Александр Чубрик, экономист, Исследовательский центр Института приватизации и менеджмента
Дмитрий Крук, экономист, ИЦ ИМП
Анастасия Гламбоцкая, экономист, ИЦ ИМП
Янов Полесский, модератор
Я. Полесский:Сегодня мы в очередной раз обсуждаем одну из наиболее животрепещущих тем современности. Экономический кризис — мы попытаемся кратко рассмотреть эту тему в трех ракурсах: планы, действия и эффекты. Другими словами: что планируется правительством в качестве антикризисных мер, что в действительности предпринимается и, наконец, какие эффекты все это вызывает.
А. Чубрик: Я бы разделял планы и антикризисные меры. Планы — это «52 шага», принятые в конце прошлого года. По большому счету, они не содержат антикризисных мер — это набор мероприятий, которые в той или иной степени можно называть либерализацией. Одновременно правительство предпринимает какие-то действия в качестве реакции на кризис, которые никак не связаны с прошлогодним документом.
О чем идет речь? Если говорить, например, о внешней торговле, то каких-то внятных планов здесь не было, вместе с тем удержание белорусского рубля в рамках валютной корзины плюс минус пять процентов — это основа нынешней политики. Девальвация оказывает серьезное влияние на состояние внешней торговли. В самом начале года Национальный банк принял обязательство девальвироваться к корзине не более чем на пять процентов, на днях подкорректировав этот показатель до десяти процентов. При уровне инфляции, которая есть у нас и наших торговых партнеров, это фактически означает, что белорусский рубль скорее укрепится, чем обесценится. Если он укрепится, то спрос на импорт будет оставаться высоким, а конкурентоспособность белорусских товаров на внешних рынках будет продолжать падать, что, естественно, негативно отразится на состоянии торгового баланса. И поскольку Нацбанк взял на себя соответствующее обязательство — отсюда вытекают все последующие действия
ЯП: Как на счет требований МВФ девальвировать рубль?
АЧ: Очевидное требование МВФ — 20 процентов, и это было сделано. Что касается других требований, то мы их пока не видели. В настоящей ситуации политика ограничения девальвации не позволяет монетарными методами выровнять торговый баланс, поэтому предпринимаются административные меры по ограничению импорта. Но пока все эти меры свелись к борьбе с более легко регулируемым потребительским импортом. Хорошо известно, что потребительский импорт оказывает незначительное воздействие на торговое сальдо, поскольку основной вклад в дисбаланс вносит импорт промежуточных товаров. Здесь хорошим решением было бы предоставление предприятиям права самим определять объем производимой продукции, то есть отказаться от плановых заданий по производству продукции. В этом случае спрос на импорт сократился бы автоматически, поскольку сокращается внутренний спрос и экспорт. Пока же складывается дисбаланс, поскольку внешний и внутренний спрос сокращается, а производство фактически не меняется. Все это выливается в рост складских запасов — а это читай избыточный импорт комплектующих, которые использовались для производства этих складских запасов. Хотя складские запасы — это проблема, которая выходит за рамки внешней торговли.
Д. Крук: Действительно, задания по объемам производства обуславливают рост импорта, или вернее, его слабое замедление в сравнении с экспортом. Но я бы вернулся к потребительскому импорту. Вклад его в отрицательное сальдо невелик — в абсолютном выражении порядка 6 млрд. долл. мы импортируем. Однако если мы обратимся к опыту других переходных экономик, стран, схожих с Беларусью, которые пошли на девальвацию, то более или менее очевидно, что сокращение потребительского импорта — не такая уж плохая и неэффекивная мера. В этом смысле позицию белорусского правительства можно даже оправдать. Часть потребительского импорта — это предметы роскоши и товары, потребляемые гражданами с относительно высоким уровнем доходов. В периоды кризиса потребление таких товаров должно снижаться — на мой взгляд, именно этот фактор обуславливает особое внимание правительства к проблеме потребительского импорта. И здесь возникает такая ситуация: с одной стороны, рубль девальвировать мы не хотим, но потребительский импорт снизить на 20-30% можем — это реально по нынешним меркам. Если мы посмотрим на Россию и Украину, то увидим, что там потребительский импорт снизился очень серьезно — так же как промежуточны и инвестиционный. Таким образом вывести из импорта 2-3 млрд. долларов, несколько выровняв торговый баланс — это в принципе действенная мера. Оно использует заменитель девальвации — ограничение зарплаты, и это в принципе довольно эффективная мера. Особенно если учесть, что девальвация — это довольно проблемный и противоречивый инструмент…
ЯП: Это эффективная мера на коротких или на длинных дистанциях?
