Станислав Лем, которому в сентябре нынешнего года исполнится 82 года, уже много лет как оставил «фантастическое» творчество. Зато читатели имеют возможность постоянно знакомиться с его высказываниями по части политики, достижений науки, культуры, о жизни вообще. В польской прессе постоянно публикуются большие и малые интервью с ним, да и сам автор «Соляриса» предпочитает нынче форму фельетона, эссе, кратких заметок. Почти каждые два года все это объединяется в книжки, и таким образом Лем предстает перед нами в своеобразной ипостаси летописца современности. Летописец этот ворчлив, скептичен, всем-то он недоволен. А уж что касается научно-технического прогресса, то тут Лем, когда-то его певец и провозвестник, просто бранится. И когда наивные интервьюеры начинают пытать его о роботах, он выходит из себя.

Новая книжка писателя называется «Дилеммы» и содержит его отклики на новейшие события, обнимающие период с 2000 по 2002 годы. Лем, естественно, говорит и о террористической атаке на World Trade Center в Нью-Йорке, и о проблемах Ближнего Востока, и о расширении НАТО и Европейского Союза… То, что он настроен проамерикански, Лем не скрывает. Он открыто хвалит политику Буша и издевается над пацифистами, призывая их припомнить события второй мировой войны. Представьте себе, говорит Лем, что бы было, если бы антивоенные демонстрации в Великобритании парализовали решения Черчилля. «В сороковые годы минувшего столетия, — подчеркивает он, — ситуация вообще была иной: правительства действительно управляли своими странами, оппозиция если и существовала в парламентских демократиях, то это не означало, что возражения Чемберлена против политики Черчилля были решающими. Вообще у общества никто особо и не спрашивал мнения относительно важнейших государственных акций, а движение за мир не являлось важнейшим фактором мировой политики».

Лем, естественно, не забывает о России. Как большая часть польских интеллектуалов, он ждет с ее стороны всяческой каверзы и не доверяет никаким «демократическим демонстрациям». И потому не без яда пишет: «Да, нам известно о работе Путина как резидента КГБ в ГДР, но, согласимся, что это была страна, где можно было научиться всему, кроме демократии». После 11 сентября 2001 г. «Путин официально выразил американцам горячее сочувствие, но, предполагаю, что где-то в уголке в Кремле тихонько в те же дни станцевали бодрого „казачка“. Язва-Лем не верит в искренность российского руководства и призывает быть бдительным. На возможные упреки он отвечает коротко: „Исторические уроки, полученные нами на Востоке, ко многому обязывают“.

Можно было бы, конечно, напомнить Лему и об уроках, полученных Польшей «на Западе». Но разве дело в аргументах, когда память избирательна, когда хочется помнить только об одном, когда польский «роман с ФРГ» был еще далек от осложнений, вызванных нынешней весной «иракским вопросом»… Любопытно, кстати, что напишет Лем об этом «унижении Германии», гордо отказавшейся от предложения Польши разместить своих солдат в «польской зоне» Ирака и поучаствовать в совместном управлении этой зоной, натурально, под руководством поляков.

Лем много читает. Но еще больше перечитывает. Читатели уже знают, что книгами, к которым он возвращается постоянно, являются «Кукла» Пруса и трилогия Сенкевича «Огнем и мечом». Сенкевич — его любимый автор с гимназических лет. Но только теперь, признается он, «постиг КАК нужно читать нашего классика, чтобы постичь его вполне, несмотря на очевидные провалы стиля, художественного вкуса и прочие „кривизны“.

остмодернизм вызывает у Лема отвращение, запечатленное вполне в духе его адептов: «Это искусство, напоминающее вскрытие вен, при котором можно нести всяческие бредни, что-то неясное бормотать, рисовать всяческую чушь, избегать нормальной фабулы и все это торжествующе тащить на пьедестал».

Вообще, считает Лем, нынче «успех произведения зависит от расстояния, отделяющего его содержание от реального мира, в котором мы живем и который все меньше нам нравится». Это сказано о пресловутом «Гарри Поттере». А Франкфуртская книжная ярмарка напоминает ему «клозет, плотно забитый массой бумаги». Его отношение к телевидению определяет название одного из эссе — «Полный идиотизм». Чувство национального позора вызывает у него программа «Большой Брат», аналог российской программы «За стеклом». Короче, «набирает силу процесс уничтожения высокой культуры и подлинного вкуса во всех областях».

Лем раньше редко высказывался о собственном творчестве, отдавая здесь инициативу критике. Но в последнее время он изменяет этому правилу. Новая экранизация «Соляриса» и споры вокруг у него стали причиной обширной авторецензии, оспаривающей мнения критики и неожиданно сравнивающей лемовский роман с «Моби Диком». Лем дает оценку и своей повести «Непобедимый», у которой появились шансы на экранизацию.

Читая эссеистику Лема, следует всегда помнить, что он большой хитрец и часто надевает то одну, то другую маску. Лем любит дразнить читателя, огорошить его парадоксом, но прежде всего ему хочется склонить его к размышлению. Но есть одна вещь, при обсуждении которой — или, точнее, обличении — Лем всегда серьезен. И даже беспощаден. Это когда он говорит о человеческой глупости.