/Пятый элемент/

Пропан, бутан, неон и эффекты наружной политической рекламы

На данный момент Газпром не заключил ни одного «транзитного» контракта на 2006 г., т. е. договора на поставку/транзит газа в/через территорию Украины, Молдовы и Беларуси (через территории этих стран проходит весь транзит российского газа в ЕС). Нет контрактов с Грузией, Арменией, Азербайджаном, насколько известно, Литвой и Латвией. Страны Центральной Азии, напомним, сотрудничают с Газпромом в качестве продавцов, а не покупателей, обеспечивая в среднем 30% газового баланса Федерации (потребление и реэкспорт), однако с крупнейшим поставщиком газа — Туркменией — контракт также не заключен.

Довольно-таки неожиданно (в сентябре) Газпром в ультимативном порядке (без предварительных согласований) выдвинул странам СНГ новые ценовые условия на 2006 г. Согласно предложениям газового монополиста (от которых предположительно нельзя отказаться), страны Балтии должны платить за газ на 35-40% больше, Закавказье и Молдова — вдвое, Украина — втрое. Пока на новые условия не согласился никто, за исключением Эстонии, которая еще весной подписала контракт. Зато весть о росте цен на рынках СНГ так воодушевила отца всех туркмен, что тот выдвинул России встречное предложение — покупать туркменский газ на 25% дороже. В итоге создалась ситуация, при которой регион оказался охвачен предчувствием энергетического кризиса. Который грозит распространиться на всю Европу: 13 декабря Газпром предупредил своих европейских партнеров о возможных проблемах с газоснабжением Европы с 1 января 2006 г.

Краткий обзор национальных СМИ позволяет заключить, что «энергетический кризис» в большинстве случаев рассматривается как результат политических ошибок правительств (казус Украины и Грузии — это, разумеется, возмездие за «цветной» уклон, Молдавии — следствие негибкости в Приднепровском урегулировании и т. д.). Во всех этих случаях заметно стремление разобраться со своей «суверенной» проблемой вне общего контекста. Исключение, пожалуй, составляют армянские комментаторы, которые независимо друг от друга приходят к выводу, что им не в чем упрекнуть свое правительство: ни вам участия в «антироссийских» шабашах (ЕС, НАТО, СДВ и пр.), ни тебе заслонов против российского капитала (газотранспортная система Армении принадлежит Газпрому, а за т. н. газовые долги России передана значительная часть армянской промышленности).

Между тем общая тенденция очевидна: вне зависимости от того, является ли Газпром совладельцем национальных газотранспортных систем или же нет, считается ли правительство «пророссийским» или же входит в коалицию Стран демократического выбора, — всем странам постсоветикума в ближайшем будущем (не обязательно в 2006 г.) придется жить в новых ценовых условиях и, соответственно, пересматривать свою энергетическую политику. А что же Беларусь, которая, казалось бы, выбивается из общего контекста? Ей по сути дела предъявлен еще более радикальный ультиматум: либо вхождение в состав России, либо принятие условий, которые рано или поздно станут общими для стран региона. Присмотримся к этой ситуации более подробно.

Блицкриг

Прежде всего, следовало бы сказать о том, что в самом повышении цен на энергоносители сложно усмотреть какую-то злонамеренность. С одной стороны, России со стороны ВТО и ЕС уже не первый год выдвигаются требования выравнивания условий по энерготарифам в регионе (в т. ч. в самой России). С другой стороны, естественно стремление Газпрома максимизировать прибыли, особенно с учетом последних приобретений (покупка «Сибнефти» на USD13 млрд.) и дорогостоящих проектов (разработка Штокмановского месторождения, строительства СЕГ, Ямал, Голубой поток).

Однако сам жест, посредством которого Газпром пытается установить новые правила игры на энергетических рынках Европы и СНГ, не может не вызывать тревоги.

