Нынешняя дискуссия о том, какой должна быть торговля — «свободной» или «справедливой», и о том, как воздействует открытость рынка на экономику, зачастую носит умозрительный характер, или происходит из-за влияния групп интересов или необъективных соображений. Тем не менее, серьезный анализ развития торговли за последние 500 лет позволяет сделать однозначный вывод, весьма актуальный для данной дискуссии: страны, проводящие политику свободной торговли, процветают, а закрытие рынков ведет к обездоленности и экономическому упадку. Этот вывод подтверждается опытом Нидерландов, Великобритании, США, Японии и Германии. В данной работе мы рассмотрим развитие событий в этих странах.
Зарождение международной торговли
Для экономики Римской империи были характерны развитые торговые связи — по суше и морю — в рамках всего Средиземноморья. С ее крушением эта торговая система прекратила существование. В средневековой Европе сельскохозяйственная продукция, производившаяся в автаркических феодальных владениях, потреблялась в основном на месте, что не позволяло эффективно использовать природные ресурсы и осуществить разделение труда. [1] Жизненный уровень большинства крестьян по сути лишь обеспечивал их пропитание. Неурожаи зачастую приводили к массовому голоду. Жизнь людей была тяжелой, примитивной, и недолгой. После появления городов — еще небольших — различные ремесленные гильдии начали ограничивать доступ на рынок, а также количество и ассортимент производимой продукции: целью этого было поддержание высоких цен и контроль над сбытом.
Нидерланды
Нидерланды стали одной из первых стран, которая по необходимости начала вновь развивать торговлю в качестве единственно возможного пути к процветанию. Поскольку их страна была невелика и обделена природными ресурсами, голландцы вынуждены были ввозить шерсть, олово и медь из Германии. Чтобы расплачиваться за импортные товары, они развивали промыслы, ориентированные на экспорт. В тот период, когда вся Европа еще оставалась в тисках наложенных гильдиями ограничений, в Голландии процветали ремесла и мануфактуры. [2] В результате там возникли четко определенные и защищенные права частной собственности — необходимая предпосылка для будущего роста ее экономики. [3]
Утверждение экономической свободы
Переход от средневекового регулирования к ренессансной свободе в Нидерландах происходил не без трудностей и болезненных сбоев. Историк Анри Пиренн (Henri Pirenne) показал, что ремесленные корпорации долго сопротивлялись открытию рынка, но в конце концов, в конце 14 века, вынуждены были уступить:
«Они делали все возможное, чтобы полностью исключить конкуренцию извне. Гент, Брюгге и Ипр установили в прилегающих областях беспрецедентный режим „промышленной исключительности“. В окрестные деревни снаряжались военные экспедиции: они обыскивали подворья и уничтожали любые орудия для изготовления тканей. Промыслы в малых городах жестко контролировались со стороны городов больших, которые именем ложных „привилегий“, по сути, носивших насильственный характер, не позволяли им копировать собственные изделия из дерева. Этот разгул протекционизма, однако, не уберег ремесла в голландских городах от упадка… К концу 14 века стало очевидно, что эта близорукая политика обречена на провал». [4]
Позднее Нидерланды превратились в главный коммерческий центр Европы. Благодаря развитию морских перевозок и судостроения столица страны Амстердам приобрела контроль над торговлей зерном в балтийском регионе, а также морскими перевозками иных объемных грузов. В результате Амстердам стал центральным товарным рынком Европы, что требовало навыков в области финансов, страхования и иных соответствующих видов деятельности. Возникновение дефицита в любом уголке Европы быстро и точно проявлялось в повышении цен на Амстердамской товарной бирже и росте расценок за грузовые перевозки — все эти факторы способствовали благосостоянию города. [5]
Свой вклад в развитие страны вносила и веротерпимость. [6] Люди, преследуемые по религиозным мотивам в других странах Европы, например французские гугеноты, селились в Амстердаме, придавая ему динамизм и чрезвычайно способствуя его экономическому процветанию. [7] Императивы торговли также диктовали мирную внешнюю политику и сдерживали рост госаппарата. Как отмечает профессор Кембриджского университета Чарльз Уилсон (Charles Wilson), «Благосостояние торговой республики было несовместимо с произволом — этим неотъемлемым элементом монархии, подчинявшим торговлю политическим, дипломатическим, фискальным и военным соображениям». [8]
Голландия — Гонконг своего времени
Потребности торговли также не позволяли развернуться меркантилистской политике. [9] В отличие от других европейских государств той эпохи в Нидерландах не был запрещен вывоз монет и драгоценных металлов, не принимались меры по защите отечественной промышленности, и, по сути, проводилась политика свободной торговли в чистом виде. Уилсон указывает: «Доктрина сбалансированной торговли, … тесно связанная с идеей о необходимости „сбережения“ сырьевых ресурсов для прибыльного отечественного производства и экспорта его продукции, защиты собственных промышленников, поощрения развития мануфактур и тому подобного, не могла найти отклика у народа, для которого эти соображения, по объективным причинам, были по сути неактуальны». [10] К 17 веку голландцы стали самым богатым народом на свете. [11] Их страна служила образцом для сторонников свободного рынка и религиозной толерантности в Англии и Америке.