ДК: На коротких. Так или иначе в долгосрочной перспективе проблема отрицательного торгового баланса так не решается, и поэтому это скорее актуальная антикризисная мера. Если посмотреть на компоненты спроса, то в первую очередь снижается инвестиционный спрос, затем — спрос на предметы роскоши и товары высокого потребительского уровня, причем в потребительский импорт попадают преимущественно товары этой группы. В период кризиса правомерно ожидать снижения спроса на такие товары, но у нас этого пока не происходит — во многом из-за девальвации. В итоге реальные доходы у нас остаются относительно высокими, и, скажем, если спрос на автомобили падает, но не так, как хотелось бы правительству.
Тем не менее, сокращение потребительского импорта — это не самая худшая мера на коротких дистанциях, хотя в принципе проблему отрицательного торгового сальдо она не решает, поскольку — здесь я согласен с Александром — основная проблема связана с промежуточным импортом.
АЧ: Вопрос еще и в том, как ограничивается потребительский импорт. Дело в том, что все ограничения потребительского импорта фактически приводят к тому, что увеличивается контрабанда в сравнении с легальным товарооборотом. Понятно, что в штуках потребительских товаров ввозят меньше, но сколько ввозимое стоит денег и сколько на этом заработает государство — другой вопрос. Если раньше товары ввозились, скажем, из Польши, то теперь они будут ввозится преимущественно с территории России (пока границ нет).
Я бы сказал так: если девальвация — это мера по сокращению потребительского импорта, которая затрагивает всех, то административные мероприятия по сокращению потребительского импорта затрагивают какие-то определенные группы.
ЯП: Что это за группы?
АЧ: Прежде всего те, которым сложно приспособится к воздействию таких мер и таких ограничений… Например, в прежние времена действовали весовые ограничения: если стиральная машина весила более 50 кг, ее разбирали и ввозили по частям, а потом на территории Беларуси собирали обратно. В конечном итоге, конечно, страдал потребитель, приобретающий товар без гарантийного обслуживания, с какими-то липовыми документа и т. д. Но вот с точки зрения валютного рынка эти меры работали.
ЯП: До сих пор мы говорили о проблеме торгового сальдо. Но как у нас обстоят дела с другими проблемами, в частности с бизнесом и бизнес-климатом?
А. Гламбоцкая: В Беларуси формально принимались определенные меры по улучшению бизнес-климата. В прошлом году, например, Беларусь вошла в четверку государств-лидеров по изменению правовой среды для ведения бизнеса (исследование Всемирного банка и IFC «Doing Business 2009»). Некоторые реформы продолжились и в этом году. Тем не менее, в реальности существенных изменений в бизнес климате пока не произошло. Наиболее проблемные для бизнеса сферы регулирования остаются не реформированными. Например, система налогообложения по-прежнему остается демотивирующей для развития бизнеса и создает множество проблем бизнесменам. Кстати, по рейтингу «Doing Business 2009» Беларусь осталась на последнем, 181 месте по системе налогообложения (количество налогов, величина налоговой нагрузки и т. д.). Изменения были точечными, не меняли коренным образом сложившейся системы регулирования бизнеса.
ЯП: Как на этом фоне решается проблема инвестиций?
АЧ: За первый квартал приток прямых инвестиций — почти миллиард долларов. Из них, впрочем, 625 миллионов — это «Белтрансгаз», сложнее разобраться, откуда оставшиеся 300 миллионов. Каких-то крупных сделок не было. Но даже эти 300 миллионов в условиях кризиса — это заметный приток средств, хотя вполне возможно, что значительная его часть — это кредиты, скажем, головных фирм дочерним.
