12 июля в Витебске открылся очередной, 12-й по счету, фестиваль искусств «Славянский базар». О символичности цифры 12 на открытии фестиваля говорили много. 12 лет — окончание некоего цикла времени, подобно тому как 12-й месяц заканчивает год, и просто счастливое число, которое принесет всем удачу (заметим, что в следующем году фестиваль неизбежно станет 13-м по счету, — что же станут говорить тогда?) Кроме того, фестиваль открылся в день, который отныне будет называться День Союзного государства.
Все это делает «Славянский базар» ничуть не менее политизированным, чем в прошлые годы, хотя дотянуть до уровня 2001 г. ему все же не удалось. Напомним, что в тот год поддержать перед выборами своего коллегу приехали российский и украинский президенты. Их предвыборная поддержка была столь демонстративной, что казалось, три президента как знаменитых три тенора, поднявшись на сцену, запоют арию об интеграции. В этом году все скромнее: президенты России и Украины просто прислали приветствия, которые были зачитаны со сцены послами этих государств. Тексты были лаконичны, сдержанны по тону и без излишеств.
Не берусь оценивать открытие фестиваля с эстетической точки зрения, хотя у меня как у рядового зрителя сложились свои, к сожалению, не всегда приятные, впечатления. Мне в принципе не слишком нравятся такого рода помпезные действия, сочетающие в себе произнесение правительственных речей с выступлениями звезд эстрады прошлых лет, среди которых были Александра Пахмутова, Андрей Петров, София Ротару, Нани Брегвадзе, Николай Гнатюк, Людмила Гурченко, «Песняры», Ядвига Поплавская и Александр Тихонович, Александр Серов и др. «Новое поколение» было представлено Надеждой Бабкиной, Николаем Басковым и группой «Любэ». Кому-то это нравится, кому-то — нет. Дело вкуса. Если кому-то придет вдруг охота об этих вкусах поспорить, адресую его к официальному сайту фестиваля, на форуме которого идет не лишенная интереса полемика о том, что происходит со «Славянским базаром»: он все еще умирает или уже умер окончательно.
Мне же гораздо интереснее рассмотреть фестиваль как событие политическое, тем более что он продолжает ряд похожих ритуальных политических событий, имевших место в последнее время.
Когда в 1988 г. в Витебске, претендующем на звание культурной столицы Беларуси, открылся фестиваль польской песни (наш ответ Сопоту), позже «обросший» и выступлениями некоторых белорусских, а потом — российских артистов эстрады, вряд ли кто-либо полагал, что название «Славянский базар» приобретет статус политического символа. Честно говоря, я не знаю, кто придумал это название, но считаю его весьма удачным. Оно заявляло фестиваль как веселое, шумное, пестрое и слегка бестолковое действо, где есть место всему: и молодым исполнителям, и стареющим звездам, и доморощенным талантам, пространство, где можно подурачиться, посмеяться, а также выпить и закусить. Последнее, кстати говоря, стало настоящим бедствием фестиваля. Со временем на нем менялось многое, но этот «элемент традиционной культуры» остался без изменений.
Сегодня «Славянский базар» — это уже не совсем базар, а прежде всего пропаганда той самой славянской идеи, которая в последнее время стала основой официальной политики. В нескольких своих предыдущих статьях я уже цитировала высказывания главы государства о «лидерстве Беларуси в рамках восточнославянской цивилизации», о том, что мы сделаем все возможное, чтобы «наша духовность влияла на другие цивилизационные нормы нравственности», и что именно «Белая Русь, чистая, незапятнанная, оказалась впереди». Скажем сразу — идея эта не нова, как в истории вообще, так и в политике Лукашенко в частности. Еще в 1997 г. во время своего визита в Киев он, в частности, заявил: «Так уж было Богу угодно, судьбой определено, что мы на очень многое замахнулись в последнее время — о нас начали говорить как о здравомыслящей республике, способной осуществлять славянское единство… Это наш крест, мы должны его нести, должны попытаться склеить великий славянский мир». Похожий тезис прозвучал и в его выступлении 8 мая 2001 г.: «Только укрепление нашего единства с Россией, другими бывшими республиками Союза дает нам исторический шанс гармоничного развития славянской цивилизации в условиях нового геополитического передела мира». Позволю себе замечание, что президент слишком смел в своем желании претендовать на славянскую идею во всей ее полноте.