Падение с пьедестала
Однако лидирующие позиции Голландии вскоре были подорваны из-за усиления власти государства и протекционистской политики. К концу 17 века налоги и таможенные тарифы в стране поползли вверх. Это привело к сокращению объема товарооборота и увеличению зарплат: рабочие требовали повысить им жалование в связи с ростом стоимости жизни. [12] Квалифицированная рабочая сила и коммерческая деятельность постепенно перемещалась в другие регионы, например Гамбург, где налоги и тарифы были меньше. В 17 столетии Нидерланды даже отказались от традиционной политики нейтралитета, и вскоре потерпели ряд тяжелых поражений в войнах с Англией. Период голландского великодержавия закончился. [13]
Движущей силой «взлета» Нидерландов была свобода торговли. Голландцы первыми сбросили оковы регулирования и экономических ограничений, отличавших экономику Средневековья. Более того, упадок страны был связан с отказом от этой политики, переходом к протекционизму, и «разрастанием» государства, задушившим в конечном итоге творческие способности и предприимчивость голландского народа.
Великобритания
В 16 веке, когда голландцы устраняли средневековые ограничения торговли, Англия также начала открывать свой рынок. В начале века перестали применяться законы против ростовщичества, ограничения на вывоз необработанного сукна были сняты, а некоторые дифференциальные пошлины — отменены. Сохраняющиеся торговые ограничения в целом также были ослаблены. Результатом, как выразился историк Ф.Дж. Фишер (F.J.Fischer), стало наступление «одной из величайших эпох свободной торговли в новой и новейшей истории Англии». [14]
К сожалению, первый период свободной торговли продлился недолго. Ко второй половине 16 века торговые ограничения были введены вновь, чтобы защитить отечественную промышленность от последствий депрессии, вызванной государственной монетарной политикой. Однако к 1604 г., когда воздействие депрессии ослабло, Палата общин вновь приняла законы, утверждавшие свободу торговли. [15]
Закрытие рынка в 17 веке
В конце 17 века произошел новый всплеск протекционизма. С 1690 по 1704 г. общий уровень импортных пошлин повысился в четыре раза. Прежде всего этот процесс обусловливался необходимостью увеличить доходы казны; на практике, однако, результатом стал возврат к протекционистской тарифной системе. [16] Более того, в то время во Франции министр финансов ЛюдовикаXIV, Жан-Батист Кольбер (Jean Baptiste Colbert), пытался повысить доходы государства и придать французской экономике автаркический характер за счет ограничения импорта, в том числе английских товаров, и развития отечественной промышленности. Это спровоцировало ответные «карательные меры» Лондона.
Утверждению протекционизма способствовало и распространение меркантилистских идей английскими публицистами вроде Томаса Муна (Thomas Mun). Эти ошибочные доктрины, увы, сильно перекликаются с сегодняшними теориями. Утверждалось, в частности, что процветание государства зависит от запасов золота и серебра, и накапливать такие запасы следует, вывозя больше товаров, чем ввозится в страну. [17] Сегодня многие политики тоже твердят о необходимости поддерживать положительное сальдо торгового баланса.
Революция Адама Смита
После выхода в 1776 г. книги Адама Смита «Богатство народов» теория свободной торговли за считанные десятилетия безоговорочно победила в «идейной борьбе». [18] Смит продемонстрировал, что от свободной торговли и международного разделения труда, которое она формирует, выигрывают все участники этого процесса. Тем не менее, на экономику страны по-прежнему влияли пережитки меркантилистской политики и даже сохранившиеся со времен Средневековья внутренние торговые ограничения. Поэтому для утверждения свободной торговли необходимо было выиграть еще немало яростных баталий.
