Приказано — не рассуждать!

У меня есть собственное мнение! Я во всем согласен с предыдущим товарищем!

Был такой анекдот

За что голосовать будем? Думаю, что и тут все ясно.

ОНТ. Особое мнение. 10 сентября 2004 г.

Первые дни, прошедшие после объявления референдума, показали, в чем никто не сомневался, что исключений из правил не будет. Правила же заключаются в том, что всякое общение власти с народом на предмет выспрашивания его мнения осуществляется в форме не допускающего сбоев монолога. С 1994 года Александр Лукашенко всеми правдами, а чаще все же неправдами избегал прямой полемики с политическими оппонентами. В течение 10 лет мы наблюдали на экранах телевизоров боевитость и остроумие президента и, естественно, его завидное умение блестяще выбираться из любой каверзной ловушки в горячем споре с самим собой, где он и за «радикальную оппозицию» и за «себя лично» стремительно перемещался из одного края ринга в другой, искусно парируя нанесенные «грушей» удары.

По этой же схеме отражается «спектр мнений» и в государственных СМИ, победно разносящих в пыль ими же придуманных фантомов, плюшевых драконов, то всех как один безнадежно глупых, то всех как один тварей безусловно отвратительных, на фоне которых самим мастерам мягкой игрушки должно мниться титанами Возрождения и рыцарями светлого образа, всем, разумеется, как одному. Именно — как одному. Впрочем, вряд ли у многих из них есть иллюзии на свой счет. Что бы ни вписывалось в дежурный недельный набор «особенностей восточнославянского менталитета», резко обрывающегося у пограничных застав «белорусской государственности», представления о добре и зле, о том, что нравственно, а что нет, мало различающиеся в рамках христианской цивилизации и культуры, складывающейся тысячелетиями, трудно полностью изменить за 10 лет. Их не удалось до конца изменить даже за семьдесят.

Собственная версия демократии, в ее нынешнем распространенном виде сформировавшейся как рационалистическая надстройка над христианскими ценностями, требует и собственной версии нравственности. И совести. И честности. Версии, которой нет, на ее месте — конкретный и очень живой человек. Этому отсутствию в президентском обращении проставлена даже материальная компенсация. 250 долларов.

В полном соответствии с теорией специфической «белорусской демократии» «монологический» референдум и может быть признан демократическим исключительно самими адептами этой так и не сформулированной «теории». («Белорусская демократия» и не собирается становиться настоящей теорией, она всеми силами желает оставаться иррациональной верой, сродни религиозной. Взыскуемая ею высшая подлинность — «верую, ибо абсурдно»).

* * *

Выступая с этим текстом в Интернете, где пропагандистские усилия госаппарата выглядят совсем иначе, нежели для потребителей БТ, ОНТ и государственной прессы, лишенных альтернативных информационных источников, я не стану тратить время на комментирование тех интерпретационных ухищрений, заведомо не праведных, которым подвергались, например, данные по рейтингу нашей страны в таблицах индекса человеческого развития ООН, или совершенно безумных для профессионалов показателей «социологических опросов» — желающие легко могут найти корректные или близкие к таковым данные и цифры. Но нельзя не отметить, учитывая отнюдь не единичность, а системный характер подобных ухищрений и фальсификаций, что они составляют саму суть якобы проповедуемой властью «честности», а также ее концепций «бесчестности» и «продажности». Опять же концепций «своих», «почвенных», «белорусских», по которым, например, человек, может быть, и лично не виновный, всякое бывает, но находящийся под грузом очень серьезных обвинений, не опровергнутых пока по вине, прежде всего, самих белорусских властей, поспешно провозглашается едва ли не святым и едва ли не моральным образцом для общества. И это, грустно, но не случай. А именно суть. И стиль. Который, как известно, есть человек.

Зашкаливающая активность в подсовывании общественному мнению грубо препарированных идеологических продуктов приведет, уже привела, в конечном итоге к тому, что власти никто не станет верить, даже когда она, кинув шапкой оземь, вдруг решится сказать правду.