Славяне — это крупнейшая в Европе группа родственных народов общей численностью около 300 млн. человек. Как известно, они делятся на три ветви: восточную (куда входят и белорусы), южную (болгары, сербы, черногорцы, хорваты, боснийцы, македонцы) и западную (поляки, чехи, словаки, лужичане). Понятно, что с последними наши пути разошлись, и они в рамках «славянской идеи» чужие. Но как быть со славянами южными, которые периодически оказываются среди друзей, но, конечно, не все и не всегда?
Позволим себе «наивный вопрос»: зачем белорусскому президенту славянская идея? Причин тому множество. Во-первых, славянская идея, а особенно лидерство в развитии восточнославянской цивилизации, добавляет ему политического веса. Правда, А. Лукашенко всегда подчеркивает, что не он себя «назначил» на это лидерство, а так «само собой получилось», но, думается, это «уничижение паче гордости». Демонстративный разрыв с Западной Европой, преодолевать который придется еще долгие и долгие годы, охлаждение отношений с Россией, несмотря на все заверения в обратном, ставит главу белорусского государства в положение просто лидера просто маленькой страны, у которой практически нет ни авторитета, ни самостоятельной внешней политики. Взять хотя бы последний, оскорбительный, по-моему, факт, когда президент США не направил поздравление А. Лукашенко с Днем независимости, хотя белорусский президент направил таковое Дж. Бушу.
Во-вторых, славянская идея должна, по-видимому, наполнить смыслом идеологию белорусской государственности, содержание которой по-прежнему неясно и туманно. С сентября, как известно, во всех вузах страны начнут читать лекции по предмету с таким названием, а соответствующих методических указаний и пособий как не было, так и нет. Тут весьма кстати оказывается идея общности славянских народов, которая призвана формировать идентичность белорусов как народа славянского, т. е. особого, обладающего какими-то исключительными чертами, а значит и имеющего право на исключительный статус. Верно то, что все народы различны. Верно и то, что славяне — особая группа со своей историей, знать которую не просто нужно — полезно. Но является ли все это достаточным основанием для претензии на святость и исключительность?
В-третьих, ссылки на славянскую идею и славянскую историю в определенной мере оправдывают и некоторые методы внутренней политики. Все чаще в последнее время президент ссылается на то, что белорусы сохранили все то лучшее, что было накоплено в веках, т. е. «сохранили народные вече (так в оригинале, правильно — веча), наши пятилетние съезды. Мы всегда советуемся, собираемся на конференции, семинары. Референдумы — своеобразные всенародные вече (см. выше). Это неотъемлемая черта славянского населения». Можно поспорить, что конференции и семинары — славянское изобретение, но дело не в терминах. Важен сам подход: «посоветуемся с народом». Народ может либо быть сувереном (на том и стоит демократия), либо не быть таковым. В последнем случае он ничего не определяет и не решает, им управляют и с ним изредка «советуются», как это делают на Всебелорусских народных собраниях, прозванных народом не нашим словом «хурал».
Конечно, всенародные веча — элемент славянской истории. Но хотелось бы напомнить, что оно использовалось боярами для ограничения княжеской власти, в частности: призывало и изгоняло князей, заключало договора, решало вопросы войны и мира. Если же уйти еще дальше вглубь веков, то следует вспомнить, что управление союзами славянских племен и вовсе было коллегиальным. Обратимся за свидетельством к очевидцу — средневековому хронисту Титмару Мерзебургскому: «Всеми этими племенами не управляет один отдельный властитель, — писал он о славянах. — Рассуждая на сходке о своих нуждах, они единогласно соглашаются относительно того, что следует сделать. А если кто из них противоречит принятому решению, то того бьют палками, а если они и вне собрания открыто противятся постановлению, то либо имущество его предается к огню и разграблению, либо он уплачивает в собрании определенную сумму денег, сообразную с его состоянием». Вряд ли к такого рода правлению, к таким истокам следует призывать современных белорусов. Впрочем, можно сделать проще — обвинить в необъективности самого Титмара Мерзебургского. Разве можно верить человеку с такой фамилией? Но его свидетельство, к сожалению, не единственное.
