Опыты народонаселения, или Белорусский Анти-Мальтус
» Есть блуд труда, и он у нас в крови»
О. Мандельштам
Экономическая политика белорусских властей вновь по-своему актуализирует теорию всем известного Роберта Мальтуса, который утверждал, что нищета появляется потому, что рост народонаселения обгоняет его возможности в производстве средств для жизни; то есть, хотя производство второго рода и растет, число едоков растет еще быстрее. Буквально: народонаселение увеличивается в геометрической прогрессии, а материальное производство — в арифметической. У нас же наоборот — число едоков медленно сокращается, но и производство, если учитывать не валовые, а стоимостные показатели, практически исчерпало ресурсы роста.
Разумеется, с этим утверждением очень трудно согласиться тому, кто пользуется только тиражируемой СМИ статистикой, согласно которой всего у нас производится больше и больше. Но какой ценой? Для ответа рассмотрим динамику затрат производства промышленной продукции. Ее объем по сравнению с прошлым годом увеличился на 16% (по прогнозу на год — 9–10%), но затраты на производство выросли на 45,8%, в том числе материальные — на 54,3% (в их числе затраты на сырье и материалы — на 58%, на топливо и энергию — на 50,8%). При этом цены производителей увеличились только на 26,9%. То есть темпы роста выручки, не говоря о прибыли, почти в два раза отстают от темпов роста материальных затрат.
Экономят на рабочей силе
Что из этого следует? Себестоимость производства надо снижать или, по крайней мере, ограничить темпы ее роста. Сделать это можно только экономя на стоимости рабочей силы (по Марксу, усиливая степень ее эксплуатации), что, собственно, и происходит. Расходы на оплату труда и социальные нужды лишь немного обогнали рост цен производителей (плюс 31,9% и 32,9% соответственно).
Более доказательным наш тезис выглядит при анализе структуры себестоимости производства промышленной продукции. Так, материальные затраты в первом полугодии т. г. в ней составили 73,4%, расходы на оплату труда — 11,1%, отчисления на соцнужды — 4,3% (в первом полугодии 2003 г. — 69,3%, 12,3% и 4,7% соответственно). То есть материалоемкость производимого продукта возрастает, его социальная составляющая снижается.
Что из этого следует? При существующих технических, технологических, организационных и иных условиях производства наращивание его объемов приводит к непомерному росту материальных затрат и относительному снижению расходов на оплату труда и отчислений на социальные нужды. Но и это не все. В промышленности, где 80% основных фондов изношены, идет их «доедание»: доля амортизационных отчислений (на восстановление фондов) продолжает снижаться. В первом полугодии прошлого года их доля в структуре себестоимости равнялась 5,9%, в первом полугодии т. г. — 4,8%.
В настоящее время средняя заработная плата в промышленности составляет примерно 200 долларов. Понятно, что при сохранении нынешних тенденций для ее увеличения в 2,5 раза (на самом деле больше, поскольку зарплата в промышленности выше средней по народному хозяйству) понадобится 3–4-кратное увеличение материальных затрат на производство. Экономика таких затрат просто не вынесет.
Уже официально признано, что страна переживает стадию депопуляции (сокращение численности населения), общество стареет (абсолютно и относительно растет доля пенсионеров, сокращается доля работников). А это значит, что при существующих подходах (пресловутая «белорусская модель») производительность труда работника упадет, а иждивенческая нагрузка на него увеличится. А в итоге доля каждого в испекаемом экономикой общественном пироге уменьшается, да и сам пирог усыхает.
Если так пойдет и дальше, то при неизбежном спаде производства (отсутствие инвестиций и финансовое состояние предприятий всякий иной вариант исключают) занятость в экономике упадет, доля населения трудоспособного возраста в общей массе снизится еще больше, а численность пенсионеров поднимется. К тому же следует говорить не столько о занятости в экономике вообще (работа ради работы), сколько о производительной занятости.
Работа для работы
Так, в январе–сентябре текущего года 202,8 тыс. работников предприятий и организаций (5,8% среднемесячной численности) работали в режиме вынужденной неполной занятости, в том числе в режиме неполной рабочей недели (дня) — 115,4 тыс., в вынужденных отпусках по инициативе нанимателя находилось 87,4 тыс. человек. Общее количество неотработанного ими времени составило 2,7 млн. человеко-дней, что равнозначно ежедневному невыходу на работу 14 тыс. человек.
Из общего числа неотработанных по этой причине человеко-дней 79,7% приходилось на промышленные предприятия, 7,9% — на строительные организации. Условно рассчитанная численность ежедневно неработающих составляла в промышленности 11 тыс. человек, в строительстве — 1 тыс. человек. О числе тех, кто, придя на работу, просто «отбывает номер» ради получения социального пособия, которое почему-то у нас называют зарплатой, можно сказать одно: их тьма. И это притом, что целые цеха, заводы и фабрики работают порой исключительно на склад.
И если это, как нас убеждают, на самом деле «всерьез и надолго», то о будущем лучше перед сном не думать.