Среди главных препятствий свободе торговли, сохранявшихся в начале 19 века, следует назвать законы о мореплавании и Хлебные законы. Основополагающий Закон о мореплавании, принятый еще в 1660 г., предписывал, чтобы большая часть торговых перевозок в Англию и ее колонии осуществлялась на британских кораблях с британскими командами. Хлебные законы, действовавшие с 1670 г., устанавливали протекционистские тарифы на импортное зерно для поддержания высоких внутренних цен в качестве стимула для развития отечественного земледелия.
Кампания за либерализацию торговли началась в 1820 г., и увенчалась отменой Хлебных законов в 1846 г. и законов о мореплавании в 1849 г. [19] Принципы свободной торговли еще больше укрепил англо-французский торговый договор 1860 г. [20] С этого момента и вплоть до Первой мировой войны Великобритания в основном придерживалась политики свободной торговли.
Экономический гигант
Либерализация торговли стала логическим следствием рыночной экономической политики. Бурно развивающейся британской экономике требовалось все больше импортных товаров, особенно сырья для промышленности и продовольствия для растущего населения; кроме того, страна нуждалась в рынках сбыта для собственной продукции. В этот период Британия была самой богатой и могущественной страной мира. Историк Пол Кеннеди (Paul Kennedy) описывает эту ситуацию следующим образом:
«В 1760–1830 гг. на долю Великобритании приходилось примерно две трети промышленной продукции, выпускаемой в Европе, а ее доля в общемировом товарном производстве увеличилась с 1,9 до 9,5%; за следующие тридцать лет благодаря дальнейшему развитию промышленности эта цифра возросла до 19,9%, несмотря на распространение новых технологий в других странах Запада. К 1860 г. — примерно в это время страна, вероятно, достигла зенита своего экономического могущества — Великобритания обеспечивала 53% от общемирового производства железа, 50% добычи каменного и бурого угля, и потребляла почти половину выращенного на всей планете хлопка-сырца. Великобритания, чье население составляло лишь 2% от населения планеты и 10% от населения Европы, в плане современных производственных мощностей контролировала 40-45% мирового потенциала и 55-60% потенциала Европы. . . . На ее долю приходилась пятая часть мирового товарооборота, и две трети торговли промышленными товарами. Более трети всех торговых судов на планете плавали под британским флагом, и эта доля постоянно увеличивалась. Неудивительно, что в середине викторианской эпохи англичане с восторгом относились к своему уникальному положению, ведь их страна стала… коммерческим центром планеты». [21]
Отход от принципов свободы торговли в Великобритании начался в ответ на действия Германии, чьи власти, под давлением крупных компаний, ввели в 1879 г. протекционистский тариф. [22] Вскоре это привело к протекционистским мерам по всей Европе. [23] Хотя поначалу Великобритания сопротивлялась этой тенденции, на пороге 20 столетия она также начала предпринимать шаги в том же направлении. Главным сторонником идеи о сохранении свободной торговли в пределах Британской империи при одновременном проведении протекционистской политики в отношении других государств был Джозеф Чемберлен (Joseph Chamberlain). [24] Вот как описывает эту смену курса Лилиан Ноулс (Lillian Knowles):
«В 1886–1914 гг. в английской политике произошли большие изменения. Это был период отхода от принципа laissez-faire в области колонизации, торговли, промышленности и сельского хозяйства. Великобритания приступила к модификации своих космополитических идей свободы торговли и laissez-faire, сосредоточивая внимание на развитии торговли в рамках самой Британской империи». [25]
В 1897 г. Великобритания денонсировала договоры с Германией и Бельгией, не позволявшие ей предоставлять торговые преференции собственным колониям. Однако принципиальный разрыв с политикой свободной торговли произошел в 1915 г., когда правительство ввело тарифы в размере 33 1/3% на импортные автомашины и запчасти к ним, музыкальные инструменты, часы и кинопленку. Принятые позднее законы расширили список товаров, подпадавших под протекционистские тарифы. [26]
Отказ от свободной торговли в годы Первой мировой войны совпал с началом экономического упадка Великобритании. Свободная торговля была главной опорой всей британской рыночной экономической политики. Когда эта опора рухнула, в стране начали приниматься различные меры социалистического толка. 20 век вошел в историю Великобритании как период почти постоянного усиления вмешательства государства в экономику, и одновременного ослабления ее могущества и влияния на международной арене. [27]
Соединенные Штаты
Некоторые сторонники протекционизма утверждают, что экономической мощью и процветанием США обязаны торговым барьерам. Однако история развития торговли в США состоит из нескольких различных этапов. Точнее было бы сказать, что экономика страны развивалась, несмотря на ограничение импорта.
