20 июня глава Администрации президента Владимир Макей провел совещание по кадровой политике, на котором критиковал протекционизм и семейственность в назначениях на государственные посты. Отчего Макей вдруг озаботился этими неновыми явлениями?
Янов Полесский: Владимир Макей обращает внимание на довольно интересный феномен: если учесть, что, скажем, в Минске на 1000 браков приходится 600 разводов (и вообще, как утверждают исследователи, традиционная семья демонтируется), госслужбу можно рассматривать как своеобразный оплот сохранения семьи. Или наоборот — семью как основную скрепу государственности. Посмотрите на клан Лукашенко (о котором В. Макей умалчивает — видимо, предполагая, что все и так с этим примером знакомы): хотя семья неполная, но все в порядке — и папа по-прежнему у руля, и мальчики при деле. Все заняты государственными делами, которые, по всей видимости, и цементируют семейственность. Выдернешь этот штырь заинтересованности — и разбредутся все по своим бизнесам, как это зачастую происходит в других семьях, члены которых не связаны общей миссией.
Хорошо известно, что Лукашенко взошел на политический олимп в качестве борца с коррупцией, в том числе в ее «семейственном» измерении — в итоге мы получили то, чего даже в советские времена не наблюдалось — целые династии «исключительно талантливых руководителей» (как именует их Макей), чаще всего переселившиеся в Минск из райцентров. Оттуда, где семья, в общем, крепче. Возможно, это предварительный ответ на вопрос.
Следует, однако, подчеркнуть, что Беларусь не выглядит исключением на фоне других постсоветских стран, где семейственность также высоко ценится и где государство укрепляет традиционные ценности в самом прямом и непосредственном смысле. Приблизительно ясно, где искать ответ на вопрос, почему так происходит — здесь уместно ставить вопрос слабости государственных институтов. Ряд исследователей говорят о том, что в постсоветских государствах имеется дефицит верховенства права (rule of law), который компенсируется принципом волюнтаристского решения или произвола (arbitrary rule). Понятие «верховенство права» равнозначно преобладанию формальных институтов, т. е. когда основные агенты политического процесса следуют универсальным нормам и правилам, в то время как дефицит rule of law равнозначен преобладанию неформальных институтов, основанных на партикуляристских нормах и правилах. По этой причине в различных работах, описывающих слабые государства, мы чаще всего сталкиваемся с анализом явлений типа «олигархия», «феодализм», «касикизм» и т. д. Само собой семейственность. Семейственность — это минимальный гарант доверия, когда другим институтам не доверяют. Например, Сергею Михалычу я доверяю, а милиции в целом — нет. Лукашенко я доверяю, но государству — нет.
Почему представитель администрации президента заговорил о семейственности в тот самый момент, когда ее лучше скрывать? Полагаю, виной тому — общий кризис доверия, который последнее время чаще всего именуют экономическим кризисом. Социологи говорят о том, что количество разводов последнее время выросло по всей Европе, в особенности это касается России. Т.е. кризис в его самой непосредственной форме (нужно ли напоминать о том, что всякая семья — это социально-экономическая единица со своим бюджетом, торговым балансом и пр.?).
Так о чем говорит Макей? О том, что семья рушится. Что дядям, тетям и детям все сложнее доверять. Хочется довериться профессионалам — исключительно талантливым руководителям — но это опасно. В этом много какой-то неопределенности…