То, о чем говорит Настя, касается не столько проблемы изменений, сколько проблемы восприятия бизнесом этих изменений. Однако со всех точек зрения особенно значимой новацией стала упрощенная процедура регистрации бизнеса.
АГ: Но эта процедура затрагивает только новый бизнес. Это действительно очень значимая новация: реализован принцип «одного окна», причем новое предприятие фактически можно зарегистрировать в течение суток. Насколько эта мера оказалась действенной, сказать сложно, поскольку я пока не располагаю информацией о том, сколько за последнее время появилось новых предприятий. Хотя понятно, что в условиях кризиса вряд ли их будет много. Что же касается действующего бизнеса, то, насколько я могу судить исходя из бесед с его представителями, никаких существенных изменений в плане либерализации не произошло. Реализуемые меры носят преимущественно номинальный характер и не затрагивают систему в целом. Создан даже специальный сайт для демонстрации реформаторских устремлений власти, но самих реформ пока мало.
АЧ: Лично я очень позитивно воспринимаю упрощение процедуры регистрации новых предприятий — это большой прорыв. Если бы это было сделано несколько лет назад, было бы вообще отлично. Сейчас — иное дело: рынок сжался и продолжает сжиматься. Под какую-то бизнес идею необходимо получить финансирование. Финансирование в Беларуси для вновь создающихся предприятий — это проблема на грани нерешаемой. В 99 случаях из 100 финансирование невозможно — если только ты не собираешься купить усадьбу и заняться агробизнесом. Но если ты намерен открыть новую торговую точку или открыть производство без опыта предпринимательской деятельности, то в нынешних условиях ты попросту на это не сможешь получить кредит. Таким образом: мера классная, но, во-первых, она недостаточная и, во-вторых — она немного несвоевременная.
АГ: Опять же, наиболее проблемная область для бизнеса — ценовое регулирование. Формально здесь также проведена реформа ценообразования, но реформа эта касается только новых продуктов.
АЧ: Я бы добавил следующее. Либерализация цен у нас запланирована в меморандуме, который мы подписали с МВФ. Фактически нынешний уровень либерализации цен вписывается в представления МВФ о том, как поэтапно эти цены либерализовать. Другое дело, что в Беларуси проводить поэтапную либерализацию достаточно бессмысленно, поскольку можно проделать это довольно быстро в отношении всех цен, за исключением, быть может, цен на коммунальные услуги и пару-тройку стратегических товаров. Вреда экономике это не принесет, скорее — пользу. Как бы там ни было за прошлый год в рейтинге Европейского банка реконструкции и развития в плане либерализации цен Беларуси какой-то плюсик был присвоен: было, например, «три с минусом», стало «три».
АГ: Наконец, в Беларуси остается тарифная сетка, которая реформой затронута по существу не была.
АЧ: Здесь либерализация затронула не работников предприятий, а руководителей, которым зарплату можно поднимать. Но они этой открывшейся возможностью воспользоваться пока не спешат, и понятно почему. Директор может повысить себе зарплату, а потом придут люди из КГК и спросят, почему при таких плохих показателях зарплату себе повысили.
ЯП: При хороших показателях тем более придут и спросят, почему они такие хорошие.
АЧ: Или так. Хотя следует сказать, что в нынешних условиях ограничение роста зарплат — еще еще одна нормальная мера связывания потребительского импорта, альтернативная девальвации. Мы уже просчитывали эффективность ограничения зарплат в сравнении с девальвацией и пришли к выводу, что девальвация эффективнее снижает импорт, поскольку касается не только потребителей, но и производителей. К тому же девальвация не так негативно сказывается на внутреннем рынке, поскольку ограничение зарплат — это и ограничение спроса.
