Не так давно в Минске был проведен круглый стол, посвященный взаимодействию Беларуси и России в сфере сохранения историко-культурного наследия. Его участники выразили озабоченность усилением попыток фальсификаций истории Второй мировой войны, Великой Отечественной войны, отрицания победы Советского Союза.

По словам одного из участников, заместителя председателя Постоянной комиссии Совета Республики Национального собрания по образованию, науке, культуре и социальному развитию Анатолий Новикова, все это свидетельствует о попытках реванша наиболее реакционных и деструктивных сил в мире, которые хотят принизить историческое и геополитическое значение Великой Победы.

В качестве руководства к действию т. Новиков предлагает белорусскому народу противостоять всем этим попыткам.

В этой связи возникает вопрос, кому белорусский народ должен противостоять на сей раз?

Сегодня наиболее реакционной и деструктивной силой в мире является международный терроризм, с которым борются Объединенные нации, включая Россию и Беларусь. Во Второй мировой войне точно также Объединенные нации боролись с фашизмом. Причем вступили в эту войну еще тогда, когда Советский Союз и не помышлял о том, чтобы наказать фашистского агрессора. Наоборот, он договаривался с ним по поводу раздела территорий подвергшихся агрессии или остающихся нейтральными других государств.

Это у него успешно получалось вплоть до «освободительного похода» в Финляндию, когда от которого она с трудом смогла отбиться.

В этом в ту пору виделась историческая правда происходящего и его геополитическое значение. Хотя эти понятия весьма слабо сочетаются между собой. Например, в школе нас учили, что Красная Армия 17 сентября предприняла освободительный поход в Польшу, чем обеспечила государственное воссоединение белорусского народа, за что он десятилетиями безуспешно боролся. Но с другой стороны, объясняли нам, это позволило отодвинуть западную границу СССР на две сотни километров. То есть предполагали на этом вновь приобретенном пространстве обломать когти фашистского зверя (который, все знали (!), обязательно сунется, чтобы потом гнать его через всю Польшу до самого Берлина и там уже добивать в его собственном же логове.

Правда, на этой территории проживало несколько миллионов «освобожденных от панского гнета» братков-белорусов. И даже в случае успешного исполнения известного сценария (победа малой кровью и на чужой территории), несколько десятков или даже сотен тысяч этих новообращенных советских граждан должны были погибнуть. На войне, как на войне — без потерь не бывает.

Но все знают, что получилось гораздо хуже. Двухсот километров Красной Армии для отражения агрессии не хватило. С трудом хватило тысячи. Помогла неподготовленность Вермахта к зимней войне.

Все это и есть историческая правда. Самые большие людские и материальные потери Беларусь (пребывавшая в истории под разными именами) терпела или тогда, когда становилась объектом российской агрессии, или тогда, когда на ее защиту вставала Россия.

Это голый, свободный от всякой идеологии факт. А факты, как говаривал Ленин, вещь упрямая, с ними не поспоришь. Правда, их можно интерпретировать. Например, в том духе, что для Беларуси освобождение пришло с Востока на краснозвездных танках. Это одна историческая правда. А можно сказать, что в минуту смертельной опасности Россия сбрасывает Беларусь как ящерица хвост. В расчете, что отрастет новый.

Не только во время войны. Когда в 1986 году радиоактивные облака «сажали» на Беларусь, чтобы они не пролились дождем на Москву, это было совершенно типичным и совершенно объяснимым. То есть исторически правдивым, поскольку всегда малым жертвуют для спасения большого. Тот же Брестский мир, по которому немцы полностью оккупировали Беларусь, преподносимый в школьной истории как величайшая победа Ленина, полностью укладывается эту схему.

Автор не является профессиональным историком, поэтому не имеет никакого отношения к этой науке, которая, разумеется, пользуется для своих глубокомысленных заключений преимущественно архивными документами или документированными свидетельствами очевидцев, или беллетризованными воспоминания участников, или мемуарами действующих лиц, или же артефактами эпохи. Очевидно, что иначе история вообще перестала бы быть наукой. Но вот в таком виде, разложенная по полочкам, разнесенная по «строкам» приходов, расходов и «нерастворимых остатков», как это делается в книгах бухгалтерского учета, она оказывается чересчур схематизированной и потому концептуально бесплодной. Следовательно, неинтересной.

Что уж говорить о той, по форме случайной «нарезке» событий, фактов, свидетельств, статистических выкладок, которые положены в основу школьного и вузовских курсов истории. Закономерным тут как раз является избыток концептуальности, при которой наука превращается в идеологию.

Вообще историю трактуют по-разному. Например, как историю борьбы классов, или череду столкновений амбиций великих деятелей, стран, государств, народов, цивилизаций, систем.

И практически всегда в центр повествования встают крупнейшие державы, так или иначе «вовлекающие в историю» менее крупные государственные образования вместе с их малыми народами. В итоге первые одерживают победы или терпят поражения, а мелкие поневоле разделяют их участь. Они жертвуют, они рассматриваются как доноры и спонсоры, они вынуждаются к выплате контрибуций или к бескорыстным пожертвованиям нажитым добром и человеческим материалом во имя амбиций сильных.

Иногда на них падает отблеск славных побед, иногда их объявляют изменниками правого дела, за что безжалостно наказывают.

Вечно они попадают в чужие истории. Удачи, когда малая сторона к своему благу остается вне схватки, как это было со Швейцарией в последней мировой войне, крайне редки.

В общем можно сказать, что малые государства никогда не совершают великих исторических подвигов, злодеяний и преступлений, но всегда по результатам войны наказываются намного жестче, чем они того заслуживают.

