Обсуждение проблемы, вынесенной в заголовок, было инициировано впервые в новейшей истории Беларуси пятнадцать с лишним лет тому назад известным политиком Зеноном Позняком. При этом отец-основатель БНФ в основном обличал неизменно сохраняющиеся российские устремления в западном направлении, на пути которых более чем две сотни лет назад к несчастью своему оказались белорусские земли. Эти дискуссии (вплоть до формата весьма эмоциональных инвектив действующего президента) особо активизировались на протяжении последнего года-двух в результате снижения объема российского нефтегазового «гранта», предоставляемого отечественному режиму. Стало ясно, что достаточно длительный по политическим меркам и весьма кратковременный по историческим масштабам период правления в России президента В. В. Путина и его команды наглядно продемонстрировал жесткую предопределенность как имперской внешней, так и жестко-авторитарной внутренней политики Кремля.
Экспансионистский курс «Руси — России» (по термину Л. Гумилева), как было не единожды отмечено, присущ этой державе уже с середины 15 века: со старта «дранг нах вест» Ивана III (первого царя, взявшего на себя титул «Государь всея Руси»), нацеленного против земель Великого Княжества Литовского (ВКЛ).
Как следствие, теоретически всю территорию традиционно понимаемой Восточной Европы можно полагать вполне правомерно относящейся к ареалу влияния аборигенов некогда сугубо Московской Руси. Напомним: по квалификациям ООН, народ считается коренным для определенной территории уже в том случае, если пребывание его «представителей» зафиксировано на ней в течение последних 500 лет. Искренне считая всю территорию от Варшавы до Курильских островов и от Кушки до Кольского полуострова собственной исторической вотчиной, правящая элита Москвы и Санкт-Петербурга и в XXI столетии продолжает ориентироваться на сопряженные с такой геополитической моделью мира экспансионистские политические, энергетические и культурные стратегии.
Русско-российская идеологическая мифология
По мысли первого системного исследователя феномена имперскости современной РФ С. Гаврова [1], ментальным стержнем любого традиционного культурно-цивилизационного уклада является системообразующий миф, представляющий собой взаимосвязанный комплекс стержневых мифологем. Поэтому евразийский по форме имперский миф выступает как базовый в отношении российской квазифеодальной империи. Гавров предлагает собственную, весьма удачную версию иерархии мифов и мифологем, которые фундируют национальную модель Российской империи — СССР — суверенной Российской Федерации.
1). Миф о «Святой Руси». В национально-культурном контексте мифологема «Святая Русь» занимает среди российских утопий центральное положение: согласно П. И. Новогородцеву, это «благословенная святая Русь, для которой ничего не нужно, ни прав, ни внешнего богатства, ни порядка, ибо жребий ее не от мира сего, — этому учили еще старые славянофилы».
Согласно православно-коммунистически-большевистскому Должному, Святая Русь может и должна спасти весь остальной мир: в этом положении проявляется устойчивый к изменению исторического и социально-культурного контекста мессианский комплекс.
2). Миф имперского государства — наиболее важная в рамках национальной стратегии Российской империи — СССР — России, в каковую со временем плавно переходит мифологема Святой Руси. В качестве метафизической квинтэссенции мифологического «народа-богоносца», имеющего мало общего с конкретным народом, живущим на определенной территории, выступает имперское государство. Отметим, что интересы этого государства абсолютно приоритетны в отношении как отдельного человека, так и общества в целом. Имперское государство продолжает в этом отношении традицию, идущую от государств Древнего Мира: «Пред этой общей волей государства отдельный гражданин был совершенно беспомощным и бесправным… Государство было как бы земным богом, отдельный же человек был рабом этого земного бога» (С.И. Гессен). В рамках этой мифологемы имперское государство является именно той силой, которая только и способна привести человечество в эсхатологический рай, достигнуть конца истории и тысячелетнего царства Божьего на земле. Имперское государство воплощает в себе идеократию Должного, являясь не только средством осуществления, но и целью божественного проекта, поскольку земной рай должен быть не только организован по принципу российского имперского государства, но и быть им самим, расширившимся на все континенты и вобравшим в себя весь человеческий род. Мифологема имперского государства проявляется, в частности, в аксиоматичном утверждении, согласно которому государство должно быть сильным, и чем более сильным, тем более приближенным к Должному. Отсюда следует необходимость укреплять и усиливать его любыми средствами, не считаясь с ценой очередного укрепительного проекта.