Во-первых, поражает внезапность и размах требований. Еще в июле, на специальном брифинге о тарифной политике в странах СНГ, г-да Рязанов и Медведев не упоминали о планах существенного повышения цен на газ. Единственно, о чем говорилось, так это о возможности некоторого роста цен для Украины и стран Балтии — с последними на тот момент уже был согласован график поступательного роста цен. И сегодня Виктор Ющенко требует от Газпрома в сущности того же — согласованного графика поступательного (постепенного) роста. Например: в 2006 г. — USD80 за тыс. м3, в 2007 г. — 110-120, в 2006 г. — те же запрашиваемые Газпромом USD160. Все прочие правительства очевидным образом заинтересованы в том же — в выработке внятного и ясного плана, касающегося цен на энергоносители. И этого плана не существует (возможно, ниже нам удастся понять, почему).

Во-вторых, подобные планы не требовались бы, если бы Газпром не был монополистом (т.е. если бы существовал конкурентный рынок энергоресурсов), если бы правительства стран, о которых идет речь, не позволяли бы из года в год убаюкивать себя уверениями в том, что этот монополист является самым надежным и ответственным партнером. Если вспомнить о том, что последние два года государство Российское интенсивно подминает под себя нефтяные компании, а РАО ЕЭС проводит свою «независимую» экспансию, то все это в совокупности очередной раз заставляет задуматься о пользе и вреде «естественных» монополий. А также о перспективах их сращивания с бюрократическим аппаратом государства.

В-третьих, существует курьезный аспект этой ситуации, сигнализирующий, помимо прочего, о специфике принятия решений в Кремле, равно как и о некоторых целевых установках российского правительства. Дело в том, что ни в федеральный бюджет, ни в бюджет Газпрома не заложены дополнительные доходы в связи с повышением тарифов. Другими словами, либо повышение цен на газ не планировалось, либо тщательно скрывалось. И в том и в другом случае мы имеем дело не столько с решением, обусловленным «экономическими императивами», сколько с очередной политтехнологической акцией — в особенности, если судить по ее первым эффектам-плодам (угроза энергокризиса и вызванная ей паника).

Менеджмент Газпрома, хорошо знакомый с манерой поведения всех наших сырьевых министров (с которыми каждый дополнительный доллар приходится обсуждать в течение нескольких месяцев), а также со сроками верстки бюджетов, не мог не знать, что новые ценовые условия странами СНГ приняты не будут — во всяком случае, до нового года. Соответственно российское правительство и Газпром вполне отдавали себе отчет, что внезапный ультиматум Украине и Молдове (прежде всего) может повлечь за собой энергокризис в ЕС. Вся эта акция, таким образом, имеет в виду своим конечным адресатом Европу.

«Похищение Европы»

Это заставляет нас несколько иначе оценить акцию «устрашения» в феврале 2004 г., когда Газпром прекратил на сутки поставки газа в белорусском направлении. Демарш стал эффективной рекламой Северо-европейского газопровода, якобы позволяющего исключить из связки Россия-ЕС (как Германия) «нестабильные транзитные государства». Сегодня Россия намерена — посредством сходного пиар-жеста — повторить свой успех применительно как к СЕГ (обеспечить его финансирование, причем желательно за счет Еврокомиссии), так и к Голубому потоку (потянуть трубу до территории Италии, к чему итальянцы пока не готовы). Уместен вопрос: зачем России столько труб, притом, что уже сегодня газотранспортные мощности Беларуси и Украины несколько избыточны по отношению к объемам российского транзита и — что следовало бы отметить особенно — при наращивании доли сжиженного газа африканского и ближневосточного происхождения в энергобалансе ЕС?

Судя по скорости распространения штампа «сырьевая сверхдержава», а также некоторым пояснениям ответственных и не очень ответственных лиц из Кремля и его окрестностей, российский правящий класс окончательно уверовал в то, что, опутав Европу сетью газопроводов и долгосрочных контрактов, Россия сумеет обеспечить давно предполагаемое за ней политическое господство. Следовательно, мы имеем дело всего-навсего с очередным «похищением Европы», так что паниковать нет необходимости. Вот типовой образчик выступления, на наш взгляд, вполне адекватно передающего соответствующие ожидания:

«Москва определенно учится пользоваться энергетическим влиянием в качестве геополитического аргумента. На Западе это, кажется, понимают, хотя мощь этого инструмента, как и решимость Кремля им воспользоваться пока, к сожалению, недооценивают». (И. Томберг, ведущий научный сотрудник Института международных и политических исследований РАН)