* * *

Надо признать, что из всего одностороннего и довольно неупорядоченного потока пропагандистского шума, берущего больше силой звука, чем содержания (главное — не успеть задуматься), где в одной газете на разных страницах заверения в демократичности «совета с народом» соседствуют с эмоциональным излиянием какой-то земляной ненависти к демократическим институтам, следует выделить действительно умно сделанный материал, написанный Павлом Якубовичем.

Этому тексту, по крайней мере, стоит возражать. (Что выгодно отличает статьи редактора СБ от других приглашаемых им для работы авторов, вроде небезызвестного Ивана Погранзона; куда это он, кстати, запропастился?)

Из статьи можно понять, что Александр Лукашенко — единственная объективная реальность, «данная нам богом в ощущениях», и посему у нас, собственно, и выбора то нет, кроме как единодушно благословить его на вечное правление. И интеллектуал он крупнейший, и политик. Ну, может быть, я несколько утрирую, но подозреваю, что многие читатели СБ должны понять эту статью именно так.

Я думаю, Павел Изотович, что перечисление претензий к оппозиции никак не делает легче проблему референдума. С критикой оппозиции многие готовы согласиться, но убывание в одном месте никак еще не сулит ожидаемого прибавления в другом. Фатальность ситуации белорусской оппозиции во многом отражает ненормальность белорусской политической системы в целом. Точнее, отсутствие таковой в общепринятом ее теоретическом и практическом понимании или, еще точнее, очевидное несоответствие политического режима тому, за что он себя безуспешно выдает.

На мой взгляд, проблема отсутствия «яркого лидера оппозиции», которого все тут уже обыскались, — псевдопроблема. Чтобы не расходовать время на скучный пересказ политологических учебников, достаточно озадачиться противоположным вопросом: почему именно в Беларуси, и в этом смысле «единственной в Европе», такой потрясающий дефицит «ярких политиков».

Можно провести и другие, более прямолинейные параллели из европейского прошлого, где рядом с руководителем страны не наблюдалось «ярких лидеров оппозиции». Припомним, где сейчас политики, которые могли рассматриваться Александром Лукашенко в качестве прямых конкурентов. Вспомним, что стало с ЕГУ, ректор которого, по некоторым предположениям, был заподозрен (абсолютно вопреки реальным жизненным планам академика Михайлова) в намерении померяться силами с президентом РБ. Ничего не буду утверждать. Но уйти от этих ассоциаций в нашей с Вами стране трудно не только мне. Они навязчиво диктуются очевидностями контекста, от которых отвернуться невозможно, более того — не простительно.

Чтобы думать иначе, нужно измыслить особый тип «удобной» нравственности. Который всегда в таких случаях кем-нибудь, впрочем, да и измышлялся. Который позволяет выключить некоторые жизненно важные рецепторы. Не обращать внимание на некоторые жизненно важные вещи, не измеряемые деньгами. Позволяет трактовать аморальность БТ-шного поведения как нормальный порядок вещей. Полагать и убеждать других, что все одинаково аморальны и важен лишь результат. Важно лишь, кто кого переиграет, кто кого перекричит. И все средства хороши, особенно когда они есть.

Личный путь первого белорусского президента убедительно свидетельствует, что «лидера» при наличии благоприятной конъюнктуры и некоторых задатков в Беларуси можно вырастить за несколько месяцев. Возможно, даже в немалых количествах. Ничем выдающимся в допрезидентской биографии Александр Лукашенко не выделялся. Никогда не числился в «ярких лидерах оппозиции». Не ходил в «оригинальных интеллектуалах». На фоне других, более заметных фигур в овальном зале, в телетрансляциях по крайней мере, никак до поры в глаза не бросался (свидетельствую как телезритель). Это после обретения полномочий он стал «гениальным руководителем», не знающим равных. Он ли в истории первый?

