Традиционный обывательский интерес к сельскому хозяйству не выходит за рамки вялой заинтересованности «видами на урожай». Он также традиционно удовлетворяется сообщениями СМИ о том, что «хлеба полегли», или небывалая засуха привела к гибели яровых, или отсутствие снежного покрова при неожиданно ударивших морозах, уничтожило озимые.
Этот интерес никуда не исчезает, такая тематика является дежурной для СМИ, по сезону актуализируемой и выходящей на первые полосы и «полосные объемы» в зависимости от времени года и политической конъюнктуры, когда по какой-либо причине (причины могут быть разные — небывалый урожай, или же стихийное бедствие, или мировой продовольственный кризис и т. п.) власть считает уместным продемонстрировать обывателю свою исключительную озабоченность состоянием дел «на селе».
Что называется, к гадалке не ходи. Всякое демонстративно-болезненное обострение интереса власти к сельскому хозяйству означает, что речь обязательно зайдет о больших деньгах. При этом обязательно будут названы несоизмеримые со скромными масштабами белорусской экономики суммы «освоенных» капиталовложений, озвучены планы на перспективу, продемонстрированы убедительные статистические доказательства правильности выбранного курса.
Не факт, что дела обстоят настолько хорошо, как это демонстрируется. Вполне возможно, что имеет случай плохого инвестирования, когда уже «освоенные» капиталовложения для демонстрации получаемых и растущих результатов требуют все больших инвестиций (скорее, так оно и есть), но дело в другом. Власти Беларуси, принимая с большой помпой Программу Возрождения села (программу конкретных дел, а не политического прожектерства), обещали посмотреть на вещи «ширше и глубже», но сложившаяся традиция не позволяет им выйти за пределы производственного подхода. По своей сути обывательского.
При экономическом подходе на первый план вышла бы эффективность производства, при политическом — интересы крестьянства как социального класса. То есть экономические, политические и гражданские его интересы, предоставление реальных возможностей их удовлетворять. Как это ни банально прозвучит, но речь следует вести о частной собственности на средства производства, а первую очередь на землю, основополагающего для крестьянского сословия фактор производства во все времена. Если такого права нет, то крестьянства как такового нет. В таком обществе есть люди, по закону принадлежащие своему хозяину и потому обязанные трудиться на его земле (рабы, крепостные помещичьи или государственные крестьяне, или советские колхозники — формальные собственники земли, «навечно дарованной им государством», не смеющие отказаться от такого подарка и потому реально прикрепленные к земле и колхозу), или персонально свободные, но безземельные — наемные работники, батраки.
Они уже не крестьяне, а наемные сельскохозяйственные работники.
Рачительный собственник, хозяин старается привлечь к работам в своем хозяйстве наиболее умелых и надежных батраков. Он привлекает их более высокими заработками, создает лучшие бытовые условия, вплоть до выделения «бесплатного жилья». Это те преимущества, которые, в отличие от «вольного хлебопашца» наемный работник может получить у хозяина. Крестьянин должен все это заработать собственным трудом.
Разные бывают ситуации. Бывало, что барские крестьяне жили лучше вольных, бывало, бедняки объединившиеся в колхоз, получали высокие доходы. В современном Израиле сельскохозяйственное производство в основном обеспечивается кибуцами, автономными сельскохозяйственными кооперативами, в которых на самом деле осуществлено право коллективной собственности. Среди них нет записных аутсайдеров, которым кредиторы (государство) списывает долги ради сомнительной цели удержания на плаву. Каждый существует постольку, поскольку его присутствие необходимо на рынке, и каждый обеспечивает артель и ее членов достаточными доходами и пропитанием. И по этой причине их можно считать крестьянами с учетом тех поправок, которые в этот статус вносит сама жизнь. Например, молодые люди все реже соглашаются выбрать себе «кибуц на жительство» — получают образование, разъезжаются, реализуют себя в других видах профессиональной деятельности. Но принцип социальной крестьянской самоорганизации от этого не изменяется. Кибуц сохраняет своего коллективного хозяина даже тогда, когда в нем трудятся наемные работники. Которые при желании вполне могут стать членами кибуца.
Наши колхозы всегда были юридической формальностью, а из всех вытекающих из факта существования коллективного хозяйства реальным для колхозника оставалась обязанность (преподносимая как право) свободно («на себя») трудиться в артели, получая за это свою часть заработанного артелью дохода. Если доход был. Но чаще всего дохода не было, поскольку единственным покупателем колхозной продукции было государство, устанавливающее выгодные для себя закупочные цены. По складывающимся обстоятельствам — практически всегда низкие. По этой банальной причине колхозы и колхозники всегда были бедными, а иногда — нищими.
Разумеется, советским партийно-государственным деятелям от этого бывало даже и стыдно. Одни из них видели, что в нормальных странах фермеры живут лучше колхозников. Другие, поскольку с 1962 года СССР вынужден был постоянно увеличивать продовольственный импорт из развитых капиталистических государств, убеждались и в большей эффективности фермерских хозяйств по сравнению с колхозами. Любой непредвзятый человек сделал бы на этой основе вывод об экономической неэффективности колхозов, а облеченный властью — распорядился бы их реформировать таким образом, чтобы пробудить у крестьян интерес к заведению собственного хозяйства.