Проецируясь в пространство истории, мифы Святой Руси и имперского государства раскрываются через набор подчиненных исторических мифологем, сформулированных с позиции победителя [1], до сей поры не осознавшего собственной исторической обреченности:
1). Московская Русь является единственной законной преемницей Киевской Руси. Другие русские земли, в соответствии со своей предустановленной Должным ролью, являются только периферией, культурными центрами которой выступают сначала Киев, а в последующем Москва (иногда временно уступающая свой статус Санкт-Петербургу). То, что эта мифологема не соответствует исторической реальности, — можно полагать уже вполне не только продемонстрированным, но и доказанным: свидетельством этому является трагический удел демократического Новгорода и амбициозной Твери, печальные судьбы ВКЛ, да и самой Польши. (Уничтожение турками-османами православной Византии отнюдь не сделало их духовными преемниками этого некогда блестящего великого государства.)
2). «Святая Русь» (Московское царство, Российская империя, СССР) постоянно находится в окружении внешних врагов, к которым в разные исторические эпохи примыкают враги внутренние. Согласно этому мифу, воплощенной в имперские формы Святой Руси приходится терпеть незаслуженные обиды от коварных и агрессивных соседей, но сама она никогда ни на кого не нападает. Окрестные земли приходится присоединять только тогда, когда они сами просятся под руку Москвы, а оказание братской помощи тоже вынужденное, ее приходится оказывать, лишь откликаясь на зов угнетаемого кем-то народа, и отказать в этой праведной просьбе нельзя, поскольку «глас народа» и есть «глас Божий».
3). Наделение всего окружающего мира и прежде всего Запада, как главной цивилизационной альтернативы феодальной империи, набором отрицательных, а иногда и просто губительных для российского человека свойств. Подозрительному и негативному восприятию окружающего империю мира способствует постоянно воспроизводящаяся «сложная международная обстановка», что, впрочем, подкрепляется и исторической статистикой. В российской истории часто случалось так, что военные периоды значительно превосходили мирные: так, за 36 лет петровского правления Россия знала всего один по-настоящему мирный год.
4). Святой Руси приходится наносить превентивные удары не столько с целью агрессии, сколько для того, чтобы упредить агрессивные намерения врага, благодетельствуя при этом как отдельным народам, так и человечеству в целом. Вхождение в состав Российской империи является благом для ближних и дальних ее соседей, поскольку «правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь — первое государство» (Н.М. Карамзин).
5). Мифологема бинаризма «Россия — Запад». Запад в такой системе координат является не только извечным врагом, но и сущностным антиподом России, зазеркальем, местом, откуда очень редко возвращаются. Это — имеющая самостоятельное значение мифологема, вменяющая всякому без исключения подданному российской империи набор антизападнических свойств. В контексте этой мифологемы все построено на противопоставлении вполне абстрактного российского и столь же абстрактного западного человека («тезы» и «антитезы»). Так, если на Западе с конца Средних веков наблюдается постепенный переход к индивидуальным жизненным стратегиям, то в российской Евразии сохраняется общинность, которая в своем высшем проявлении перерастает в Соборность: «Общинное начало составляет основу, грунт всей русской истории, прошедшей, настоящей и будущей… Общинный быт в существе его… основан не на личности и не может быть на ней основан, но он полагает высший акт личной свободы и сознания — самоотречение» (Ю.Ф. Самарин). Если на Западе понимание частной собственности в традиции римского права, то на Востоке — ее неприятие. То же можно сказать и о стремлении «идеального русского-россиянина» жить не по писаному закону, а по интуитивно переживаемой Правде (Совести). К этому же смысловому ряду можно отнести и отторжение меры и умеренности во всех человеческих проявлениях, дополняемое якобы искренним стремлением к бедности и аскетизму.
6). Мифологема, согласно которой формат «Империи» является единственно правильным и возможным способом социально-исторического бытия России (ныне — уже в формате её «пятой перезагрузки»).
