Эпоха великой переоценки

Конец прошлого начало нынешнего года ознаменовались для Беларуси сменой экономической риторики. С одной стороны, вследствие улучшения белорусско-европейских отношений, с другой стороны, под влиянием разрастающегося мирового финансового кризиса власти заговорили об экономической либерализации. Однако по прошествии полугода уже можно заключить, что слов было больше, чем конкретных мероприятий, что либерализация пока скорее декларируется. Да, частично (очень незначительно) улучшены условия для создания и деятельности МСБ. Но вводимые изменения достаточно противоречивы. Так, вроде бы, регулирование цен было отменено для предприятий всех форм собственности*, но в то же время на фоне проведенной 20% девальвации тут же участились проверки «обоснованности цен»; появились старые термины о «необоснованно завышенных ценах», «недобросовестных продавцах», «отсутствии социальной ответственности», угрозы «лишения лицензии» и пр. со стороны различных проверяющих органов*. Заметим между тем, что президентом в декабре 2008 года был введен мораторий на любые проверки на частных предприятиях в течение первой половины 2009 года. Видимо, в связи с этим контрольные повышения цен на частных предприятиях называют не «проверками», а «ценовым мониторингом», в результате которого некоторые индивидуальные предприниматели и МСП были лишены лицензии на осуществление розничной торговли.

Каково же отношение белорусской номенклатуры, чиновников к декларируемым мерам экономической либерализации? У большинства — довольно скептическое. Высказывается мнение, что «точка отсчета — Россия». То есть, если там что-то изменится и начнутся реальные рыночные экономические преобразования, то и «наши будут подтягиваться». Несмотря на амбиции правительства и Национального банка, войти в двадцатку стран с лучшим бизнес-климатом по версии рейтинга Doing business Всемирного банка* по мнению белорусской номенклатуры «уникальной, самой либеральной страной в окружении нормальных стран Беларусь не станет». Более того, неверие в возможности рынка подтверждается словами, что «никто этому не поверит, и ничего это не даст». Госслужащие полагают, что традиционный для госаппарата бюрократизм не оставляет практически ни одного шанса либеральным реформам. В соответствии с государственными веяниями, чиновник пытается не на деле, а в первую очередь на словах изменить свою деятельность, «чтобы соответствовать». «Есть приказ по либерализации — будем выполнять приказ. Но почему мы должны ей радоваться?»
В рамках данной государственной системы реальные либеральные трансформации неосуществимы, считают чиновники, по нескольким причинам:

1. во-первых, сами госслужащие заинтересованы в том, чтобы либеральные реформы не пошли дальше разговоров. Зачем приватизация — «нужно изыскивать средства повышения эффективности имеющихся у государства активов». «Чиновники открыто не протестуют, но пишут докладные, почему это плохо или невозможно, „многим организациям вообще проще, чтоб ничего не менялось, забраковывают даже элементарные прогрессивные вещи“; „Теперь исполкомы не смогут отобрать лицензию у магазина — кто будет заставлять продавать белорусское? Красить-убирать здание? Благоустраивать территорию?“
2. во-вторых, существует проблема доверия государству, власти — „оно сильно подорвано, в первую очередь выборами“. По мнению одного респондента, „все знают, что реально результаты выборов другие, следовательно, в политическом плане власти доверять нельзя. И это отношение переносится на уровень экономики“;
3. в-третьих, отсутствие необходимых профессионалов. „Сейчас ситуация очень тяжелая — нужны профессионалы, а их нет, да и никто не хочет отдавать свое „место у корыта“*;
4. в-четвертых, — формализм. „Вообще, либерализация, реформы — слова для внешнего пользования“;
5. в-пятых, для того чтобы произошли либеральные изменения, необходим системный подход, включающий адаптацию организационной структуры и всей системы государственного управления к реформам и новой экономической политике. „Либерализировать надо, исходя из какой — то концепции, либо вывести чиновника из непосредственных отношений с гражданином, либо сделать все прозрачно“. То есть, по мнению отдельных чиновников, в современных условиях президентской вертикали, непрозрачности принятия решений, высокой бюрократиии и регламентации никакая либерализация экономики невозможна.

