Призрак популизма

В статье Виталия Силицкого «Вступаем в постпопулизм» прозвучало вполне понятное желание увидеть в непопулярных мерах президента качественно новый этап в развитии режима(1). Казалось бы, ну вот, наконец-то… Авторитарный режим исчерпал свой популистский ресурс. Экономический кризис диктует откровенно непопулярные, но зато эффективные меры. Президент взялся за ум и если не в политике, то хотя бы в экономике будет делать что-то полезное, необходимое обществу. Время покажет, насколько подобного рода надежды были обоснованными. Однако уже сегодня на этот счет есть определенные сомнения.

Отчасти они имеют сугубо психологические основы, обусловленные недоверием к тому, кто уже обманывал. Как настоящий «хозяин», А.Г. не раз давал слово и так же часто «забирал» его обратно(2). Есть и вполне обоснованное неверие в то, что такой прагматичный политик захочет добровольно отдать с таким трудом им отвоеванное. Однако есть и еще одно сомнение: я бы не стал преувеличивать популизм проводимой до сих пор президентом политики, равно как и ее «коренное изменение» с наступлением кризиса.

Слово популизм, к сожалению, не обладает содержательной строгостью и не дает нам четких критериев того, что же считать популистской политикой. Кое-кто склонен толковать ее расширительно, отчего она предстает, как ориентация политика на настроения и интересы избирателя с целью использовать их для достижения своих политических целей. В таком случае популистом является всякий прагматичный лидер, ориентированный на победу. Не только демократия, но и всякая политика заставляет ее участников вспоминать о «народе» и пытаться поиграть на его чувствах и слабостях. Слово популизм в таком случае лишается своего негативного смысла и мало что дает для понимания ситуации.

Гораздо больше резона в трактовке популистской политики, как явления однозначно негативного, свидетельствующего о злоупотреблении доверием избирателей. Популистский политик пытается увеличить свои шансы на успех путем раздачи заведомо невыполнимых обещаний. Подобное заигрывание с массами, как правило, приводит к развалу экономики. Ее эффективность приносится в жертву идеологическим лозунгам и так называемым популярным мерам. Стало общим местом характеризовать белорусского президента, как ярко выраженного политика популистского толка, который чуть ли не во всем потакает своему народу. Однако нам представляется, что не все так однозначно. Если сопоставить объем предпринятых им за время своего правления популярных (популистских) и непопулярных мер, то, пожалуй, последних будет побольше. Достаточно поговорить с кем-нибудь, кто работает в системе образования, здравоохранения, бизнесе, сфере обслуживания.
Если попытаться классифицировать проводимые в Беларуси за последние 10-15 лет непопулярные меры по характеру их легитимации населением, то наберется как минимум четыре группы. В первую условно можно отнести те, которые имеют своего рода рационально-легальную легитимность. Эти меры продиктованы экономической необходимостью и пониманием того, что так действительно «надо». Здесь самые разные инициативы власти, начиная от ликвидации бесплатных (такие были в середине 90-х) таксофонов и почти бесплатного проезда в общественном транспорте и кончая широкомасштабной отменой многочисленных льгот, которое было проведено полтора года назад. В глубине души обыватель понимает, что не так уж мы богаты, чтобы позволить себе то, чего не позволяют другие. Да это, по большому счету, и не столь важно. Пусть бы платили приличную зарплату. Примерно в этом же ключе воспринимаются постоянное повышение тарифов на ЖКУ, повышение платы за проезд в общественном транспорте (включая железнодорожные билеты), увеличение различного рода штрафов за нарушения ПДД, переход на контрактную систему найма рабочей силы, политика энергосбережения, переход на десятибалльную систему оценки и тестирование в средней школе, борьба за целевое использование дачных участков, строгость в организации вступительных экзаменов в вузы и пр. Народ в массе своей понимает их оправданность, даже если ему это и не нравится. Подобного рода меры вполне можно представить в любой другой стране мира.

Другую группу непопулярных мер составляют различного рода декреты и предписания, сковывающие деловую активность и сохраняющие прежнюю командно-административную систему. Самой непопулярной в этом смысле можно назвать «ручное управление» экономикой, при которой Беларусь стремительно обогнала своих соседей (а кое в чем и Запад) по росту цен. Ограничение импорта привело к сокращению ассортимента товаров и услуг. Все это, а также отсутствие здоровой конкуренции привело к тому, что сегодня белорусы за очень приличные деньги получают товары и услуги очень сомнительного качества. Сюда же следует отнести откровенно репрессивный характер санкций, применяемых различными проверяющими и контролирующими органами, необъяснимо высокие тарифы на пользование интернетом, дорогую мобильная связь, неоправданные повышения цен на топливо (либо их замораживание в условиях снижения цен на нефть), периодические повышения таможенных пошлин на ввозимые подержанные автомобили и пр.

Оправданность и экономическая обоснованность всех этих мер не столь очевидна(3). Их легитимность носит скорее харизматический характер и связана с трудом поддающейся объяснению «особостью» белорусской экономической модели. До кризиса мне не раз приходилось слышать рассуждения «здравомыслящей» профессуры, суть которых можно свести к тому, что оппозиция де давно предрекает крах белорусской экономике, а она развивается всем назло. Подобная вера обусловлена патриархальностьюнашей политической культуры, отдающей всю полноту власти в руки «мудрого руководителя». Он за всех думает и каким-то образом ухитряется находить выход из любого положения. Он знает, как «выживать» в этом неблагожелательном по отношению к нам мире. Его политику не всегда можно объяснить рационально, но мало ли что не поддается объяснению. Для многих такая ситуация была вполне комфортной — постоянный рост зарплаты, гарантированные рабочие места, государственный протекционизм.

