серьезную обеспокоенность в мире. Считается, что если повторится северокорейский сценарий, то о режиме нераспространения вообще больше нельзя будет говорить — он останется лишь на бумаге.
Однако найти действенные международно-правовые рычаги для того, чтобы заставить Иран прекратить разработку потенциальных военных ядерных программ, не так просто. Человечество фактически так и не смогло четко определить правовые рамки, позволяющие обеспечить эффективный баланс между мирным и военным применением атома. В итоге Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) зачастую интерпретируется как документ, не столько ограничивающий, сколько дающий право любому государству на разработку собственных ядерных программ. Иран прямо использует свой статус участника ДНЯО для оправдания строительства установки по обогащению урана.
Иранская мотивация в продвижении военных ядерных программ довольно многомерна и, помимо прочего, направлена на повышение международного признания и легитимности существующего в Иране режима. Интерес Тегерана к ядерному оружию возник еще в преддверии революции 1979 г. и был обусловлен целым рядом факторов — общей региональной нестабильностью, наличием соседних государств, обладающих ядерным оружием, а также опасением, что США и их союзники смогут применить военную силу для смены режима в Иране. Таким образом, любая инициатива о свертывании атомных реакторов, которая не будет содержать надежных гарантий и механизмов защиты действующей власти в стране, обречена на провал. Северная Корея, к примеру, верно просчитала вариант, при котором наличие ядерного оружия сделает позицию Пхеньяна гораздо более прочной на переговорах с США. Иран определенно следует тем же путем.
Нет сомнений, что лидеры большинства государств мира едины в том, что расползание ядерного оружия недопустимо, а режим нераспространения является важнейшим приоритетом политики и дипломатии. Вместе с тем опыт показывает, что риторика в области нераспространения нередко уступает место стремлению избежать конфликтов, например, на Корейском полуострове путем уступок Северной Корее и отказа от применения жесткого экономического или силового давления. Иран, по мнению аналитиков, также полагает, что антиядерная риторика Запада не представляет собой серьезной угрозы. США, например, вряд ли способны на решительные действия в Иране на фоне военной вовлеченности в этой стране. До настоящего времени Иран не ощутил сколько-нибудь серьезных последствий своих ядерных шагов, история которых насчитывает уже более двух десятилетий. Кроме того, Иран рассчитывает на поддержку Китая и России.
Иран может потребовать т. н. дополнительных стимулов с тем, чтобы обеспечить собственные интересы в переговорном процессе. Эти стимулы могут включать, помимо прочего, гарантии расширения иностранных инвестиций в развитие нефтяного сектора, нормализацию отношений с Европой и США, доступ к новым технологиям. Если политикам, дипломатам и специалистам в области атомной энергии удастся отыскать необходимую комбинацию «кнута и пряника», иранские ядерные амбиции, возможно, получится приостановить или нейтрализовать.
Таковы некоторые штрихи к портрету страны, являющейся на нынешнем этапе одной из попутчиц режима Александра Лукашенко. Белорусско-иранские отношения, начинавшиеся с открытия торгового представительства Беларуси в Тегеране с одним штатным сотрудником, сегодня трансформировались в довольно значимое политическое и военно-техническое партнерство. Хотя на нынешнем этапе вопрос обладания ядерными технологиями для Беларуси не актуален, в действиях иранского и белорусского авторитарных режимов есть много общего, как много общего есть и в нерешительной реакции международного сообщества на политику, проводимую иранским и белорусским руководством. На международной арене Иран и Беларусь объединяет главное — стремление любой ценой защитить свои режимы от трансформаций в соответствии с демократическими принципами.
Индия: странное партнерство
Визит в Беларусь индийского вице-президента в начале октября нынешнего года демонстрирует уникальную ситуацию в индийской внешней политике на современном этапе. Визит проходит на фоне сравнительно недавно завершившейся сенсационной поездки в Индию президента США Дж. Буша, в ходе которой индийской стороне было предложено довольно масштабное сотрудничество.
Американцам понадобилось довольно длительное время, чтобы официально признать важность участия Индии в современной мировой политике. Активно развивающаяся индийская экономика, расположение страны между двумя приоритетными зонами мировой дипломатии — Ближним Востоком и Китаем, также приверженность страны демократическим принципам в регионе, где доминируют мусульманские государства, и, наконец, обладание ядерным оружием и второй по численности армией в мире предопределяют высокий международный вес Индии.
Ясно, что сегодня официальный Вашингтон признает возрастающее индийское влияние. Если официальный Дели ответит Вашингтону взаимностью, для США это будет означать укрепление собственных позиций в регионе и создание мощного противовеса экспансии Китая в Центральной и Южной Азии. Индийско-американские отношения могут стать серьезной базой для более глубокого проникновения США на Ближний Восток и в Центральную Азию. Индия здесь сможет сыграть роль своего рода «Израиля», особенно с учетом довольно активных отношений между официальным Дели и Тель-Авивом.
