«Итак, дата выборов в парламент назначена — 17 октября. Что это означает par excellense? Что совмещенного продукта — избирательной компании и референдума (любого) — не получится. И „по логике вещей“, и законодательно подверстать референдум к парламентским выборам вроде как не представляется возможным. Другими словами, главная политическая интрига посевного сезона (весна-лето 2004) оказалась не допета на полкуплета. О судьбе парламента всем предстоит подумать отдельно, о судьбе Александра Лукашенко — отдельно.
Выборы как выборы. В том смысле, что накопленный гражданский и политический опыт подсказывает нам, что осенняя кампания 2004 едва ли будет существенно отличаться от кампании 2000. Тихо, незаметно, но надежно. Ничего нового, как говорят представители Центризбиркома, и действительно: налицо набор «стандартных» условий: ограничения на финансирование агитационных мероприятий, предубеждения по отношению к «биноклям» (одна из наиболее устойчивых фобий белорусской как бы политики — речь, разумеется, о наблюдателях), запрет на участие в выборах союзов и ассоциаций и т. д.
Вместе с тем, нынешняя кампания отличается некоторыми стартовыми обстоятельствами. Во-первых, политические партии намерены принять участие в борьбе за парламентские места, правда, неизвестно, примут ли. Кроме того, в игру готовы включиться профсоюзы; это можно расценить как продолжение почина президентской кампании 2001. Во-вторых, имеется пакт Орды-Цапф, заключенный в обмен на отложенную резолюцию ПА ОБСЕ по Беларуси. В-третьих, плодятся слухи, что парламентские кресла неожиданно стали привлекательны для фигур, которые, казалось бы, располагают куда более весомым политическим капиталом, нежели депутаты «палатки». В-четвертых, информационное пространство де-факто монополизировано правящей группировкой, так что выделенных $450 на «абитуриента» вроде бы и достаточно: государственные СМИ должны предоставить трибуну всякому, кто… Впрочем, по порядку.
Не так давно в адрес сайта NMN пришло письмо от депутата Верховной Рады Украины с просьбой охарактеризовать фракционное деление белорусского парламента. Эту характеристику дать несложно: ПП НС не состоит не из чего иного, как из депутатов и кресел. Вернее, из 110 депутатов представителями партий являются только 15 человек: 6 представляют КПБ, 5 — Аграрную партию, 2 — Республиканскую партию труда и справедливости, 1 — Белорусскую социально-спортивную партию и 1 — Социал-демократическую партию народного согласия. Все парламентские партии поддерживают «политику президента» и даже входят в созданный при президенте Координационный совет политических партий и общественных объединений. В этих условиях фракционное деление парламента по сути дела невозможно.
Вместе с тем в ПП НС созданы парламентские группы (в отличие от фракций не имеющие внешней социальной базы и обладающие сугубо парламентской природой): «Единство», «Народный депутат», «Друзья Болгарии», «Содействие экономическому развитию», наконец, наиболее именитая и знаменитая — «Республика» (имеет неплохую прессу за рубежом).
Группы «Единство» и «Народный депутат», насколько известно, не собираются для координации политического курса и, вероятней всего, созданы в надежде на сотрудничество с одноименными фракциями предыдущего созыва российской Думы. Каких-либо значимых политических инициатив эти группы не выдвигали. Примерно то же самое касается группы «Друзья Болгарии». О «СЭР» и «Республике» написано достаточно много. Главное, что следовало бы подчеркнуть: все внутрипарламентские формирования являются своего рода «маргиналиями» по отношению к однородному, беспартийному парламентскому телу.
Структура белорусского парламента является вопиюще специфичной, равно как и его функции. В структурном отношении: всякий парламентарий представляет весь «народ», но в то же время — никого конкретно, ни одну из социальных и/или политических групп. Это очень удобно: никто ни за что ни перед кем не отвечает, всякий может занимать любое кресло, с кем угодно блокироваться, поскольку, как уже сказано, всякое «блокирование» имеет внутрипарламенскую природу. Вообще говоря, акция «Республики» есть нечто фантастическое: парламентские традиции, сложившиеся в период после гибели ВС 13 созыва, исключают декларирование принципов политической ответственности. Это — посткриптум и исходное условие протополитической игры.
