Страна неокупаемых ЛТП
Существует две государственных логики, за единством и борьбой между которыми интересно наблюдать со стороны. Это логика централизации власти и логика повышения экономической эффективности. К сожалению, нам, гражданам Беларуси, ограничиваться ролью наблюдателей довольно сложно. Отсюда и проблемы.
Сила привычки
Начнем с экономической эффективности. В качестве иллюстрации — небольшой расчет, приведенный в свое время главой государства: «Содержание одного человека в ЛТП обходится государству почти в 125 тысяч рублей в месяц. А зарабатывает этот человек в месяц 40 тысяч рублей. То есть проблема окупаемости ЛТП до сих пор не решена». Единственная ли это проблема? Нет. «То же самое касается медицинских вытрезвителей». Какой напрашивается вывод? Он очевиден. Экономическая эффективность субъектов хозяйствования, находящихся в государственной собственности, беспокоит руководство страны. Беспокоит, потому что от ее капризов зависит жизненный уровень населения. Но в достаточной ли степени беспокоит?
Возможно, оказавшись в тени бюджетообразующих предприятий, ЛТП лишились внимания со стороны высшего руководства? Сомневаюсь. В качестве доказательства — небольшая цитата: «Поручение Главы государства о создании условий для трудовой занятости находящихся в них лиц не выполнено. Приходится повторять — но это в последний раз!». Как видите, вниманием ЛТП не обижены. Но «почему не выполнено? Да потому, что это же работать надо, это же надо думать, чем занять этих людей. Это же надо создать систему. Но руки не доходят».
Любому либералу уже все ясно. Нет собственника — нет и мотивации к производительному труду. Вот руки и не доходят. Так на примере ЛТП мы сталкиваемся с противодействием логики централизации власти логике экономической эффективности. Времена СССР прошли. На призывах потуже затянуть пояса сегодня власть не удержать. Вот и приходится не только раздавать синиц к очередным выборам, но и запускать в небо стаи журавлей, обещая вернуть их на землю согласно утвержденному графику.
Институты и организации
С. Хантингтон высказывает такое мнение: «Самым важным из того, что отличает одну страну от другой в политическом отношении, является не форма правления, а степень управляемости». Полагаю, под приведенной цитатой профессора Гарвардского университета охотно подпишется любой коммунист старой закалки. История свидетельствует: в отличие от прочих политиков, товарищи способны не только захватывать власть, но и успешно ее удерживать. Особенно прочны их позиции в странах, прошедших через хаос революций (Китай, Северная Корея, Куба).
Власть не есть величина постоянная. Законы сохранения на нее не распространяются. Она меньше всего похожа на эстафетную палочку. То, что отдельные счастливчики периодически поднимают из грязи, властью не является. Это лишь ее жалкие остатки. Поднятое необходимо отмыть и вдохнуть в него новую жизнь. Без кропотливой, вдумчивой работы тут не обойтись. Успех коммунистов — в их структуре (партии), через которую они мобилизуют различные социальные группы, тем самым не перераспределяя, а создавая власть. Не случайно в бурном XX веке ни одного государственного переворота в коммунистических странах не зафиксировано.
В Беларуси принято говорить о сильной президентской власти. В чем ее сила? В личности президента? В сплоченной команде, занимающей кабинеты на Карла Маркса 38? Нет, она в самом институте президентства. Политические институты — это устойчивые, значимые и воспроизводящиеся формы поведения (включая наше с вами поведение). Их не следует путать с организациями. Поясню на контрасте. В Беларуси, при наличии сильного института президентства, практически отсутствует институт парламентаризма, хотя парламент как организация имеется и укомплектован депутатами согласно штатному расписанию.
Политические институты нельзя создавать и отменять по заказу, потому что невозможно по заказу создавать и отменять политические интересы и практики. Если в силу каких-либо причин наступает дисбаланс, и политические институты не успевают за внезапно возросшей активностью масс, то государство теряет стабильность. Свежий пример — Киргизия. В стране отсутствуют политические институты, способные находить компромиссы между конфликтующими сторонами. Вакуум власти сегодня свободно заполняет любая возбужденная толпа. Предстоящие президентские выборы могут и не принести облегчения. Где гарантия, что проигравшие вновь не пойдут по пути погромов?