Неизбывность российского феодализма
В работах многих специалистов неоднократно отмечалось, что особенности русско-российского национального характера, существеннейшим образом обусловившего так называемый «советский характер», были в значительной мере сформированы Русской Православной Церковью с ее традиционной ортодоксальностью и враждебностью ко всему иностранному, особенно к латинским христианам, которых ненавидели и боялись» [2, с. 264]. Это политика способствовала и консервации экстенсивных жизненных, в том числе и хозяйственных, стратегий: недаром в последующий исторический период инновации, в том числе и технологические, приходили в Россию — СССР из Европы, а не из Азии.
Средневековый характер различных областей советской жизни не остался незамеченным не только внутри страны, но и для наиболее компетентных иностранных наблюдателей. Так, известнейший писатель Г. Бёлль писал: «Намеков на царизм в сопоставлении с коммунизмом в СССР в XX веке достаточно, — и все они кажутся мне убедительными. Ибо СССР явно феодальное государство, в котором угнетение осуществляется под другим знаком…», и далее, говоря об иерархической выстроенности всего и вся в СССР (в ранжирах и рангах), добавил: «Советский Союз — укомплектованное феодальное государство».
Тяжелое национал-культурное наследие Советского Союза, остающееся радикальным препятствием на пути к гармонизации межэтнических отношений во многих постсоветских государствах, продолжает сохранять свой весомый деструктивный потенциал в отношении как возможного собственного экономического роста (которому способствовала бы грамотная иммиграционная политика), так и в отношении процессов демократизации в этих государствах.
Культурно-цивилизационная система Советского Союза сложилась вполне в духе предсказаний М. А. Бакунина — как квазифеодальная империя (во многом выросшая из практик Российской империи) с сопутствующим ей набором псевдонаучных мифологем пропагандистско-агитационного толка. Данные идеологические установки по-прежнему влиятельны на постсоветском русскоязычном пространстве.
Белорусский ответ «московскому Керзону»:
возможные сценарии
1). Спроектировать комплекс образовательных и просветительских стратегий, четко разграничивающих этикетки «русский» и «советско-имперский». Имеется в виду демонстрация следующего: русский народ оказался (и продолжает оставаться) первой и самой трагичной жертвой московской центробежной экспансии — вопреки традиционным колониальным моделям ресурсы кремлевского Центра шли на консервацию на присоединенных территориях архаичного хозяйственного уклада, зачастую противоречащего их традициям. Идеализация в современном массовом сознании России исторических фигур «завоевателя» и «великого деспота» (Сталин, Иван Грозный, Петр I) наглядно подтверждает роковую деформированность «патриотического московского менталитета».
2). Акцентировать пропагандистское внимание на прямые хозяйственные связи с отдельными российскими регионами. Очевидно, что нечто весьма близкое до недавнего времени осуществлял и официальный Минск, но развитие кризиса неизбежно приведет к децентрализации устройства РФ, необходимой для заурядного выживания ее губерний (это должно быть идейно переосмыслено).
3). Осуществить перевод на русский и белорусский языки и издание существующего множества национальных (литовских, эстонских, украинских, грузинских, вайнахских, татарских) национально-идеологических текстов ХХ столетия, посвященных обличению и критике «ленинской национальной политики».
4). Провести адекватную историческую реконструкцию трагической судьбы белорусских, польских и прибалтийских партизанских формирований, которые боролись против фашизма, не желая при этом подчиняться указаниям Москвы.
5). Организовать сбалансированное и взвешенное осмысление и пропаганду сюжетов трагического противостояния ВКЛ и Московского царства, а также сценариев борьбы Польши и ВКЛ против экспансии крестоносцев на восток.
И т. д.
Без осуществления программ подобной «культурной политики» в условиях кризиса все более вероятной становится готовность основной части белорусского населения променять «первородство» (обретенный национально-государственный суверенитет) на «чечевичную похлебку» (внешнее управление Москвы в обмен на консервацию ею белорусского экономического «гранта»).
Литература
1. Гавров С. Н. Модернизация во имя империи (Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России). — М., 2004.
2. Кёнигсбергер Г.Г.Средневековая Европа, 400 — 1500 годы. — М., 2001.