Вроде бы нет ничего необычного в том, что несколько десятков белорусов собрались в столице соседнего государства обсудить положение дел в своей стране и ее будущее. В последние лет 10-13 этим многие занимаются. И именно за пределами страны. Так уж повелось, и не только при нынешнем режиме, но еще и со времен СССР. Ведь даже первый съезд Народного фронта прошел в Вильнюсе. В этом отношении ситуация с конца 80-х практически не изменилась. И все же, конференция Белорусского института стратегических исследований (BISS), проходившая 10–12 сентября 2007 года стала особенным событием для экспертного сообщества и для белорусской политики.
Прежде чем перейти к разбору наиболее примечательных особенностей состоявшейся конференции, придется отметить, что ни одной из заявленных целей конференция не достигла. Правда, они и поставлены были скорее процессуально:
— Обсудить возможные сценарии политической, социальной и экономической модернизации в стране;
— Способствовать созданию динамично развивающейся сети экспертов по белорусской проблематике;
— Внести вклад в продуктивный диалог и обмен идеями с целью выработки видения будущего Беларуси.
Обсуждали, способствовали, вносили. Обсуждали, но не то, чтобы сценарии, скорее сценарные идеи. Способствовали, если не созданию динамичной сети экспертов, то хотя бы просто общению их между собой. Вносили посильный вклад. Короче, углубляли и расширяли, в лучших традициях, заложенных интеллектуалами Перестройки. Легко иронизировать над такими целями и «работой» по их достижению. Но следует ли ожидать от экспертного сообщества чего-либо иного? То, что может сделать один эксперт, или рабочая экспертная группа, не по силам сообществу. У сообществ — другие функции. Относительно экспертного сообщества эти функции, собственно, в том и состоят, чтобы обсуждать что-либо, способствовать чему-нибудь, вносить посильный вклад, расширять границы известного, и углублять видение. Конечно, желательно, раз уж сообщество экспертное, чтобы оно было критичным и рефлексивным. И, что очень отрадно, сообщество на конференции себя именно таковым и показало, — как всегда, разумеется, не все сообщество в целом, но хотя бы один эксперт из сообщества. Этого достаточно.
Таким экспертом оказался Юрий Дракохруст, доклад которого выражал главную тему конференции. Коротко эту тему можно сформулировать так: «Состояние всего общества таково, каково состояние экспертного сообщества в нем». Незачем ругать население, даже оппозицию, за то, что происходит в стране, следует посмотреть на самих себя, экспертам на экспертов, интеллектуалам на интеллектуалов. И вот именно такая возможность — посмотреть друг на друга — и была главной особенностью этой конференции.
Конференция в Киеве стала паноптикумом, в самом прямом значении этого слова (от латинских слов pan — всё и optikum — видно), паноптикумом, где все видно и обозримо. Видно, кто есть кто, кто что делает и что отстаивает. Конечно, даже если всё видно, это не значит, что все всё это видят. Каждый видит часть, которую рассматривает, лицом к которой повернулся. Я старался увидеть как можно больше, что-то увидел, что-то ускользнуло от моего внимания. Не все, что я смог увидеть, заслуживает интереса, не все можно изложить в кратком тексте. Пожалуй, стоит остановиться на том, что поможет разобраться с тем, развивается ли белорусское экспертное сообщество. Если развивается, то, в каком направлении? И насколько динамично это развитие, не сильно ли оно отстает от требований времени?
В экспертном сообществе говорить о развитии довольно трудно. Даже у самых неопытных экспертов найдется с десяток противоречащих друг другу представлений о развитии. И не бывает компании из трех экспертов, двое из которых не придерживались бы прямо противоположных представлений о развитии, — когда один нечто считает прогрессом, другой то же самое полагает деградацией, а третий вполне может считать, что оба его коллеги по-своему правы. Впрочем, не один я Гегеля почитывал, поэтому ограничусь простейшей квалификацией развития, включающей два показателя:
1) если сегодня легко можно сделать нечто, что вчера было невозможно, или крайне затруднительно, то можно допустить, что имело место развитие;
2) если те, кто идут следом, могут больше, лучше, эффективнее, чем их предшественники, то можно предположить, что мы имеем дело не с вырождающимися эпигонами, а с развитым продвинутым поколением.