Еще одна группа непопулярных мер связана с советским прошлым, точнее с идущей из прошлого традицией не считаться с мнением «низов». Народ не способен самостоятельно решать, что ему нужно. Мудрые руководители железной рукой ведут его к счастью. Данные установки воплотились в широкомасштабной идейно-воспитательной работе, которая началась в стране с конца 90-х. Упрощая, смысл государственной идеологии можно свести к следующему: «даже если мы (власть) не можем предложить вам (народу) в качестве стратегических ориентиров чего-то масштабного, сопоставимого с коммунизмом, мы все равно знаем главное, а именно — что такое хорошо и что такое плохо». Все непопулярные мероприятия типа Единого политдня, введения должности идеолога на предприятиях, воспитательный беспредел в школах (при котором учителя должны опекать не только детей, но и их пьющих родителей) нацелены на то, чтобы создать «правильного» белоруса. Этим же обосновываются и такие непопулярные меры, как контроль над СМИ, оскорбительно примитивное телевидение, различные директивы о наведении порядка и дисциплины, перманентная борьба с пьянством на рабочем месте и вне его (вплоть до составления графиков дней трезвости по городам), всевозможные препоны, чинимые при лечении и отдыхе детей, а так же обучении и работе студентов за границей и пр. В стиле советских методов принятия решений были снесены киоски в Минске (по «эстетическим» соображениям), возводятся библиотеки и ледовые дворцы, планируется строительство АЭС, реконструируются памятники старины, беспорядочно переименовываются улицы. Власть по-прежнему лучше своих граждан знает, что значит красиво, выгодно, удобно.

Последнюю группу непопулярных мер составляют не поддающиеся обоснованию проявления волюнтаризма, не вызывающие у людей ничего, кроме усмешки. Неожиданный возврат к 11-летнему образованию власть не могла обосновать иначе, как нехваткой рабочих рук. Забавно то, что зачастую подобного рода меры первоначально замышлялись, как откровенно популистские, но в итоге по причине своей абсурдности превращались в непопулярные. Именно так отреагировало большинство водителей на гнев президента по поводу включенного днем света фар. После отмены этого требования стало своего рода хорошим тоном игнорировать слова президента и ездить так, как это принято на Западе.

А что же с популизмом? При таком разнообразии непопулярных мер его, на первый взгляд, не так уж и много. Впрочем, он таков, что его вполне достаточно, чтобы все-таки считать Лукашенко популистом. Ведь этот популизм касается главного — нежелания проводить кардинальные экономические реформы и заставлять народ терпеть связанные с этим неудобства. Когда-то президент пообещал, что свой народ в цивилизованную Европу не поведет, а, значит, не будет заставлять его учиться демократии и «кланяться» кому бы то ни было. Подобно россиянам, белорусам гораздо приятнее процесс «вставания с колен» и обретение «былого величия». Лукашенко отлично чувствует нежелание большинства каяться в совершенных в прошлом исторических ошибках и делать выводы на будущее. Он потакает имперским настроениям и желанию подчеркнуть собственную исключительность в различного рода славянофильских мифах. Одна из главных его «заслуг» в том, что он «не разбазарил» «народное добро», не допустил грабительской приватизации и не вверг страну в пучину классового противостояния. Короче, он избавил белорусов от необходимости жить по законам рынка, а значит быть активными, предприимчивыми, конкурентоспособными.

Было бы преждевременно видеть в проведенной девальвации рубля признаки какого-то нового этапа в развитии режима. Эта мера вполне укладывается в рамки активно проводимых до этого и ставших давно привычными непопулярных мер. Власть давно уже не переживает по поводу их непопулярности. Президент не церемонится ни с оппозицией, ни со своими сторонниками. Прошло то время, когда для того чтобы провести очередное повышение цен, президенту нужно было стыдливо уезжать с визитом за рубеж, чтобы потом вернувшись картинно возмущаться и обещать вернуть все обратно. Сегодня можно открыто с экранов телевизоров говорить одно, а потом столь же прилюдно утверждать обратное.

О настоящем постпопулизме можно будет говорить лишь тогда, когда Лукашенко осознает необходимость радикальных перемен и проявит готовность к настоящим непопулярным мерам. Объявленную сегодня либерализацию пока что вряд ли стоит считать настоящим переходом к реформам. Скорее это что-то вроде ленинского НЭПа — «вынужденное отступление».(4)

Конечно, все познается в сравнении. Лукашенко далеко не такой популист, если сравнивать с другом Уго Чавесом. Тот сумел, возглавляя сырьевое государство, довести его экономику до ручки. Наш же путем хитрых торгов и переговоров с Россией и Западом претендовал до сих пор на роль гаранта относительно безбедного существования белорусов. А вот с Путиным он вполне может посостязаться. Оба они мастера по части создания себе благоприятного имиджа и пускания пыли в глаза электорату. Рейтинг российского президента в Беларуси временами даже превышал рейтинг белорусского. Развитие кризиса и то, каким образом странам удастся из него выйти, покажет, кто из них был большим популистом. Так же, как на другом континенте он покажет, насколько новому президенту США удастся сочетать такие трудно сочетаемые вещи, как популярные меры и оздоровление экономики.

Обсудить публикацию