Протополитическая игра суть игра, главной установкой которой является следующая: интересы народа выше интересов отдельно взятого парламентария (группы); вот пусть теперь этот народ сам со своими интересами и разбирается, мы же будем разбираться со своими.
Насчет функций. К ним относятся: обсуждение и утверждение законопроектов, подготовленных в администрации президента и правительства. Собственной законодательной инициативы ППНС фактически лишена: для выдвижения того или иного законопроекта необходимо преодолеть столько препон, что игра не стоит свеч. К этим свечам, как уже отмечалось, не предрасполагает и структурное устроение парламента. Во всяком случае, за все время своего существования ППНС не произвела на свет ни одного «собственного» законопроекта (нам о таких не известно).
Возникают вопросы (исчерпывающие ответы на которые, по всей видимости, дать не представляется возможным): является ли ППНС парламентом, и если да, то зачем такой парламент нужен? Должен ли «нормальный» парламент иметь внешнюю социальную базу, связь с которой опосредована партийно-политическими структурами? Да, но в условиях, когда подобная политическая дифференциация общества состоялась. Когда нет — парламент является более или менее точным слепком той социальной среды, в которой возникает (формируется). Здесь наиболее важным моментом является это «более или менее».
С известными оговорками можно утверждать, что четкой политической дифференциации общества нет ни в России, ни в Украине. Массовидные субъекты политического действия в этих странах являются «смутными» субъектами: они почти не осознают своих политических интересов и почти не осознают, что они — субъекты. Однако: российские и украинские законодательные органы как бы «авансируют» социальную дифференциацию, а избирательные кампании — социальную динамику.
Таким образом, каждого гражданина по сути дела принуждают хотя бы во время выборов задуматься о своих политических представлениях и о том, чем они отличаются от всех прочих представлений. Это очень важно.
Здесь-то и становится видна изнанка белорусской «специфики». Дело в том, что белорусский парламент не упреждает социальную дифференциацию, но отстает от нее. В этом смысле можно утверждать, что белорусский парламент хуже белорусского общества. Почему? Потому что, если в Украине, России или, скажем, Германии парламент представляет интересы наиболее активной части общества (к которой — по вполне понятным причинам — вынуждено приноравливаться так называемое «электоральное болото»; ведь оно, выражаясь словами Гегеля, «не знает, чего хочет»), то в Беларуси с точностью наоборот — наиболее политически зрелая часть общества оказывается отсечена от института легитимного представительства (своих интересов). Из кого же формируется парламент? Из того самого «электорального болота», чей главный политический интерес состоит к приспособлении к «обстоятельствам».
Следовало бы подчеркнуть: «поддерживать политику президента», выступать за то, чтобы пенсии выплачивались вовремя, а зарплаты росли, — не имеет никакого отношения к политике. Все хотят повышения зарплаты, и ничего политического, а данном стремлении нет. Политика начинается там, где возникают различные, альтернативные проекты повышения зарплаты, благосостояния, безопасности и пр. Политик должен знать не только что, но и как.
Резюмируем.
а) Для того, чтобы «молчаливое большинство» заговорило, необходим механизм делегирования — контракт, согласно которому те, кто располагает правом и возможностью говорить, говорят от имени тех, кто молчит. Этот своеобразный контракт есть гарантия определенного политического постоянства агента. Если бы Ольга Абрамова была бы связана некими обязательствами с внешней социальной базой посредством политической партии, она никогда бы не позволила себе очередную трансформацию якобы «яблочных» (по умолчанию) установок. Здесь важно увидеть, что только партия и может быть гарантом исполнения «контракта», который не заключается непосредственно между избирателями и избранниками. В строгом смысле никто не имеет права апеллировать непосредственно к «народу».
б) «Говорящее меньшинство» должно упреждать стремления «молчаливого большинства», фокусировать их. Если парламент не «опережает» общество законом, то общество опережает закон беззаконием. Если бы в парламенте были представлены интересы бизнес-страты, не возникло бы ситуации, при которой более 90% субъектов хозяйствования нарушает налоговое законодательство. Было бы иное налоговое законодательство, учитывающее интересы организованных налогоплательщиков, то его можно было бы худо-бедно соблюдать.