Не секрет, что партнерство с США привлекательно и для индийской стороны. Оно предоставит новые возможности для получения Индией современных технологий, в том числе и в военной сфере (на нынешнем этапе американо-индийское военно-техническое сотрудничество незначительно). Американская поддержка может стать важным фактором получения Индией места постоянного члена Совета Безопасности ООН, к чему страна стремится уже много лет. Индии необходима также стабильность и бесперебойность в получении энергетических ресурсов. И наконец, чрезвычайно развитый индийский рынок информационных технологий, являющийся одним из основных источников индийского экспорта, напрямую зависит от США. Любые протекционистские меры Вашингтона могут иметь поистине катастрофические последствия для экономики страны. Исходя из этого, в Дели уже сложилось довольно мощное проамериканское лобби, активно продвигающее идею «пожатия» протянутой Дж. Бушем руки.
Имеется в Индии и другое лобби, связанное с более осторожным восприятием перспектив сотрудничества с США. Это связано с тем, что многие представители вернувшейся в 2004 г. к власти Партии Индийский Национальный Конгресс сделали свою карьеру на основе партнерства с Советским Союзом, и память о прошлом препятствуеют усвоению кардинально новых стратегий в области внешней политики. Кроме того, имеются и довольно прагматические соображения. В частности, партнерство с США непременно скажется на отношениях Индии с Россией, которые на нынешнем этапе чрезвычайно активны. Россия поставляет и, если не произойдет изменений, будет продолжать снабжать Индию оружием и ядерными технологиями, причем российские политические условия таких поставок гораздо мягче предполагаемых американских.
В случае сближения с США возникнут проблемы и в плоскости индийско-китайских отношений, которые получили в последние годы новое измерение, представляющее собой по сути уникальный пример «разделения» труда в области производства (Китай) и сферы услуг (Индия).
«Облегчить» возникшую индийскую дилемму может постоянно усложняющийся контекст китайско-российского стратегического партнерства, которое направлено на создание противовеса Соединенным Штатам как в регионе, так и в мире в целом. Россия и Китай проявляют очевидный интерес к Дели, приглашая индийских представителей на большинство региональных саммитов и встреч. Кроме того, чрезмерное сближение по оси «США-Израиль» для Индии чревато потерей ряда арабских энергетических рынков, а также проблемами с собственным 130-миллионным мусульманским меньшинством, присутствие которого позволяет Индии как немусульманской стране избежать полной изоляции среди исламского окружения.
В сложной для индийской дипломатии ситуации распутья неожиданно важную роль может сыграть иранский фактор. Показательно, что Индия не пошла на открытую конфронтацию с Вашингтоном и проголосовала в поддержку внесения иранского ядерного вопроса на рассмотрение Совета Безопасности ООН. Можно ли считать это первым индикатором изменений во внешнеполитических подходах? Пока сложно сказать. Возможно, оптимальным вариантом для Индии будет балансирование между двумя центрами геополитического притяжения. Это многообещающая, хотя и сложная стратегия: любая ошибка может обернуться роковым нарушением баланса.
Визит индийского вице-президента в Беларусь на этом фоне, скорее всего, может быть воспринят как пример политики балансирования. Хотя Индия, как и Китай, была одной из первых стран, открывших в Минске посольство, а Александр Лукашенко летал в Дели с официальным визитом, белорусско-индийские отношения вряд ли можно назвать полномасштабным партнерством. Негативную роль здесь, как представляется, сыграли попытки Беларуси вовлечься в диалог с Пакистаном, особенно активные в период пребывания Ивана Антоновича на посту министра иностранных дел. Индия никогда и нигде не демонстрировала своей солидарности с режимом Александра Лукашенко и, в целом, вряд ли воспринимает Беларусь как самостоятельного партнера вне контекста отношений с Россией.
* * *
Внешнеполитические усилия Беларуси в азиатском направлении могут производить впечатление успеха и даже вовлеченности страны в гигантскую геополитическую игру. Однако это ложное впечатление. Беларусь никогда не будет «играть» на равных ни с одним из названных азиатских гигантов. Важно понимать и другое. Репутация режима Александра Лукашенко не позволит и в будущем наладить действительно эффективные и доверительные отношения нашей страны ни с одним из азиатских партнеров, поскольку все они в той или иной степени стремятся к сотрудничеству с западными странами.
Взаимодействие с Беларусью на этом фоне будет развиваться по «остаточному принципу» (там, где это не входит в противоречие с основными интересами). Белорусские скитания в азиатских лабиринтах продолжатся, но они не приведут к выходу из международной изоляции.