На сей раз, таким образом, в оборот введен второй аргумент (или первый — в зависимости от того, откуда считать, т. к. аргументов у России всего два — ядерное оружие и газ), и коль скоро ставка делается лишь на этот аргумент, мы может констатировать реальное начало эпохи «газовой геополитики» (о чем нас много предупреждали), т. е. эпохи демонтажа всех остальных надежд — на инновации, на структурную реформу, на то, что ценовые преимущества российских производителей (невысокая энергосоставляющая произведенных товаров) будут как-то адекватным образом использованы, а в конечном итоге — на модернизацию.

Можно было бы проследить, как превращение Газпрома из «дойной коровы реформ» (1990-е) в «национальное достояние» (первая половина 2000-х) обеспечило соответствующий идеологический поворот в российской политике. В связи с этим полезно еще раз указать на механизм производства потребительского восторга в известном рекламном ролике «Газпром — национальное достояние». Логика наслаждения рекламой представляет собой «строгую» перверсию: мы не столько должны ассоциировать Газпром с «национальным достоянием», сколько «национальное достояние» понимать как «Газпром». Так, чтобы каждый школьник на вопрос «в чем состоит национальное достояние России?» мог без запинки ответить: «Газпром». Как обеспечить национальные интересы России? — Обеспечив интересы Газпрома. Иными словами, «газовый рычаг», ключевое средство (гео)политики, по сути дела подменяет ее цель.

Оборотной стороной этой разновидности «воли к власти» выступает, как ни странно, снижение притязаний российского правящего класса. Что здесь бросается в глаза? Прежде всего, суетливая поспешность, с которой «сырьевая сверхдержава» решила продемонстрировать миру свой «сверхпрефикс». В такой поспешности угадывается какая-то радикальная неуверенность. Она, в общем, не случайна. Л. Шевцова говорит о том, что зацикленность на сырьевом факторе свидетельствует об утрате ориентира. Ссылаясь на министра природных ресурсов РФ Ю. Трутнева, она приводит следующие данные: 75% всех известных месторождений нефти и газа России уже в производстве, нефтяные резервы могут иссякнуть уже через 10 лет, 89% процентов нефтяного оборудования устарело, половине трубопроводов более 25 лет, наконец, рост производства в Газпроме едва достигает 1% год.

Вот уж действительно, есть куда торопиться (с ультиматумами). О чем говорят эти цифры? О том, что без масштабных западных инвестиций все это величие сложится как карточный домик. Следовало бы задаться вопросом: сколько должно стоить величие России? Или совсем уже на засыпку: кто оплатит инструменты этого величия? В Кремле, похоже, всерьез рассчитывают на «российско-германский союз» (новый пакт Риббентропа-Молотова, как успели окрестить в странах Балтии проект строительства СЕГ). Неужели в Кремле действительно верят, что немецкие (или там — американские) финансовые бароны, получив долю в сырьевом секторе России, дадут Путину подавить на «сверхкнопки» мировой политики? И как должны эти сверхкнопки работать? Ну, допустим, Украина откажется оплачивать газ по 160 долларов за тыс. м3, Россия, допустим, перекроет кран, европейские партнеры Газпрома выставят штрафные санкции, Россия их переадресует Украине, а Украина — вернет России. Откуда во всей этой схеме возьмутся деньги?

Впрочем, за всеми этими жестами и выкриками едва-едва угадываются куда более приземленные предвкушения кремлевских бюрократов, касающиеся, прежде всего, стабилизации своего собственного положения в качестве «внутренних американцев» — местных агентов «золотого миллиарда». Можно утверждать, что за клише «сырьевая сверхдержава» скрываются классические образы сырьевых эмиратов, в которых правящий класс, являющийся медиатором между внешним Капиталом и внутренним Трудом (и недрами), наслаждается всеми благами западной цивилизации (образование, медицинское обслуживание, комфорт, скорость передвижения, свобода коммуникации и пр.), а все остальное население живет в «третьем мире». Нужно ли рассказывать о том, какая политическая система лучше всего подходит для такого социального расклада? И о том, почему Лаврову понадобился тезис, трактующий о «восточной демократии»? Таков выбор России.