Это особенность «белорусской модели», о которой люди осторожные предпочитают не распространяться. Но, право же, она уникальна. Однако беда в том, что заботиться о повышении производительности труда некому. Хозяин (предприниматель), которого конкуренция заставляет организовать грамотную эксплуатацию рабочей силы и оборудования с учетом стратегических перспектив дела, у нас в основном занят в мелком, преимущественно торговом бизнесе, он «плотно» контролируется совершенно непредсказуемым государством, поэтому из «стратегического планирования» практически исключен. Задача у него проста: заработать, но заработанное не показывать, в дело не вкладывать. Примеры Кудинова, Климова и иных предпринимателей и директоров убедительно показывают, что любая иная схема поведения чревата крупными неприятностями.
Практически все остальные субъекты хозяйствования, в том числе и формально разгосударствленные, опекаются государством, контролируются им и подвязаны к выполнению задач, решение которых в большей степени обусловлено политическими, а не экономическими соображениями. Такая форма патернализма практиковалась, например, в Германии в годы II мировой войны, хотя предприятия там формально оставались частными. В этой связи вспоминается фраза, оброненная как-то Лукашенко на пресс-конференции. Смысл ее в том, что частником легче управлять, чем государственным предприятием, потому что он (частник) отвечает своим собственным добром.
То есть поднимать производительность незачем и некому. Потому что незачем. Кто же будет вкалывать до седьмого пота, если средняя зарплата (начисленная, то есть «грязными» нерегулярно выплачиваемая) колеблется вокруг магической цифры в 100 долларов. Разве это стимул к труду? А ведь миллионы работников получают «ниже среднего». Вот как выглядит «шкала» зарплат в сельском хозяйстве (в долларах по курсу): свинарки — 84 у. е.; доярки — 66; трактористы — 49; водители — 46.
Едоков — больше, работников — меньше
Поскольку до сей поры считалось, что «хоть плохо, но недолго», но это «ненадолго» никак не придет к своему завершению, автор взял в руки калькулятор и начал считать, обратившись к официальной кадровой статистике.
Как следует из недавно опубликованного годового отчета Минстата по форме N 6-т (кадры) «Отчет о численности, составе и профессиональном обучении кадров», в экономике списочная численность работников (заключивших трудовой договор (контракт), выполняющих постоянную, сезонную, временную работу) составила 4,012 млн. человек.*
Так это или нет, трудно сказать. И, как говорится, Бог с ним. Но интересно другое. Согласно ежемесячным докладам Минстата, из 4,5 млн. чел. экономически активного населения (45% от общей численности всего населения) 4,4 млн. заняты в экономике (за исключением малых и средних предприятий негосударственного сектора). То есть количество занятых в экономике по второй версии на 400 тысяч превышает показатели первой версии. А у нас все-таки не Китай, с его «миллион туда, миллион сюда — какая разница?». Хотелось бы большей точности.
Однако остановимся на первой версии (предположительно более достоверной), поскольку в ее основе — списочная численность: значит, людей считали если не по головам, то по учетным карточкам отделов кадров. И что в таком случае получается? Если учесть, что в 1991 г. в экономике было занято 5.02 млн. чел., то кадровые потери за десять с лишним лет составили 1 млн. работников, или 20% от их прежней численности.
В то же время численность пенсионеров всех категорий (этому тоже можно верить, поскольку пенсионеры как получатели социальных трансфертов подлежат самому строгому учету) увеличилась с 2.357 тыс. человек в 1990 г. до 2.613 тыс. человек (на 256 тыс. человек). За это же время население страны уменьшилось с 10.189,8 тыс. человек до 9.951,3 тыс. человек (на 238,5 тыс. человек).
До сих пор мы говорили о наемном труде как таковом. А ведь во всем мире погоду делает бизнес. В современной Германии, например, достигнутые экономические успехи определяются преимущественно участием мелкого и среднего бизнеса, индивидуальными предпринимателями. Численность работодателей этих трех категорий составляет около 3,3 млн. человек. Они обеспечивают эффективной работой 70% всего занятого населения страны — 23,2 млн. человек. Эти предприятия предоставляют 80% всех ученических мест: в настоящее время по 350 различным специальностям на этих предприятиях обучаются 1,3 млн. человек. Поэтому правительство проводит снижения налогового давления на малый бизнес, что равнозначно инвестированию в эти предприятия. С 1999 г. сумма ежегодных инвестиций подобного рода составляет ни много ни мало — 19 млрд. евро. Поэтому и высока отдача: малые и средние предприятия производят 57% ВВП Германии, на их долю приходится 45% всего налогооблагаемого оборота.
У нас же власть делает все, чтобы отбить у людей всякую охоту заниматься делом. И наказывает тех, кто ослушался или не понимает «линии». И если так, то ради чего трудиться?
В последнее время все заговорили о необходимости пенсионной реформы (собственно, о повышении возрастного ценза, обеспечивающего право получения пенсии). Чтобы снизить эту самую иждивенческую нагрузку на работающего. Но что толку в том, если работник не может заработать не только на свою семью, но даже и на самого себя?
Это и есть белорусская модель, которая подлежит слому, а не реформированию.
* Данные на 1.01. 2002 г.
Константин Скуратович
16.12.04
Другие публикации автора