А уж тем более не был нынешний президент в политическом положении сегодняшних оппозиционеров. И по телевидению сам я его, и не один раз, помнится, перед выборами слышал и видел, лично, а не в пересказе каких-нибудь «комментаторов». В той обстановке «комментаторы» только добавляли ему очки. Информационная блокада не была столь густой и агрессивной, как сейчас. И припоминается большая о нем положительная статья, если не ошибаюсь, в «Советской» же «Белоруссии».

Вряд ли карьера Александра Лукашенко сложилась бы столь оптимистично, возникни он «из народных масс» в конце 90-х. Где? В «президентском» парламенте? В курилках, среди «мужиков»? В интернете? В оппозиционном движении? Но для чего же на БТ придуманы «постскриптумы»? Да разве только они…

Сегодня этот другой Александр Григорьевич вполне вероятно смог бы отличиться разве что в соревновании за «президентский» вымпел на Дожинках. Или, от излишней энергичности, тоже вполне вероятно, пребывал бы сейчас в заключении, к примеру, «за оскорбление…» или еще за что-нибудь, и читали мы бы о нем сочувственные прокламации на «оппозиционных сайтах» и сопереживали «обеспокоенности мировой общественности». (Я не знаком лично с Валерием Левоневским и Александром Васильевым, допускаю даже, что их можно сильно не любить, но вынесенный им приговор — еще один выразительный шрам на «моральном» лице власти, позволяющий многое понять в той атмосфере, которая царит в стране, в той иступленной пропагандистской взвинченности, которая сопровождает вот уже несколько месяцев сначала подготовку, а теперь проведение «всенародного совета»).

Но правда все же действительно в том, и здесь, пожалуй, надлежит в полной мере признать правоту главного редактора «СБ», что экстраординарность белорусского режима, демонстрирующего демократическую удаль только в строго отведенных местах отдельных президентских обращений, требует и экстраординарности тактики, условно говоря, «оппозиции» и трижды нестандартности «оппозиционного» мышления, слишком «зеркально» ориентированного по отношению к власти.

* * *

Еще одна иллюзия белорусского «общественного сознания» располагается в непосредственной близости от сетований по поводу неразличимости смены для прикипевшего к «любимой работе» Александра Григорьевича (будем к нему снисходительны, президентство — самая, как все знают, долгосрочная запись в трудовой книжке этого 50-летнего служащего, так и не освоившего основательно никакой другой специальности, кто, положа руку на сердце, в переносном и прямом смысле, в подобных обстоятельствах не держался бы за должность?). Иллюзия же построена на представлении, что сам по себе вопрос о сменщике ветерана президентской профессии, не склонного передавать опыт «молодым», является сегодня самым принципиальным. Всякое рассуждение о «Беларуси без Лукашенко» начинается с непременного гадания, кто же будет следующим «Лукашенко»? В этот вопрос раньше или позже упираются все, от деревенских веселых старушек до прошедших оксфордскую выучку аналитиков и философических рабочих, распивавших днями водку у моего подъезда. Между тем дело все же пока не в персоналиях, не в надежде вычислить «ярких политиков», найти харизму посильней, внешность привлекательней, биографию убедительней, хотя нечто подобное, конечно, тоже не помешает. Но не здесь главное. Разве Брежнева можно было перекрыть харизмой? А харизм было в стране!

В нынешних условиях через нагроможденные властью вокруг себя заградительные кордоны не просочатся ни Рузвельт с Черчиллем, ни де Голль с Аденауэром. Даже вместе взятые. В белорусском их самом что ни на есть «народном» эквиваленте. Все харизмы и авторитеты мира — ничто перед не разбирающимся в тонкостях, отмобилизованным «административным ресурсом», вкупе с силовыми структурами и практически полностью заглушаемым мощной пропагандистской сиреной медиапространством.
Выборы и голосования в Беларуси — давно уже имеют скорее обрядовый, «литургический» характер. Они давно не являются тем, чем должны быть, превратившись в магическую процедуру, вроде танцев перед стеной пещеры с бросанием дротиков в изображения животных, при непоколебимом убеждении, что совершаемые ритуальные движения обернутся эффектом в реальной действительности.