Впрочем, Россия нас интересует постольку поскольку. В свете предъявленной ей стратегии не менее важно определить возможные направления реакций наших соседей (важнее, поскольку многие граждане ЦВЕ по-прежнему рассчитывают остаться в Европе). Или точнее: какие предположительно эффекты должен породить описываемый российский демарш?

Диверсификация, как было сказано

В конечном счете складывается впечатление, что мы имеем дело не столько с попыткой Федерации продемонстрировать «кто в доме хозяин» (хотя она, конечно, имеет место), сколько с суетливым стремлением избавиться от непрофильных активов (как эта операция именуется в бизнесе). В нашем случае в качестве «непрофильных активов» следует рассматривать (пост)советскую дружбу народов. Еще раз подчеркнем: цены на газ повышаются не только для «закадычных врагов», вроде Украины, но и для «заклятых друзей», вроде Армении. Таким образом, политическая составляющая газовой стратегии РФ существенным образом девальвируется, поскольку лозунг «ориентации на Россию» — в случае, если ценности суверенитета и государственности как таковой остаются актуальными, — утрачивает свое значение.

Беларусь выпадает из общего ряда именно по той причине, что здесь — в свете игры вокруг конституционного акта — на карту поставлен именно суверенитет. Другие причины, которые позволяют Минску отложить до следующего года свой ответ на предъявленный Россией ультиматум, связаны с необходимостью достроить до весны белорусский участок магистрали Ямал-Европа, а также с тем обстоятельством, что в нынешнем году Газпром критически нуждается хотя бы в одном гарантированном окне в Европу (это же позволяет Беларуси принять на себя в будущем году ок. 50 млрд. м3 транзита российского газа в ЕС). Поскольку официальный Минск просто не в состоянии в течение года реализовать свои обязательства по СГ, в перспективе его ожидает та же участь, что и Украину. Сегодня же белорусские власти рассчитывают, что на фоне общего шума сумеют сохранить «особые условия» хотя бы на год. Этим временным лагом можно было бы воспользоваться для согласования графика поступательного движения цен, хотя сложно утверждать, думает ли белорусское руководство в этом направлении.

Самое интересное в данной ситуации, что все соседи России ведут себя так же, как и Беларусь, т. е. пытаются решить свои газовые проблемы с Москвой как с «большим братом», как если бы эти проблемы не были встроены в общий контекст, как если бы не существует международных посредников и т. д. Вот вам, к примеру, цена СНГ: вместо того чтобы созвать внеочередную сессию этой организации и вынудить Москву решать эти проблемы совместно и комплексно (особую пикантность такой ситуации придал бы факт появления Ющенко в качестве «главы» делегации стран СНГ), посланники постсоветикума предпочитают блуждать в кремлевских кулуарах «самостоятельно». Вот где проявляет себя сила привычки: обделывать свои делишки в кулуарах, будто поставки газа — это частный бизнес новых постсоветских элит.

Возможно, это будет следующий шаг соседей Федерации, пока же, взвешивая ценовые условия, предъявленные Газпромом, их правительства пытаются определить меру своей и чужой «вины» перед «большим газообразным братом». Как бы там ни было, легко предположить, что страны СНГ, сами того не ведая, выступят единым фронтом. То есть не оплатят газ по новым тарифам. Газпром, в свой черед, попытается воспользоваться складывающимися обстоятельствами для того, чтобы по возможности завладеть газотранспортными системами соседей — с тем, чтобы в следующем году уже ничто не мешало повышать цены на газ. А это уже — начало конца мифа о «самом дешевом топливе XXI века».

Позитивным итогом разрушения этого мифа следует считать неизбежность политики диверсификации. Другими словами, в среднесрочной перспективе постсоветские страны — вне зависимости от своих видов на членство в ЕС — вынуждены будут перестраивать свою энергетическую политику в более или менее отчетливом соответствии с идеями «Зеленой книги — Европейской стратегии безопасности обеспечения энергией» (утвержденной Европейской комиссией в 2000 г.). Этот документ, напомним, предусматривает минимизацию рисков, связанных с зависимостью от сторонних поставщиков энергоносителей на фоне растущего спроса на энергию, который не покрывается собственными ресурсами (подробнее об этом см. В. Костюгова. Сон, вызванный полетом фантазии вдоль энергомоста в Европу).