Но такой шаг означал бы признание неэффективности социалистического преобразования деревни, пустой траты ресурсов и «необязательности» миллионов жертв, принесенных на алтарь ликвидации кулачества как класса. После такой ревизии оставалось только упразднить социалистическое государство со всеми его базисами и надстройками. Это была бы перестройка покруче горбачевской. Естественно, объявить ее никому даже в голову не приходило. Представляется потому, что о сохранности собственной головы каждый задумывается даже тогда, когда ни о чем не думает.
Поэтому колхозы остались, но колхозников решили стимулировать не только морально (почетными грамотами и матерными словами), но и материально. При Хрущеве разработали, а при Брежневе реализовали проект, по которому ввели гарантированную денежную оплату труда и гарантированное пенсионное обеспечение колхозников. Поясним. Юридически на это колхозники как члены сельхозартели (собственники земли и фондов), претендовать не могли. Поэтому речь шла не о заработной плате колхозников, но об оплате их труда в форме денежного аванса. Предполагалось, что окончательный расчет с колхозниками будет производиться по результатам года. С тем, однако, условием, что если хозяйство вместо прибылей по итогам года получит убытки, то персональные вычеты из авансированных сумм производиться не будут.
То есть государство еще более утвердило себя в статусе «красного помещика», но изобразило при этом из себя «доброго барина», а не «прореху на человечестве», каковым был по отношению к колхозникам Сталин.
После Хрущева «либеральная линия» в социалистическом сельском хозяйствовании не прерывалась вплоть до перестройки. Колхозникам постоянно повышали заработную плату, в отрасль и в социальную сферу села вкладывались миллиарды, было начато и интенсивное строительство агрогородков в рамках инструментальной программы ликвидации неперспективных деревень. Но чем больше вкладывалось, тем ниже был экономический результат. Низкая эффективность даже вынудила советское руководство к частичным уступкам идеологического характера. В рамках Продовольственной программы личные подсобные хозяйства рабочих и служащих были объявлены имманентными социалистической системе хозяйствования и даже приоритетными. Но частный сектор развивался, а общественный все больше хирел.
Перестройка усилила патернализм в отношении колхозников (к концу 90-х годов прошлого века доходы колхозников практически уравнялись с заработной платой рабочих и служащих), но на решение продовольственной проблемы это никак не повлияло. Попытки перехода на экономические методы управления колхозами провалились, а альтернативные формы хозяйствования не прошли ввиду их неприятия партийными и аграрными руководителями районного и областного уровня.
В Беларуси прервавшаяся в связи с крахом СССР «нить времен» была восстановлена, колхозы, формально реформированные «по 15 моделям» сохранили все особенности прежних, включенных в единую систему государственного управления, лишенных всякой самостоятельности хозяйств, а все альтернативные формы хозяйствования признаны неактуальными.
Продолженное в широких масштабах строительство агрогородков, по сути — завершение большевистского проекта окончательной ликвидации крестьнства как класса, привело к тому, что понятие «село» фактически потеряло свое положительное содержание. Можно сказать, что прежние председатели колхозов зря обижались, когда их называли «красными помещиками». Дело ведь в социальной роли, а не в конкретных исполнителях. Были ведь и среди них люди случайные, от природы лакействующие или обычные партийные пьяницы, и нормальные, болеющие хозяйство и людей товарищи. Но власть колхозных председателей ограничивалась, в некоторой степени даже несовершенной колхозной демократией. Нынешние руководители якобы реформированных хозяйств никакого противодействия со стороны наемных работников не встречают, а для достижения производственных показателей не только могут, но и обязаны применять все имеющиеся у них возможностей.
Бесправные по отношению к вышестоящим, они полновластны в распоряжении судьбами нижестоящих.
В общем, от коммунизма вроде бы отказались, но крестьянство как класс все же ликвидировали.
Сам агрогородок как тип населенного пункта не располагает своих обитателей к ведению собственного хозяйства. Но в большей степени исчезновению крестьянства способствует относительно высокая по сравнению с прожиточным минимумом и потенциальными доходами от личного подсобного хозяйства заработная плата.
В прошлом году начисленная среднемесячная заработная плата в сельском хозяйстве составила 683 тысячи рублей. Немного, но именно такой денежной суммы хватает деклассированному деревенскому жителю для того, чтобы он и думать не думал о всегдашней крестьянской мечте о вольном хлебопашестве.
Ситуация была бы иной, если бы Беларусь избрала, как раньше говорили, американский путь развития. Но ходу фермерству не дали.
Не станем говорить, что сделанное хорошо, или, наоборот, плохо. Оно сделано так, как задумано, для получения того результата, который есть.
Отметим только, что такой вариант среди всех европейских стран осуществлен только у нас, в президентской независимой Беларуси.
Возможно, наступит другое время, а с ним и другие приоритеты.