Политолог из деревни Лопатечи
Практически единственным политическим институтом в СССР была коммунистическая партия. Ей более 70-и лет удавалось согласовывать логику концентрации власти с логикой экономической эффективности. После мощных пинков от динамики мировых цен на нефть (падение в 6,8 раза), последовавших между 83 и 86 гг., партия распалась. Вслед за ней распалась и страна. Так логика эффективности взяла реванш за многолетнее «унижение». На обломках института остались обшарпанные остовы организаций, среди которых совсем иное значение получил Верховный Совет. Беларусь, сама того не желая, превратилась в парламентскую республику, и граждане получили возможность наблюдать за серьезными дядями у микрофонов. Однако неподдельный интерес к подобным телешоу очень скоро сменился всеобщим раздражением.
Вышла осечка. Устойчивой, значимой и воспроизводящейся формы плюралистического поведения в современном белорусском обществе нет. Приведем несколько цитат из одной солидной газеты. «То, что происходит у нас, — классический пример того, как, якобы запустив механизм демократии, мы на деле угробили порядок, законность, традиционные приоритеты в морали, разрегулировали общественный механизм». Это Михаил Савицкий — Народный художник. Где же выход? Кто вернет нам порядок? Прислушаемся к мнению жительницы деревни Лопатичи Славгородского района Анны Капориной: «В стране, как в хорошей семье, должен быть надежный хозяин».
Институт партии в то смутное время мог реально заменить лишь институт хозяина. Конституция образца 1994 г., не успев родиться, была обречена. Да, она предусматривала «царские полномочия» для президента, но она не отменяла плюрализма. Поэтому самой жизни пришлось вмешаться, соединив уровень мышления интеллигента Савицкого с политическим кредо жительницы села Лопатичи. В итоге получилась известная формула: «Я просто хочу навести порядок, хочу чтобы был один хозяин. Я буду хозяином, поскольку народ избрал».
Победа на первых президентских выборах сама по себе власти не давала, по весьма прозаичной причине: власти в стране просто не было, но победа предоставила легитимную возможность для ее созидания. Эта легитимность опиралась в том числе и на ожидания работников многочисленных промышленных и сельскохозяйственных ЛТП, оставшихся к тому времени бесхозными.
Предложенная обществу антикризисная программа, оказалась программой по формированию института хозяина: «На первом этапе, который планируется завершить в 1994 — начале 1995 года, целями преобразований станет создание необходимой законодательной базы и построение исполнительной вертикали. На втором этапе будет решаться задача становления новых представительных органов через выборы нового депутатского корпуса».
Избрать новый депутатский корпус, способный безоговорочно поддерживать исполнительную вертикаль не удалось. Пришлось его назначить, и задача «усиления на период преодоления кризиса жесткой управленческой вертикали» из временной незаметно преобразовалась в постоянную. В принципе в этом нет ничего неожиданного. У логики концентрации власти — своя логика. Ее первые шаги всегда выглядят как временные и всегда оправдываются чрезвычайными обстоятельствами.
Но здесь важно не отвлечься на заманчивый, но второстепенный вопрос по переделу собственности. Настоящий хозяин распоряжается не собственностью. Настоящий хозяин распоряжается людьми. В интервью российскому журналисту А. Караулову эта мысль была сформулирована предельно четко: «Государственное регулирования я вижу прежде всего через осуществление кадровой политики». Именно за единоличное право назначать кадры и развернулась борьба уже в первый месяц после президентских выборов. Ее окончательный итог подвел конституционный референдум 1996 г.
Без посредников
Чем современная властная вертикаль отличается от своей предшественницы, вертикали партийной? И здесь, и там строго определенные ячейки занимают бюрократы. Их функции и методы работы принципиально не изменились. Даже лица сплошь и рядом все те же — знакомые. Но насколько эффективно «вертикальщики» создают власть? Итоги первого десятилетия вроде бы не дают поводов усомниться в их способностях. Это подтверждает и сам факт успешного перетекания института партии в институт президентства.