Колония обретает независимость
По отношению к своим американским колониям Британия проводила меркантилистскую политику. Метрополия считала, что колониальная торговля должна приносить ей материальную выгоду. Законы о мореплавании, как уже отмечалось, требовали, чтобы вся торговля с колониями осуществлялась британскими кораблями с британскими командами. Кроме того, некоторые товары предписывалось доставлять не сразу в пункт назначения, а сначала на Британские острова. Меркантилистская политика наносила колониям немалый ущерб. [28] В этом смысле можно сказать, что меркантилизм Лондона стал одним из существенных факторов, обусловивших Американскую революцию.
Однако после обретения независимости многие американцы начали выступать за тот самый протекционистский курс, который они прежде осуждали. [29] Главный сторонник ограничения импорта Александр Гамильтон обосновывал свои предложения ссылками на интересы нарождающейся промышленности. В своем «Докладе о мануфактурах» (1791 г.) он отмечал:
«Превосходство, которым издавна обладают государства, заботливо доводившие до совершенства ту или иную отрасль промышленности, представляет собой грозное препятствие … для учреждения той же отрасли в стране, где она прежде не существовала. Поддерживать конкуренцию на равных условиях между недавно созданной промышленностью одной страны и зрелой промышленностью другой, как по ценам, так и по качеству, в большинстве случаев нецелесообразно. По необходимости разница в условиях должна быть значительной, ведь, чтобы не дать сопернику добиться успеха, потребна чрезвычайная помощь и защита государства». [30]
Первая волна протекционизма
Хотя Конгресс ввел первый тариф уже в 1789 г., его главной целью были дополнительные государственные доходы. Размеры тарифов варьировались от 5 до 15%; средний уровень составлял примерно 8,5%. Однако в 1816 г. Конгресс установил уже явно протекционистский тариф в размере 25% на большинство видов текстильной продукции, и до 30% на ряд промышленных товаров. В 1824 г. протекционистские меры были распространены на изделия из шерсти, железа, пеньки, свинца и стекла. Ставки тарифов на другую продукцию также были повышены.
Первая волна протекционизма достигла апогея в 1828 г. с введением так называемого «Тарифа мерзостей» (Tariff of Abominations). Средний уровень тарифов повысился почти до 49%. Однако уже в 1832 г. Конгресс начал сокращать тарифы; годом позже произошло их дальнейшее снижение. В 1842 г. тарифы были вновь увеличены, но к 1846 г. они опять поползли вниз, а в 1857 г. году были сокращены еще раз. После принятия закона 1857 г. их средний уровень составил 20%. [31]
Провал тарифной политики
Экономист Фрэнк Тауссиг (Frank Taussig), тщательно исследовавший эти тарифные меры, пришел к выводу, что они нисколько не способствовали развитию американской промышленности. «Почти ничего, или вообще ничего, не было достигнуто в результате протекционистской политики, проводившейся Соединенными Штатами» в первой половине 19 века, заключает он. Эти данные заставляют серьезно усомниться в обоснованности аргументов относительно защиты молодых отраслей промышленности. «На тех, кто говорит о необходимости оберегать „молодые“ отрасли, таким образом, никак не влияют выводы, сделанные на основе практического опыта Соединенных Штатов, опробовавших эти меры на практике: они доказывают, что намеренное введение протекционистских тарифов в 1816, 1824, и 1828 г. не принесло особых результатов», — замечает Тауссиг. [32]
Таким образом, история торговой политики США на первом этапе существования страны демонстрирует шаткость тезиса о том, что протекционизм способен помочь становлению промышленности. На практике так называемые «нарождающиеся отрасли» не могут обрести конкурентоспособность за «оградой» торговых барьеров: они так и остаются неразвитыми, а потому их приходится защищать до бесконечности. Готфрид фон Хаберлер (Gottfried von Haberler) отмечает в этой связи:
«Практически все промышленные тарифы поначалу вводились для защиты нарождающейся промышленности, и сопровождались обещаниями, что через несколько лет, когда эти отрасли достаточно окрепнут, чтобы устоять в борьбе с иностранной конкуренцией, ограничения будут отменены. На деле же этот момент не наступает никогда. Заинтересованные круги постоянно требуют сохранить тарифы. Так временные „защитные“ тарифы превращаются в постоянные, чтобы сохранить отрасли, которые они ограждают». [33]
Необходимо также иметь в виду, что негативное воздействие тарифов в Америке 19 века с лихвой компенсировалось экономической деятельностью по освоению западной части континента. В этом столетии в Америку прибыло до 20 миллионов эмигрантов. Кроме того, экономический рост во многом обеспечивался развитием транспорта, сельского хозяйства, добывающих отраслей и созданием инфраструктуры. Ведь сами Соединенные Штаты по сути представляли собой гигантскую — размером с континент — зону свободной торговли, раскинувшуюся от Атлантики до Тихого океана: ее протяженность равнялась расстоянию от Мадрида до Москвы.