Если в 2002 г., т. е. до вступления в ЕС новых стран структура поставок природного газа выглядела достаточно сбалансированно: ни одной из стран-поставщиков не принадлежало более трети рынка, — то после преобразования ЕС-15 в ЕС-25 баланс несколько нарушается в пользу России (около 39%; по нефти этот показатель не превышает 20%). Если же спроецировать данные 2002 г. на сценарии расширения ЕС до 30 участников, то доля России превысит 40%. Лидеры единой Европы, разумеется, стараются не допустить подобной ситуации, в связи с чем и задействованы директивы Еврокомиссии и ЕС 1999 и 2001 гг., предусматривающие, что доля энергопоставок из одной страны после 2006 г. не должна превышать 25% в импорте государствами-членами ЕС. Это правило уже действует почти во всех странах ЕС, но в ряде стран ЦВЕ оно пока не оформлено законодательно.

Сегодня эти страны просто не справляются с такими нормативами, однако Газпром делает все, чтобы помочь им в этом (с 2006 г. цены на газ повысились и для всех стран ЦВЕ; например, для Польши — со USD120 до 160 за тыс. м3. Это к вопросу о том, что Газпром намеревается догнать «рыночную» цену для Украины до USD220 за тыс. м3). Все это, как уже сказано, затрагивает не только новых членов ЕС, но и их восточных соседей, включая страны Закавказья.

Можно контурно обрисовать перспективы трансформации энергетической политики в регионе.

1. Необходимость снижения энергетической составляющей в произведенных товарах и услугах — это не просто нормативное требование институтов ЕС, но насущная необходимость европейских экономик, все более ориентирующихся (и вынужденных ориентироваться) на развитие энергосберегающих технологий.

2. Конкретные меры по диверсификации поставок газа:

2.1. С одной стороны, речь идет о «принудительных» (согласно упомянутом директивам) поставках энергосырья из региона ЕС (Голландии, Великобритании, Дании), а также некоторых североафриканских государств — крупных экспортерах нефти и газа в Европу. С другой стороны, встает вопрос об альтернативных (российским) маршрутах поставок газа из региона Каспия и Персидского залива (продолжение газопровода Иран-Армения до Грузии и, возможно, Азербайджана; строительство Транскаспийского газопровода, строительство заводов по сжижению газа в Центральной Азии и Закавказья с целью последующей транспортировки в Европу).

2.2. Либерализация европейского рынка газа, в частности, заключающаяся в усилении давления Еврокомиссии на немецкие компании E.ON Ruhrgas и BASF Wintershall с целью их демонополизации (расчленения). Излюбленным аргументом менеджмента этих компаний в пользу «концентрированного капитала» была ссылка на «стабильность» и «надежность». Блицкриг Газпрома, мягко выражаясь, обесценивает данный аргумент. Уже сегодня названным кампаниям выставлены «антитрестовские» иски в размере 10 млрд. евро (для сравнения: строительство СЕГ предварительно оценивается в 4-5 млрд. евро). Показательно и то, что в день символической сварки первых труб наземной части СЕГ Госдума проголосовала за либерализацию рынка акций Газпрома (вероятно, это цена одобрения Еврокомиссией совершенно непрозрачного и коммерчески сомнительного проекта СЕГ).