Обратимся еще раз к С. Хантингтону: «В массовом обществе отсутствуют организационные структуры, которые могли бы соотносить политические устремления и действия населения с целями и решениями его лидеров. В результате возникают прямые отношения между лидерами и массами». В этих прямых отношениях — суть современного политического популизма. Через СМИ (главным образом ТВ) лидер-популист входит в каждый дом и общается с его обитателями без посредников. Роль бюрократии во время проведения мобилизационных кампаний сужается до выполнения чисто технических, в основном контрольных функций. Она лишается права выступать от своего имени, превращаясь в простое средство реализации власти.
Но разве в коммунистических режимах культ личности не являлся обязательным атрибутом власти? Да, являлся. Однако ни в одной из коммунистических стран смерть вождя не привела еще к краху системы. Что удерживает партию и общество «в эту трудную минуту» от распада? Идея. Например, «Догнать и перегнать!». Тут возможны варианты, но любой из них всегда устремлен в будущее.
Заколоченные окна
Какую идею олицетворяет лидер, общающийся на прямую со своими избирателями? К чему призывает? Что обещает? Призывать, как правило, оказывается не к чему, а джентльменский набор обещаний ограничивается стабильностью: «Мне народ власть в руки дал для того, чтобы я сохранил в стране стабильность». Напомню: власть оказывается в грязи как раз из-за потери стабильности. Поэтому между уровнем ее укрепления и уровнем генерации новых порций власти устанавливается прямая зависимость, что наглядно прослеживается в политических судьбах Горбачева и Ельцина.
Вообще-то стабильность — это не так уж и мало. Количество людей, активно стремящихся изменить свою жизнь, в любом обществе обычно не превышает 5%. Остальные пытаются выжить за счет элементарной адаптации. Оказавшись в условиях выбора, они руководствуются принципом «лучшее — враг хорошего» и выступают против перемен.
Не играют особой роли в поддержании социальной стабильности и темпы экономического роста. Более того, высокие темпы сплошь и рядом приводят к обратному результату. Причин тут несколько. Ограничимся двумя. Во-первых, экономические успехи порождают завышенные ожидания, а во-вторых, они усиливают дифференциацию доходов, вызывая недовольство со стороны менее удачливых граждан.
Проблема стабильности во многом оказывается заложницей умеренных темпов экономического роста. Прочие мощные дестабилизирующие факторы (неудачная военная авантюра, межнациональный конфликт и т. п.) в Беларуси сегодня маловероятны. Таким образом, противостояние двух логик продолжается, и пока его удается удержать в рамках единственного политического института.
Сложившаяся монополия института хозяина отразилась на экономической модели Беларуси. Спору нет, но все, «что сегодня мы имеем в экономике, в социальной и других сферах, результат того, что мы все эти годы шли своим путем, мы жили своим умом». Но что же мы имеем? Мы имеем одно большое УП Беларусь (унитарное предприятие), принцип унитарности в котором действительно распространяется не только на экономику, но и на социальную и другие сферы.
Рост производства материальных благ требует постоянного обновления основных фондов. Рост производства власти зависит от делегирования властных полномочий новым группам. В Беларуси, после завершения строительства «вертикали», процесс делегирования полностью прекращен. Не удивительно, что, по мнению западных экспертов, на фоне утраты управленческой гибкости произошло исчерпание внутренних ресурсов «способных
обеспечить поддержание высоких темпов экономического роста» (см. «Окна возможностей», Белорусский рынок № 25).
Западные эксперты — оптимисты. Они умудрились рассмотреть в Беларуси «окна возможностей» для реформирования. Не исключено — если исходить из логики экономической эффективности — они и правы. Но реформирование экономики требует делегирования властных полномочий не только вдоль «вертикали», но и в горизонтальном направлении, причем львиную долю при этом придется передать на нижние этажи. Устойчивость пирамиды, безусловно, выше, чем у вертикального шеста. Однако это совсем другая модель. Не для того же «мы все эти годы шли своим путем, мы жили своим умом».
Централизация власти в Беларуси совпала по времени с восстановительным ростом в экономике, который удалось пролонгировать за счет скачка цен на нефтепродукты. Все это породило классическое головокружение от успехов. Система стала заложницей стабильности. Под стабильностью в данном случае следует понимать неспособность к адаптации в случае изменения внутренних и внешних параметров.
Сергей Николюк
12.07.05
Другие публикации автора