Таким образом, опрошенные госслужащие полагают, что «реально существенных сдвигов нет», и вряд ли они возможны. Есть какие — то отдельные шаги, которые «условно» можно отнести к либерализации, но «я не заметил ничего системного». С одной стороны, уменьшают количество налогов, значит «чем–то другим государство доберет все равно». Так, например, в ситуации «сокращения проверок, госконтроль все равно находит способы проверить, если ему надо», например, посылая фирме следующий мессидж: «Что-то вы мало налогов показываете, ищите резервы, а не то мы у вас поищем». Зная, как функционирует государственная система изнутри, госслужащие с высокой степенью уверенности предполагают, что если « где-то облегчается, то где-то будет усложняется»; «те изменения, упрощения которые делают (открытие/закрытие бизнеса, налоги…) — это пылинка в море бушующем»; «В целом — ничего не поменялось, все идет по-старому».

Одновременно на фоне ухудшения реальной экономической ситуации в стране происходит изменение рамок социального договора между госслужащими и государством, т. е. ужесточение требований к чиновникам со стороны государства. Вместо реальных экономических реформ происходит их подмена еще большим регламентированием, бюрократией, ростом количества формальных требований. «Покупка» лояльности всех госслужащих, практиковавшаяся долгое время, закончилась*. Опрошенные чиновники единодушно полагают, что происходит «ужесточение требований»; «поручений, работы стало больше — механизм разогревается». Государство стремиться использовать ресурс чиновников по максимуму, отдавая предпочтение росту количественных показателей, а не качественных (увеличение рабочего времени, работа по выходным вместо роста эффективности работы). По общим ощущениям респондентов, «государство уже выжимает все, на что способны люди, и дальнейшее требование роста показателей может привести к надрыву системы. Порой доводятся задачи априори невыполнимые и требуют показателей любой ценой». Соответственно, возрос уровень стресса, который испытывают госслужащие, им гораздо чаще приходится задерживаться на работе. Ненормированный рабочий день стал нормой. Все эти факторы приводят к тому, что «выросло количество людей, которые „закладывают за галстук“ прямо на работе, судя по количеству бутылок в туалетах Совмина».

Некоторые опрошенные госслужащие говорят о том, что «наметилась тенденция к вымыванию профессионалов», «профессионалам не дают работать», «уходят самые достойные». Почему? По разным причинам: «потому, что нет дяди в КГБ», « потому, что нездоровая конкуренция. Я — уникальный специалист, а тут появляется еще один, и ты уже не уникальный. Зачем такие сложности, если при помощи связей можно все решить», «потому что кто-то решил продемонстрировать, что от него тоже что-то зависит, и он может решать вопросы», «потому, что если человек по своей сути шире и глубже — для него слишком много рамок и дурости, ему приходиться уходить». Рост непрофессиональных требований на фоне снижения зарплаты в госсекторе становится для многих специалистов «последней каплей», и они уходят в частный сектор или бизнес-консультирование*.

Кроме того, по ощущениям большинства респондентов, в последние годы «… требования по политической лояльности гораздо выше, чем в 2001 г.», «Есть определенная канва, в рамках которой ты должен действовать. Дискуссии на политические темы в принципе не поощряются, даже в позитивной, хвалебной риторике».

В оценке вектора изменений экономических поощрений у респондентов нет единства. Одна позиция: «заработные платы снизились». Другая: «за последние годы зарплаты немного выросли*, но в ноябре все стопорнулось*». Однако понимая, что зарплата является одним из наиболее значимых факторов договора с государством, чиновники ожидают, что «сейчас, когда возможности дальнейшего повышения зарплат и премий нет, наверное, будут искать какие-то методы убедить, что компенсируют все после кризиса».

Таким образом, экономическая либерализация является все еще скорее виртуальной и декларируемой. О ней власти больше говорят, чем что-то претворяют в жизнь. Но главное, административная система в стране отстроена таким образом, что без веры самих чиновников в необходимость перемен, в реально новую экономическую политику, ее претворение в жизнь невозможно. Власти сколь угодно усердно могут демонстрировать по БТ репортажи о новом отношении к малому частному бизнесу, презентовать на пресс-конференциях различные программы по либерализации. Однако если в них не верит номенклатура и более того, исподтишка их блокирует (саботирует), то их реализация останется только в планах и декларациях. Для реальных изменений экономической политики нужно изменение системы управления страной, радикальные изменения в государственной кадровой политике, реальное желание властей что-то поменять, а также вера и убеждения в том, что альтернативы частной собственности и рыночной экономике нет.