3. Диверсификация источников энергии:

3.1. Прежде всего — изменение баланса в пользу атомной энергетики, поскольку соответствующие технологии (АЭС с т. н. кипящими реакторами) являются ноу-хау Европы. Ситуация вокруг газовых поставок из России вооружает дополнительными аргументами т. н. «атомное лобби» (французские атомные компании + Восточно-европейские страны) и создает уникальную ситуацию для ренессанса атомной энергетики. Сегодня сторонники ее форсированного развития пытаются доказать, что ЕС не в силах выполнять свои обязательства по Киотскому протоколу (имеется в виду экологический урон от выброса парниковых газов), не расширяя долю новых АЭС в энергетическом балансе. Сюжет с противодействием стран Балтии строительству СЕГ может быть описан в терминах противостояния российско-немецких газовых монополистов и условного атомного лобби: если газовикам так уж хочется загадить акваторию Балтийского моря, то почему бы не сделать это посредством АЭС? Несложно предположить, что конечная стоимость СЕГ значительно превысит предполагаемую, и рано или поздно станет вопрос рентабельности этого проекта.

3.2. Использование традиционных источников энергии (мазут, уголь, сланцы, торф и пр.). «Забавное» требование Лукашенко переходить на торф и дрова все же содержит в себе известный заряд здравого смысла. Иное дело, что реально белорусские власти ничего не делают для диверсификации энергопоставок и источников энергии. Необходимость использования т. н. традиционных источников в связи с безудержным ростом цен на газ, с другой стороны, означает необходимость «универсализации» технологий для ТЭЦ, которые должны быть приспособлены для работы на различных видах топлива (это достаточно распространено в ЕС, в частности в странах Балтии, и покамест не используется в странах СНГ, не проводивших модернизацию отопительной и энергосистем).

3.3. Сегодня появляется все больше сторонников использования альтернативных источников энергии, в частности энергии ветра и солнца, а также биотоплива. В связи с помешательством на газе в течение последнего десятилетия соответствующие технологии (довольно дорогостоящие) развивались не очень высокими темпами, но складывающаяся ценовая ситуация создает к тому дополнительные стимулы. Уже 7 декабря Еврокомиссия приняла детальный план увеличения добычи энергии из дерева, сельскохозяйственных материалов, отходов производства и мусора (т.н. биотопливо) для отопления, электроэнергетики и транспорта. Этим планом также предусматривается увеличение поддержки производства электроэнергии из возобновляемых источников (ветер, солнце, вода).

Таким образом, Москва, рассчитывающая на то, что Европа «адекватно» воспримет «газовый сигнал», оказалась права: Европа реагирует — и реагирует вполне адекватно: в духе политики децентрализации и диверсификации. Особенно большое впечатление на европейцев произвело стремление Кремля поставить кадровую (и внешнюю) политику Киева в зависимости от энерготарифов (см. www.rosbalt.ru/14.12.2005/238019.html). Все это в совокупности должно означать, что Россия в видимой перспективе не сумеет опутать Европу сетью долгосрочных контрактов и, по всей видимости, никогда не получит вожделенного контроля над европейским энергорынком.

* * *

Вкратце резюмируем сказанное:

— Эпоха разыскания «русского пути» завершилась. Россия сделала выбор в пользу «сырьевой сверхдержавы», в более точном смысле — в пользу «арабской» модели развития. Это означает, что Россия замораживает социально-политическую модернизацию, процесс развития собственных технологий и превращается в «чистого» импортера западных технологий и экспортера ресурсов.

— Подошел к завершению процесс демонтажа постсоветского комплекса. В течение последних двух лет Россия утратила политические рычаги воздействия на своих соседей, в настоящий же момент она избавляется от экономических. Другими словами, последний козырь выложен на стол, и он должен быть либо бит, либо принят. Любой исход игры предполагает окончательный выход из нее.

— Созданы предпосылки для серьезной трансформации энерголандшафта в ЕС и СНГ, причем страны постсоветикума вынуждены следовать в данном отношении опыту стран Европы, реализуя свою энергетическую политику в духе «вертикальной» и «горизонтальной» диверсификации, а также децентрализации ТЭК.

— Одним из значимых сопроводительных эффектов этой диверсификации должна стать окончательная деконструкция мифологемы «топлива XXI века» как «самого дешевого, надежного и экологически чистого». «Подземный эфир», этот пятый элемент энергетики и политики, превращается в один из традиционных видов энергии, призванный конкурировать с прочими на общих основаниях.

Ночь на земле. К проблеме неэквивалентного обмена: светлый неон в Европе и темный пропан в Российских эмиратах. Фото NASA.