29 сентября министр сельского хозяйства Семен Шапиро на заседании правительства предложил исключить личные хозяйства из целевого показатели роста продукции подведомственного ему министерства. Министр экономики Николай Зайченко высказался резко против этой инициативы. В чем суть разногласий между министерствами?
Легкое оживление среди публики, интересующейся вопросами агроэкономики, вызвало предложение Министра сельского хозяйства и продовольствия Семена Шапиро установить показатель роста сельхозпроизводства на 2010 год без учета продукции, производимой в личных подсобных хозяйствах населения.
Случилось это на заседании президиума Совета Министров. Аргументируя свое предложение г-н Шапиро заявил, что эта мера необходима для объективной оценки деятельности общественного сектора сельскохозяйственной отрасли. Предложение министра поддерживается Национальным статистическим комитетом и Национальной академией наук.
Таким образом, речь идет только об изменении системы оценочных показателей с целью уточнения объемов и динамики производства в организованном, то есть подотчетном Минсельхозпроду секторе экономики. Личные подсобные хозяйства населения, не говоря уже о «камерном» дачном земледелии, ему никак не подчиняются, поэтому г-н Шапиро вполне логично хочет снять с себя ответственность за падение объемов производства в них.
Что касается подведомственного Минсельхозпроду сектора, то, по словам министра, господдержка, инвестиции в техническое и технологическое реформирование сельхозорганизаций позволили за последние 4 года обеспечить прирост их валовой продукции сельского хозяйства в общественном секторе в 1,4 раза. Потребительский рынок практически обеспечен продукцией, рекомендуемой медицинскими нормами, увеличен экспорт продовольствия.
Частный сектор не столь чувствителен к положительным стимулам, которыми его пробуют подвигнуть на трудовые свершения местные власти, и объемы производства в нем в последние годы падают. Правда, частник все еще производит 36% всей сельхозпродукции, но, во-первых, падение производства в хозяйствах населения можно компенсировать ростом его объемов в организованном секторе (что и происходит на самом деле), во-вторых, объем производства сельхозпродукции в хозяйствах населения республики будет учитываться по соответствующей методике Национальным статистическим комитетом.
Таким образом, все выглядит совершенно логично. Но министр экономики Николай Зайченко резко высказался против замены в 2010 году показателя производства сельхозпродукции на показатель по выпуску сельхозпродукции, производимой в общественном секторе. Суть его возражений сводится к тому, что в программе возрождения и развития села показатель производства сельхозпродукции в целом по стране, он же заложен и в программу социально-экономического развития страны. Общий объем сельхозпроизводства во всем мире используется для расчета ВВП и определения вклада аграриев в его производство.
Иными словами министр экономики обратился к советскому варианту давней дискуссии, на тему суббота для человека, или человек для субботы (план для производства, или производство для плана), что лишний раз доказывает неразрешимость некоторых спорных вопросов при отсутствии желания вдуматься в смысл предложения оппонента. Ведь в настоящее время Белстат учитывает и объемы производства в сельхозпредприятиях, и в хозяйствах населения, и общий объем путем простого сложения. То есть для учета выполнения общих программ все остается так, как и было. Но оценивать эффективность деятельности Минсельхозпрода можно будет только по результатам подведомственных организаций. И поскольку общий объем производства растет исключительно за счет организованного сектора, для нужд пропагандистского использования появляется более симпатичный показатель, указывающий на исключительно высокие темпы роста производства.
Следовательно, и Минсельхозпрод, и Правительство, и Президент получат еще один убедительный повод подчеркнуть свои заслуги перед народом и страной.
То есть никаких революций не предлагается. Дело в другом. Подсобные хозяйства населения появились одновременно с колхозами. Поскольку колхозы создавались для выполнения государственной задачи повышения товарного производства сельскохозяйственной продукции до необходимых государству объемов, то колхозы и колхозники должны были при необходимости сдавать государству весь хлеб до последнего зернышка. А чтобы колхозник не умер от голода, ему предоставлялся земельный участок и право вести на нем подсобное хозяйство. Буквально до начала перестройки такое хозяйство считалось «собственностью колхозного двора» и не могло передаваться родственникам, которые не состояли в колхозе. Если хозяева умирали, хозяйственные постройки и земельные наделы возвращались колхозу, а дом наследники обязаны были продать сельсовету на определенных им условиях. Иначе его сносили бульдозером или просто разбирали на дрова. По принципу — если не нашим, то и не вашим.