Славянская идея в официальном белорусском исполнении густо окрашена православием. В свое время вместе с христианской церковью к славянам пришла и надплеменная политическая организация, что, безусловно, укрепило создание собственной государственности. Однако подчеркну, речь идет о христианстве в целом. Нынешняя славянская идея — это идея православная. На «Славянском базаре» это было продемонстрировано со всей очевидностью, когда для открытия фестиваля вместе с президентом на сцену поднялся Митрополит Филарет и произнес речь о том, что фестиваль должен служить возвышению духа, развитию чувства гармонии человека и природы, воспитанию добродетели, завершив все это утверждением, что «музыка — это богословие в звуке». Позволю себе личное замечание: фраза о музыке мне кажется очень верной и глубокой. Однако вряд ли Патриарший Экзарх всея Беларуси имел в виду ту музыку, которая позже прозвучала со сцены летнего амфитеатра в Витебске. Современная эстрада, а точнее — попса, вряд ли подходит под определение, данное владыкой Филаретом. Поэтому можно только догадываться, какие чувства испытывал он, наблюдая за всем этим действом, сидя в правительственной ложе.
Конечно, не стоило ждать от фестиваля, первоначально задуманного как эстрадный, серьезных музыкальных произведений и номеров. Но, может, не стоило во всеуслышание и благословлять подобное?
Впрочем, это тоже вопрос политический. Многие говорят, что такой шаг со стороны владыки Филарета — это неизбежная расплата за подписанное соглашение между БПЦ и правительством Беларуси, которое хотя и носит рамочный характер и, по словам обеих сторон, ни в коей мере не ставит православную церковь в какое-то особое положение, все же остается пока единственным такого рода документом в многоконфессиональной стране.
Об этом, а также об особом положении православия предельно ясно сказал референт по юридическим вопросам БПЦ Андрей Алешко в интервью «Белорусскому рынку»: «Конечно, наши граждане более углубленно должны знать свою родную религию и ее историю… Это совершенно понятно, потому что мы — белорусы…» На мой взгляд, здесь не все «совершенно понятно», но очевидно другое: БПЦ получает от государства определенные преимущества и по всем правилам честного обмена должна за это платить.
Славянская идея на «Славянском базаре» — это еще и идея интеграции. Я уже говорила о том, что отныне день 12 июля станет еще одним символом Союза Беларуси и России. Что ж, в последнее время в этом процессе становится все больше символики и все меньше прагматики. Хотя официальные лица фестиваля настойчиво повторяли, что «Славянский базар» был и остается крупнейшим культурным проектом Союзного государства, но цифры говорят о другом. По свидетельству В.Григорьева, Чрезвычайного и Полномочного Посла Республики Беларусь в Российской Федерации, из союзного бюджета на финансирование фестиваля выделено 24896 тысяч российских рублей. Эта цифра состоит из отчислений Беларуси в размере 15596 тысяч рублей и России — 9300 тысяч российских рублей (данные взяты из официального сайта фестиваля «Славянский базар»). Иными словами, 52 тыс. долларов дала Беларусь, и 31 тыс. — Россия. Понятно, что братство и добрососедство не измеряются в деньгах, но понятно и другое — на эти деньги такой фестиваль не проведешь. Приглашенные звезды, конечно, не из числа самых высокооплачиваемых, но ведь и им платить что-то надо.
Известно, что основную часть денег на проведение фестиваля выделил белорусский президент, за что его напрямую со сцены благодарили многие. Возникает вопрос — зачем? Конечно, для того, чтобы не прерывать традицию, чтобы потешить публику, привыкшую к развлечениям в середине июля, для того, чтобы самому послушать и посмотреть на любимых артистов… Да мало ли причин? Но главной, по моему убеждению, является все же необходимость поддержания видимости того, что «все у нас хорошо». Когда речь, наконец, зашла о реальной цене интеграции, выгодах и потерях обеих сторон, о приватизации белорусских предприятий и долгах за газ, остается ultima ratio — вековая дружба славянских народов. С таким аргументом спорить трудно, и в этом смысле «Славянский базар» становится необходимой PR–акцией белорусской власти. Наверное, поэтому в нынешнем году на его открытии было так много «славянского» и так мало «базара». Впрочем, фестиваль только начинается…