Для сильных войны тоже не проходят бесследно. С помощью силы они постоянно увеличиваются в размерах, но терпя поражения, теряют вновь приобретенные территории, или даже окончательно распадаются. На их обломках возникают более мелкие государства, которые сегодня абсолютно преобладают в мире по численности и имеют совокупный потенциал сравнимый или даже превышающий мощь оставшихся на карте мира крупнейших держав.

Особенно характерно это для Европы, нынешнее пестрое многообразие которой возникло на обломках великих империй, образовавшихся в результате «горячих» и «холодных» войн.

Приводить полный список нынешних европейских государств, бывших некогда имперскими провинциями, нет нужды. Достаточно назвать Финляндию, Польшу, Чехию, Сербию, Венгрию. Но в этом ряду и бывшие союзные республики СССР, имевшие все формальные атрибуты государственности, так и не ставшие субъектами международного права. В том числе Россия (РСФСР) — первая, как утверждали, среди равных, но такая же бесправная перед «союзным центром», который по сути был экстерриториальным правительством «империи нового типа».

Как известно, нынешняя Россия стала формальной правопреемницей СССР, что решающим образом определяет ее отношение к советской истории. Продемонстрировав намерение строить демократическое правовое государство, она многое сделала для разоблачения и преодоления тоталитаризма. Гораздо труднее оказалось расстаться с доставшимся ей в наследство мифами о державном величии и царской России, и «упразднившего» ее СССР. Поэтому она склоняется к канонизации таких «русских патриотов», как Колчак и Корнилов, имена которых пребывали в историческом забвении, но не усматривает «злого умысла» в деяниях их палачей — большевиков.

При этом никого не смущает ни кощунственный лозунг Ленина о превращении войны империалистической в войну гражданскую, ни воспринятый большинством населения как вполне правдоподобная версия факт получения им денег на антигосударственную деятельность от германского генштаба. Было — не было, не важно. Важно то, что вполне могло быть и при определенных обстоятельствах иначе быть не могло. Значит было.

Характерное для хрущевской оттепели трагическое проговаривание о том как Сталин по злой своей воле, но по взаимным доносам и оговорам (!) всю ленинскую гвардию порешил, вполне укладываются в эту схему. Да, злодей. Но большевик, куда там Ленину!

Гримаса истории — о большинстве из этих «ленинских гвардейцев» широкой публике известно лишь то, что они стали жертвами сталинских репрессий. Если остался жив, значит был мелок и неинтересен. Среди немногих на самом деле великих (в смысле большевизма) — Троцкий, который задал алгоритм революционному действу на десятилетия вперед. И действительно «наш паровоз» вполне мог долететь до самой «коммунии», намного раньше, чем это сумели сделать Сталин и последующие менее кровожадные генсеки.

Поэтому на пути критического преодоления своего исторического прошлого официальная Россия не может пойти дальше уже достигнутого предела. В отличие от новых независимых государств, для которых такое движение является необходимым для возрождения национального самосознания и реализации своих коренных интересов.

Это не обязательно антироссийские по своей сути интересы, но как интересы самостоятельных государств они всегда в чем-то с ними не совпадают. Этим объясняется взаимное недоверие в отношениях, некоторая нервозность в поведении партнеров, которых объединяет недавнее общее прошлое.

Такие моменты присутствуют даже в белорусско-российских отношениях, имеющих своей декларированной целью объединение двух стран в некоем союзном государстве.

Не самым лучшим ответом на эти регулярные вызовы стало принятие в России уголовной ответственности в отношении лиц, занимающихся «сознательным искажением истории» в ущерб интересам России. Причем действие закона распространяется на граждан и организации бывших союзных республик, которые поставят под сомнение выводы официальной историографии.

Как это было во времена СССР.

При этом нельзя сказать, что сложившаяся ситуация не подвергается сомнению. Сильные по-прежнему борются между собой. Но не напрямую, а за влияние, за включение в свою обойму «малых сих», поскольку достигнутое равновесие очень неустойчиво и может быть нарушено, если на свою чашку опустить маленькую гирьку, а с чужой незаметно выбросить. После самоликвидации СССР, которой предшествовал распад так называемого социалистического лагеря в Центральной и Восточной Европе, эта политика стала доминирующей и способствовала как окончательному положительному решению давнего проекта по созданию ЕС, так и вовлечению в него новых стран, прежде вынужденных сателлитов СССР.

Особой строкой в этом ряду должно быть отмечено воссоединение Германии, немыслимое прежде для СССР и не вызвавшее особого энтузиазма у Франции и Англии. На это решительных контраргументов у скептиков не нашлось, поскольку решение германского вопроса полностью соответствовало идеологии и логике европейской интеграции. К слову, накануне падения Берлинской стены ГДР праздновала свое сорокалетие. Выступивший по этому поводу лидер ГДР Эрих Хонеккер отметил, что берлинская стена будет стоять еще сотню лет. Но гипотетическое столетие сократилось в реальности до нескольких недель. Это свидетельствует о том, что при декларируемом отказе политиков и гражданского общества от революционных методов, революции случаются при самых неожиданных обстоятельствах.

Как всегда прогрессисты борются с консерваторами. В роли последних сейчас выступает Россия, и, что вполне очевидно показали события августа 2008 года в грузинских автономиях Абхазии и Южной Осетии, она вполне готова к силовому способу реализации своих претензий при отсутствии угрозы получения ответного адекватного удара. Реакцией Запада стала программа Восточного партнерства, приглашение к участию в котором получила и Беларусь.

Таким образом, мы имеем дело с такой историей, которая, по меткому замечанию Леонида Парфенова, еще не перестала быть современностью.


Обсудить публикацию