Итак, я осмелюсь сказать, и как свидетель, и как аналитик, что десять и более лет назад экспертное сообщество Беларуси нельзя было бы собрать на такую конференцию, как та, что проведена BISS в сентябре этого года. Да и говорить о существовании экспертного сообщества в Беларуси 10 лет назад можно было только метафорически. Сообщества не было. Эксперты были, а национального экспертного сообщества не было. Это заявление требует некоторых пояснений.
Дело в том, что на больших собраниях демократически настроенных граждан Беларуси в середине 90-х годов прошлого века можно было встретить практически все те же лица, что и сейчас в Киеве, за исключением тех, кто тогда был еще очень молод. Но тогда эксперты приглашались на собрания, организованные другими, например, политиками или чиновниками, иногда журналистами. Эксперты и аналитики не выделялись в какую-то самостоятельную и самодостаточную группу, они всегда были при ком-то.
В середине 90-годов интеллектуалы осознавали себя иначе, чем сегодня, они идентифицировались с другими социальными общностями. Кто-то не покидал академическую среду, кто-то стремился закрепиться в госаппарате или при зарождавшихся тогда политических партиях, те же редкие из них, кто претендовал на положение независимых экспертов, могли найти себе место только в журналистике. Сейчас положение дел кардинально изменилось. Быть независимым экспертом стало модно. Даже если кто-то из известных экспертов сохраняет за собой место преподавателя, ученого или бизнес-консультанта, то это рассматривается скорее как дополнительное занятие.
Еще один аспект возникающего сообщества — это участие в экспертных собраниях иностранцев. Один из двух московских участников посетовал на то, что российское экспертное сообщество практически не представлено на этой конференции. На это другой из россиян возразил, что в России практически нет специалистов по Беларуси, поэтому приглашать некого. Интересная мысль, однако, раньше отсутствие в России специалистов по Беларуси не только не мешало приглашать на все тематические встречи подобного рода множество российских экспертов. Те ничего не понимали в наших проблемах, но легко судили обо всем, и на их мнение белорусы ориентировались. На этой конференции практически не было лишних иностранных экспертов, и те, что выступали, были вполне компетентны. Вообще, если сравнить Беларусь с Украиной, с ее бурной политической жизнью, то мы отличаемся в лучшую сторону в этом отношении. Все украинские политические события привлекают множество российских и американских политтехнологов и экспертов. Качество политической жизни от этого вовсе не повышается. Может быть, мы не можем похвастаться изощренными политтехнологиями, но зато и не превращаем страну в плацдарм для сомнительных экспериментов иностранных специалистов. Все сомнительные эксперименты в нашей стране собственного изобретения.
Ну и еще одно обстоятельство следует отметить. Если раньше экспертные собрания представляли собой междусобойчики единомышленников, экспертов, стоящих на одних позициях, которым спорить не о чем, разве что по мелочам, то на этот раз собрались представители самых разных точек зрения и подходов. В демократической ситуации все представленные на конференции эксперты были бы в разных политических лагерях. Но сейчас смогли собраться и почти спокойно обсуждать проблемы страны. Редкие колючие выпады друг против друга только оживляли дискуссию. Это очень важно: при отсутствии в Беларуси звезд среди экспертов и аналитиков сколько-нибудь объективную картину можно получить, только собирая вместе мнения политических, идеологических и методологических оппонентов. Так и на этой конференции — высказывались самые разные мнения, ни одно из выступлений не давало полной картины и не было бесспорным. Но после того, как были выслушаны все выступления, складывалось достаточно полноценное представление о том, что происходит в стране, как идут дела.
Коротко это представление можно сформулировать так: Дела идут очень плохо, авторитарный режим в стране утвердился прочно, внутренних серьезных противников у него нет, альтернативных проектов обустройства страны предложить некому, политической конкуренции нет и не предвидится, остается надеяться только на эволюцию самого режима под воздействием внутренних проблем и внешнего давления. Этот вывод не содержит в себе ничего нового: большинство участников конференции примерно то же самое говорили и писали и раньше, независимо друг от друга, но это всякий раз было частным мнением одного эксперта или их группы. Сейчас эти выводы можно получить, обобщив все выступления на конференции. Кто бы что ни говорил, я вижу в этом большой прогресс. Если бы еще белорусские эксперты научились слушать (читать) друг друга, и ссылаться на своих коллег, можно было бы считать, что мы имеем вполне полноценное экспертное сообщество. Пока же принято ссылаться только на тех, кто вторит друг другу, т. е. практически на самих себя, или ругать друг друга в кулуарах, но без содержательной критики, и не публично.