В различных районах СССР размеры подсобных хозяйств были разными, но при определении их руководствовались простым соображением. Размер подсобного хозяйства должен был обеспечить семье колхозника «прожиточный» минимум, не позволяя ему стать зажиточным. В частности поэтому, по всей территории страны в личных подсобных хозяйствах запрещалось иметь лошадей. В Беларуси колхозникам выделялось на эти цели 40 соток, что было недостаточным для содержания домашнего скота. Поэтому расплачивались с ними выделением сенокосов, в счет трудодней выделяли даже солому, пересчитывая все это на копейки для статистического учета дохода колхозников. Но даже эти мизерные блага можно было получить только в колхозе при условии выполнении обязательного минимума трудодней и исполнения любых повинностей, определяемых прихотью начальства.
Иначе «по решению правления артели» участок могли «обрезать по самые углы», лишив семью всякой возможности для выживания.
В общем, тонкая диалектика — трудом колхозным прокормиться было невозможно, но вести «подсобное хозяйство» можно было только с помощью колхоза. И этот гениальный, придуманный коммунистами двигатель крутился сам по себе, без всяких внешних капиталовложений.
Очень совершенная рабовладельческая система была создана большевиками!
Рабочие совхозов, все другие категории сельских жителей, которым в отличие от колхозников, государство платило какие-то зарплаты, тоже обречены были на выживание таким примитивным способом. Но участки у них были меньшие по размерам. Сельским учителям и прочей сельской интеллигенции выделялось всего по 15 соток. Но и этого было достаточно, чтобы привязать их к делам колхозным. Например, все без исключения сельские семьи, за исключением хозяйств колхозных начальников, получали для обработки участки со льном, кукурузой, свеклой. А в первую послевоенную пору все выращивали еще и коксогыз, из которого получали натуральный каучук. Но этого я уже не застал, знаю по рассказам мамы.
Надо отметить, что, несмотря на весь этот вынужденный «трудовой энтузиазм», ЛПХ были намного эффективнее колхозов. Вплоть до середины 70-х годов здесь производилась большая доля общего объема продуктов животноводства. А до войны — 9/10. Хотя все заслуги пропагандисты приписывали колхозному строительству.
Официально считалось, что по мере продвижения к коммунизму производительность общественного труда будет подниматься, и постепенно потребность в ЛПХ отомрет. То есть колхозники будут производить картофель, хлеб, молоко и мясо, в количествах, достаточных для сытого кормления всей страны, но у них еще что-то будет оставаться для собственных нужд. Колхозники в это слабо верили, поэтому на своих подворьях проявляли большее усердие, чем в колхозах. Сталин с этим боролся путем введения повышенных сельхозналогов, а Хрущев даже издал постановление, по которому колхозная семья могла выращивать только одного поросенка.
Когда Хрущева снимали с должности его же младшие товарищи, обвиняя в волюнтаризме, то народ четко понимал — за что на самом деле.
С той поры соотношение сил постоянно менялось. Колхозники научились агротехнике, агрономии, стали приобретать элитные семена и породистый скот, начали строить парники и теплицы, проявляя частнособственнические инстинкты, несовместимые с задачами коммунистического строительства. Поэтому особо рьяные партийные ортодоксы иногда направляли на сельские огороды бульдозеры. Такие меры широко применялись при Брежневе, но к концу его правления стало ясно, что одни колхозы прокормить страну не смогут. Была принята Продовольственная программа, в которой личные подсобные хозяйства получили полную идеологическую реабилитацию и признаны органическим элементом социалистического хозяйствования. Идеологи этой программы так и говорили, обращаясь к отечественной и зарубежной общественности — больше ничего не будет, никаких изменений не предвидится, поскольку это и есть реальный развитой социализм.
Потом грянула перестройка, ЛПХ был обещан режим наибольшего благоприятствования, потом колхозы «легли на дно», народ стал сажать овощи на всех пригодных для этого участка, спасая себя и страну от голода.
В других странах — бывших советских республиках экономический потенциал частных хозяйств был реализован в процессе фермеризации агроэкономик. В Беларуси были сделаны другие ставки. Но и тут «камерное земледелие» стало терять свое значение. В основном, по двум причинам. За годы советской власти «идиотизм сельской жизни», над которым издевался еще основатель научного коммунизма Карл Маркс, нашел в Советской Беларуси (это мое личное определение сложившееся у нас ситуации) свое полное воплощение, поэтому в деревне жить никто больше не хочет и не живет. Поэтому деревня вымирает, поэтому «сотки» повсеместно зарастают бурьяном. Во-вторых, такие хозяйства потеряли экономический смысл. Даже при таких незначительных денежных доходах, которые имеет большинство населения Беларуси, значительно выгоднее покупать готовую сельхозпродукцию, чем производить ее самотужно.
Вот и случилась «смена вех». Показательно, что произошло эти на том этапе плодотворного развития Беларуси под мудрым руководство разных выдающихся личностей, когда средняя зарплата стала приближаться к 300 долларам.
Невелика, прямо скажем, победа, а сколько сил и трудов нее вложено.
Смена вех…