в) Весь механизм запускается, когда в политическом поле (в данном случае — парламенте) разыгрываются альтернативные проекты упреждения. Другими словами, парламентарий играет не только и не столько с избирателем, сколько с другими агентами политического поля (парламентскими группами), чей капитал — молчание тех, кто в противном случае (если не слушать их представителей) заговорит матерными словами. Отсюда возникает необходимость формирования (писаных, неписаных — неважно) правил корпоративной игры (риторика, умение торговаться, убеждать, обманывать, выступать «солидарным» фронтом и пр.).
Таким образом, белорусский парламент грубо пародирует идею парламентаризма, неся в себе родовую травму новой белорусской политической культуры. Он есть результат трансформации нелояльного Верховного Совета в лояльную «палатку», рекрутированную бог весть из кого. Несложно предположить, каким образом будет выглядеть третья ППНС. Во всяком случае, Александр Лукашенко рассказал об этом достаточно подробно: столько-то женщин, никаких бизнесменов и т. д.
Словом, выборы в парламент (который не есть парламент) и сегодня понимаются как процесс рекрутирования: под это так или иначе подведено избирательное законодательство и сопроводительные инициативы ЦИК. Короче говоря, Избирательный кодекс как таковой не поощряет партийное представительство. Наиболее активным представителям общества не место в политике.
Несколько слов о партиях. Прошлые выборы они бойкотировали, сегодня пришли к выводу, что бойкот неэффективен, но ситуация изменилась. В худшую сторону. Партия труда, по всей видимости, будет ликвидирована до парламентских выборов. Еще трем участникам коалиции «5+» — ОГП, БНФ и БСДГ — сделаны предупреждения, от самой коалиции требуют самороспуска (зарегистрироваться в качестве того, чему идти на выборы не положено). При этом: ликвидация любого участника объединения ставит под вопрос существование коалиции в целом. В случае отказа от регистрации трем упомянутым партиям грозит второе предупреждение, а Минюст не предупреждает трижды. Собственно, это и называется выбором «между пулей и виселицей» (А. Лебедько). Наконец, еще раз сошлемся на нынешнее состояние медийного пространства. Суть проста: партии не располагают хоть сколько-нибудь значимой пропагандистской трибуной.
В этой ситуации реакция партийных активистов на пакт Орды-Цапф вполне предсказуема: каким образом представители ППНС могут выполнить обязательства, данные ОБСЕ, далеко выходящие за пределы их компетенции? Можно заострить проблему: кто будет нести ответственность за взятые обязательства при том, что белорусских подписантов в новом составе «палатки», скорее всего, не окажется? Поскольку одна из основных функций «палатки» — кадровый резерв правительства.
В некотором смысле точка зрения ОБСЕ сходна с российской: берите на себя обязательства и не выполняйте их. Это ваше дело. Наше дело — взыскивать долги. В этом смысле не важно, кто именно подписывал обязательства от имени белорусского парламента. Если нет преемственности в обязательствах, то парламент нелегитимен уже по этой причине. И все же шанс должен быть предоставлен в любом случае — даже когда никаких симптомов «оздоровления» не просматривается. В этом суть так называемого европейского видения. В Беларуси высказывались точки зрения, в соответствии с которыми ОБСЕ будет «глубоко разочарована». Не следует заблуждаться: ОБСЕ — это порождение глубоко разочарованных людей, которые ничем, кроме как проблемами не занимаются. Невыполненные обязательства не обнуляются и никуда не исчезают — как у белорусских колхозов. Долги и обязательства накапливаются и с неизбежностью ведут к банкротству.
Наконец, последний вопрос: каким образом при незавидном настоящем и еще менее завидном будущем белорусского парламента у людей, располагающих исполнительной (т.е. исполняющей) властью, может возникнуть побуждение переквалифицироваться в депутаты? Если, конечно, слухи не являются просто слухами.
Единственно возможный ответ состоит в том, что сама власть (ее структуры и персоналии) обанкротится гораздо быстрее. Это похоже на правду: если за законодательной властью накапливаются преимущественно политические долги, то за исполнительно-распределительной — еще финансовые и юридические. Нельзя, нельзя забывать о том, что долги накапливаются, что они записываются в специальные бухгалтерские книги. И к тому же: парламент избирается на четыре года, а глава исполнительной власти должен сменится уже через год. Наконец, парламентской республикой Беларусь останется в любом случае…
Хороший момент для принятия «серьезного» решения: не научиться ли нам вкладывать слова в уста молчаливого большинства?