График 1: Таможенные пошлины в качестве доли от стоимости импорта
Источник: Министерство торговли США
После Гражданской войны также произошла некоторая либерализация тарифов, в основном не в виде их сокращения, а за счет освобождения товаров от пошлин. Как видно из графика 1, до этого пошлины составляли немалый процент от общей стоимости импортных товаров: об этом свидетельствует значительное совпадение между уровнем тарифов на весь импорт, и только на товары, облагаемые пошлинами. Однако после Гражданской войны между этими показателями наблюдается резкое расхождение.
Тарифная политика в конце 19 — начале 20 века
В ходе предвыборной кампании 1888 г. Республиканская партия выступала за повышение тарифов для защиты американской обрабатывающей промышленности. Победа Бенджамина Гаррисона (Benjamin Harrison) над сторонником свободной торговли демократом Гровером Кливлендом (Grover Cleveland) привела к введению в 1890 г. «тарифа Маккинли». Примечательной чертой тарифных дебатов в 1890 г. стал тот факт, что протекционисты уже не делали вид, будто высокие тарифы необходимы в интересах молодых отраслей. Даже зрелые отрасли промышленности, утверждали они, нуждаются в защите. Другой их аргумент состоял в том, что высокие тарифы позволят сократить профицит бюджета: сторонники протекционизма понимали, что достаточно высокие ставки настолько снизят объем импорта, что тарифные доходы государства упадут. [34]
Следующие 20 лет протекционистские тарифы оставались краеугольным камнем торговой политики республиканцев. Так, в 1909 г. они настолько активно требовали введения Тарифа Пэйна-Олдрича, что президент Уильям Говард Тафт (William Howard Taft) в качестве политической уступки демократам за поддержку этого шага согласился на 16 поправку к Конституции США, санкционировавшую учреждение федерального подоходного налога. [35] Пожалуй, это был один из самых деструктивных компромиссов в истории — типичный пример ситуации, от которой проиграли все.
Тариф Андервуда, принятый в 1913 г., после прихода к власти администрации Вудро Вильсона, несколько либерализовал торговлю. Но как только республиканцы после Первой мировой войны вернулись в Белый дом, они вновь повысили тарифы. Тариф Фордни-Маккамбера в 1922 г. привел к общему повышению тарифных ставок. В то же время, этот закон наделял президента полномочиями снижать существующие тарифы на 50%.
Углубление депрессии
Последним вопиющим актом протекционистов-республиканцев стал Тариф Смута-Хаули, принятый в 1930 г. Ставки обложения пошлинами импортных товаров достигли самого высокого уровня за 100 с лишним лет. В большинстве случаев увеличение составляло 50%, а иногда доходило до 100%. На таблице 1 показано, насколько увеличились тарифы в 1920-х гг. в результате принятия законов Фордни-Маккамбера и Смута-Хаули. По оценкам авторов одного недавнего исследования Тариф Смута-Хаули привел к удвоению ставок, установленных законом Андервуда. [36]
График 2: Сокращение мировой торговли после введения Тарифа Смута-Хаули
Источник: Лига Наций
Экономисты и историки и сегодня спорят о том, какую роль Тариф Смута-Хартли сыграл в наступлении Великой депрессии. [37] Впрочем, какова бы ни была степень этого воздействия, оно носило негативный характер, и само введение тарифа, несомненно, было неверным шагом. Как видно из графика 2, после принятия Закона Смута-Хартли мировая торговля пережила настоящий обвал. Таким образом, если он и не стал единственной причиной Великой депрессии, то несомненно усугубил и без того неблагоприятную ситуацию.