Демократические процедуры всего лишь элементы целостной системы демократии. Всего лишь. Вне ее — они механическое воспроизведение утративших некогда присущее им содержание действий. Но при этом без выборов, реальных, а не ритуальных, невозможно сформировать демократическое, т. е. народное правление.

На самом деле состязаются не «яркие политические деятели», не многочисленные потенциальные кандидаты на пост главы государства, а всего пока два политических мировоззрения, лишь одно из которых допускает настоящий выбор. Александру Лукашенко противостоит отнюдь не Анатолий Лебедько или, допустим, Валерий Фролов, не Андрей Климов или Наталья Машерова, а тот не привязанный к личностям политический порядок, который гарантирует народу саму возможность выбирать — между Лебедько или Костяном, Лукашенко или Машеровой, Иваном или Петром, между ЕС или Россией, приватизацией или сохранением собственности у государства. Пока что в Беларуси за народ выбирают другие лица. Не следует, однако, считать народ слишком глупым. В конце концов, он — это все мы и есть, включая эти самые лица.

Именно это мировоззренческое расхождение делает неизбежным самые невероятные в других условиях политические союзы и сочетания. Белорусский президент сам прочертил линию раскола, олицетворив в себе лично государство, в котором не остается места никаким другим личностям.

Говоря радикально, вообще многопартийность в сегодняшней «референдумной» Беларуси, тут прав президент, если исключить некоторые «инструментальные» преимущества, практически теряет смысл и безболезненно может быть максимально «заморожена» до лучших времен. Загнанные в резервацию партии, те, что не влились в околопрезидентский хоровод своих «конструктивных» товарок, до хрипоты могут отстаивать там друг перед другом кто левые, кто правые принципы (а есть ведь еще и нюансы), словно не замечая, что в официальной версии, методично вбиваемой в головы населения посредством БТ и проч., они уже несколько лет как единая разбойничья шайка-лейка «радикальной оппозиции».

Приостановив побитие друг друга авторитетами Маркса и Хайека, они смогут даже с удивлением обнаружить рядом с собой в сумеречных долинах «радикальной оппозиции» и вовсе неожиданных персонажей в майках или галстуках, никогда не принадлежавших к партийным структурам. Различение на коалиции сегодня имеет, пожалуй, только клубное, основанное на кружковых и личных симпатиях и антипатиях значение. (Если грубо прикинуть данные по «картине мира», нарисованной белорусской пропагандой, «решительно недовольных» наберется в этом «мире» где-то тысяч 100-300. Надо еще посмотреть, насколько эта цифра перекроется «все объясняющей» статистикой лиц с психическими отклонениями, «криминальных элементов» и прочих подобных категорий. По-видимому, об этом и сообщают нам «деликатные», но «понимающие» комментаторы БТ с помощью прозрачных намеков и подмигиваний.)

Парадокс, однако, в том, что в том другом, не принимаемом белорусским президентом и иже с ним политическом порядке есть место и самому Александру Лукашенко, но не как «государству», политическому феномену, а как гражданину. В этой другой, отличной от его собственной, политической системе Александр Григорьевич имеет неотъемлемое право избирать и быть избранным. В том числе на пост президента.

Все референдумы и продления полномочий, на которые непрерывно ссылаются штатные (значит — оплаченные, любимое слово государственных СМИ) пропагандисты как на образцы последовательной демократичности, и проходили в последовательно демократических обществах, в обстановке дискуссии и диалога, беспрепятственно выражаемых убеждений, выбора наиболее привлекательного из всех имеющихся вариантов — что и есть демократия.

Референдум в Беларуси мог бы состояться. И Александр Лукашенко вполне мог бы остаться и на третий, и на четвертый срок. Если бы за этим стояло свободное, т. е. демократическое решение народа, состоящего, как это ни вызывающе звучит в Беларуси, из отдельных людей и их личных мнений.