ДК: Так получается, что я выступаю в защиту политики правительства. Действительно, ограничением зарплат мы замедляем потребление домохозяйств, мы ограничиваем внутренний спрос, одновременно с этим правительство пытается стимулировать инвестиционный спрос, что по большому счету правильно. Баланс между потреблением и накоплением капитала должен складываться пользу накопления капитала. Этот процесс так или иначе идет, и в долгосрочной перспективе это адекватная политика: не может страна при таком дефиците наращивать потребление в ущерб инвестициям.
АЧ: Но здесь основная проблема заключается именно в искусственности роста инвестиций. До кризиса и до золотых нефтяных времен вопрос стоял так: накануне выборов повышается потребление и сокращаются инвестиции, после выборов бюджетные средства перераспределяются в пользу инвестиций, а потребление стагнирует.
ЯП: Это так называемый политико-деловой цикл?
АЧ: Именно. С наступлением хороших нефтяных времен деньги шли и на инвестиции, и на потребление. А сегодня даже выбирать не приходится, поскольку денег нет ни на то, ни на другое на хватает. Впрочем, деньги на инвестиции все же находятся — их печатают, распределяют по банкам, а банки их выдают в виде кредитов.
Еще один вопрос — по поводу ограничения зарплат. В Беларуси это альтернатива не только девальвации, но и снижению занятости. Иное дело, что нынешние ограничения, быть может, не вполне достаточны для складывающихся условий.
ЯП: Полагаю, что мы подходим к финалу. Предлагаю высказать краткие резюме, быть может, затронув и такой аспект: как Беларусь сегодня выглядит в региональном контексте?
ДК: С Россией я бы не стал сравнивать, а вот что касается стран Балтии и Украины, то там обозначился серьезный позитив — выравнивание текущего финансового счета. Например, Украина, которая начиная с 2005 года жила в минусе, последние четыре месяца демонстрирует плюс по торговле. За счет снижения импорта она ушла в плюс несмотря на то, что цены на энергоносители там значительно выше наших. В Литве, Латвии и Эстонии также изменился дефицит текущего счета, то есть начинает решаться проблема дисбаланса, характерная для переходных стран. Что же касается Беларуси, то повторюсь: реализуемые антикризисные меры в краткосрочный период являются довольно эффективными, однако стратегическая проблема отрицательного торгового баланса в рамках нынешней политики не решается. Если бы эти меры дополняли стратегию, то можно было бы говорить, что все супер. Но пока не решена основная проблема, говорить об эффективности всех вышеперечисленных мер можно с известной долей условности.
АЧ: Опять же, в странах Балтии было сокращение зарплат — не чета нашему. Оно было гораздо более глубоким, но там обошлись без девальвации. Украина ушла в плюс как раз за счет девальвации, но там бизнес преимущественно частный, и он более гибко реагирует на изменения, чем государственные предприятия. Относительно нашей страны в принципе я согласен с Дмитрием: не видно стратегии. Даже принятый план либерализации в практическом отношении представляет собой набор плохо связанных между собой мероприятий по различным направлениям. Это компиляция, а не стратегия. Первая проблема, которая не решена — еще раз повторю за Димой — дефицит торгового баланса. Вторая — проблема рынка труда. Мы не обсуждали этот вопрос, между тем решение проблемы внешней торговли потребует реструктуризации предприятий, реструктуризация предприятий — это сокращение занятости, которая равнозначна созданию высокой напряженности на рынке труда. И какие-то меры должны в этом отношении быть предусмотрены. В частности речь идет о мерах по созданию условий для частного бизнеса, который мог бы стать альтернативой для людей из госсектора. В этом отношении практически ничего не делается. То же самое касается либерализации цен: для смягчения ценового шока для пенсионеров и других чувствительных в этом отношении групп никаких решений не было предложено.
АГ: Александр хорошее резюме сделал. Проблема избыточной занятости на госпредприятиях уже давно существовала. К настоящему времени можно было уже создать куда более мощный частный сектор, куда люди могли бы переходить сейчас, в трудные времена. Основные проблемные зоны для развития бизнеса остаются прежними — ценообразование, налогообложение и доступ к финансированию.