По пути свободной торговли
Впрочем, по крайней мере в политическом плане, воспоминания о Тарифе Смута-Хаули долго поддерживали в американцах приверженность свободной торговле. Более 60 лет основополагающим принципом внешнеэкономической политики США было сокращение тарифов и всех торговых барьеров и предотвращение «экономических войн» любой ценой. Лучшим способом достижения этих целей считались многосторонние переговоры. Поэтому Соединенные Штаты взяли на себя инициативу в выработке Генерального соглашения о тарифах и торговле, которое в послевоенные годы позволило сократить тарифы в мировом масштабе, и проведении важнейших раундов переговоров о либерализации международной торговли под эгидой ГАТТ, в том числе Раунда Кеннеди, Токийского раунда, и Уругвайского раунда.
В последние годы, однако, консенсус относительно свободной торговли в США начал слабеть. Сегодня протекционистские требования достигли почти такого же накала, как в 1929 г. После второй мировой войны сторонники протекционизма в основном не решались открыто называть себя протекционистами. Сейчас, однако, видные политики вроде кандидата в президенты от Республиканской партии Пата Бьюкенена (Pat Buchanan) и сенатора-демократа от Южной Каролины Эрнеста Холлингса (Ernest Hollings) говорят об этом с гордостью. [38] Тем не менее протекционистская политика никогда не являлась источником экономической мощи Америки. И сегодня, к счастью, преобладающей тенденцией экономического курса США остается приверженность свободе торговли.
Япония
Одной из причин ослабления консенсуса по поводу свободы торговли в США является представление о том, что основой процветания Японии стал протекционизм и государственная поддержка промышленности. На самом же деле она обязана этим не протекционистским мерам, а разумной экономической политике. Протекционизм веками сдерживал развитие Японии, а мировой экономической державой ее сделала как раз свобода торговли.
Протекционизм — источник слабости
В период сёгуната клана Токугава, в 17-19 вв., Япония была почти полностью изолирована от внешнего мира. Хотя ограниченные контакты с португальцами и голландцами все же поддерживались, японцам было запрещено выезжать за рубеж, и даже строить океанские суда. В результате в Японии феодализм просуществовал намного дольше, чем в Европе, а индустриализация находилась в зачаточном состоянии в тот период, когда Запад уже прошел через Промышленную революцию. [39]
В 1853 г. правительство США организовало военно-морскую экспедицию под командованием коммодора Мэтью Перри (Matthew Perry), чтобы заставить Японию открыть один из торговых портов для пополнения запасов американских кораблей, следующих в Китай и обратно. Когда американский боевой корабль вошел в Токийский залив и офицеры эскадры вынудили слабую Японию принять все свои условия, многие лидеры страны осознали, что изоляция больше невозможна. Чтобы стать могучей державой, способной отстоять свои интересы, Япония должна была наладить экономические связи с остальным миром. Начался постепенный выход из изоляции, кульминацией которого стала Революция Мейдзи 1868 г.: в результате сёгун был свергнут, и власть вернулась к императору.
Усиление за счет торговли
После Реставрации торговля играла важную роль в экономическом развитии Японии. Хотя первоначально в ней доминировали иностранцы, японцы быстро освоили навыки конкурентной борьбы: они импортировали технологии и ноу-хау, и быстро внедряли их в промышленность. [40] Необходимо помнить, что с последних десятилетий 19 века Япония практически полностью приняла на вооружение принципы свободной торговли. Это было связано с тем, что ее договоры с другими державами не позволяли ограничивать торговлю, а государство в основном не вмешивалось в экономику. [41]
Даже после Первой мировой войны, когда Япония отчасти перешла к протекционизму и в стране набрала обороты милитаризация, экономический рост здесь по-прежнему основывался в первую очередь на частной инициативе. Исследовав развитие японской экономики в 1868–1938 гг., Уильям Локвуд (William Lockwood) пришел к такому выводу:
«Изучение всего процесса экономического развития в современной Японии приводит к заключению о том, что его реальные движущие силы в основном лежали за пределами сферы национально-политических амбиций и деятельности государства. Последняя в лучшем случае лишь ускорила процесс индустриализации, обусловленный сочетанием всей совокупности факторов. . . . Помимо рутинного набора услуг, оказываемых государством, его проекты обеспечивали лишь незначительную долю валового национального продукта. Более того, подлинный экономический рост в Японии в основном ограничивался теми сферами частнопредпринимательской деятельности, которые в наименьшей степени затрагивались государственной поддержкой и „политизированными“ субсидиями».