Итак, на этой конференции можно было видеть много такого, чего нельзя было обнаружить на конференциях и разного рода собраниях прошлых лет, сделан определенный шаг вперед. Но будет ли продолжение? Последуют ли другие шаги, и в каком направлении? Вопросы совершенно непраздные, особенно если сравнить представленные на конференции поколения экспертов.
На конференции можно было заметить три отчетливо выраженные поколения:
— Пятидесятилетние и старше: Это те, кто получил образование и начал свою карьеру еще в СССР, те, кто принимал (если принимал!) активное участие Перестройке и в событиях обретения страной независимости в начале 90-х.
— Сорокалетние: Те, кто начал активную деятельность уже в независимой стране.
— Тридцатилетние: Те, что сейчас набирают обороты и уже готовы стать определяющей группой аналитиков и экспертов, поколение эпохи Лукашенко, нередко получавшие образование за рубежами страны.
У первого поколения можно было бы предполагать наличие опыта и мудрости. Однако, опыта у пятидесятилетних ничуть не больше, чем у сорокалетних. Собственно активная деятельность тех и других начиналась практически одновременно. При царившей в СССР геронтократии молодыми считались люди до 45 и более лет. В конце 80-х, начале 90-х все только начинали, только с разными стартовыми возможностями — сорокалетние практически с нуля, а те, что постарше, были обременены тем, что накопили в эпоху застоя. У самого молодого поколения можно было бы предполагать наличие энергетики и креативности. Но, ожидания — ожиданиями, предположения — предположениями, но ни опыта и мудрости у старших, ни креативности и задора у молодых, — обнаружить не удалось. Вообще, выступления молодых экспертов оставляли желать большего. Я не склонен возлагать на молодежь особенно больших надежд. Я и в марте 2006 года посмеивался над экзальтированными ожиданиями бурного молодежного движения. Тогда мой скепсис касался политики прямого действия, а уж ожидать чего-то от молодежи в экспертном плане и вовсе не пристало. На что-то более-менее вменяемое аналитики и эксперты становятся способными лет через 15-20 после начала карьеры. Но от молодежи мы вправе ожидать вдумчивой критики и внимательного отношения к принципиальным проблемам. А оказалось, что молодежь готова примерять на себя худшие образцы профессионального поведения, которые демонстрировали старшие поколения, — сервильность, ангажированность, теоретическую пустоту и тактическую близорукость.
А может ли быть иначе? В принципе — может. Но в нашем случае мы должны спросить себя: а что старшее поколение экспертов и аналитиков может передать младшему? Чему мы их можем научить? Разве мы оставили после себя что-то большее, чем оперативные комментарии на события и массы публицистики, которая устаревает еще до конца политического сезона?
Уже несколько лет модно говорить о новом виденье, я даже могу вспомнить конкретное событие, после которого эта мода возникла. Но разве у нас есть старое виденье, которое мы можем предложить, от чего можно отталкиваться? К сожалению, следует признать, что старшие поколения не позаботились оставить для молодежи что-нибудь фундаментальное, пусть не белорусскую теорию белорусской политики, но хотя бы сформулированный ясный и четкий подход. Единственное, что меня обнадеживает в этом отношении, так это понимание того, что 50 лет — это не возраст, уж, тем более, 40. Еще есть время взяться за ум, и перестать размениваться на суетные комментарии и «объяснялки». У нас в Беларуси нет еще более старшего поколения аналитиков и экспертов (хотя можно назвать несколько интересных имен, но, скорее, в академической среде, или из маргиналов). На 40-50 летних экспертов и аналитиков ложится задача разворачивания серьезных (можно и стратегических) исследований современной Беларуси. Разработки методов и подходов во всех направлениях и областях знаний, необходимых для управления европейской страной. Это совсем не то же самое, что комментировать текущие события, проводить краткосрочный экономический, социологический или политологический мониторинг. И уж совсем не то же самое, что пересказывать западные теории и подходы нашим малограмотным политикам или читателям трех негосударственных газет.
Нужно сказать, что впервые за последние 200 лет у белорусов есть для этого все возможности. Все попытки возрождения 19 и 20 веков не продолжались более полутора-двух десятков лет. Ни разу поколения «адраджэнцаў» не доживали до 50 лет в своей стране. Филоматов и участников последующих восстаний уничтожали еще в молодости. Многие отправлялись в ссылку или в эмиграцию. Еще ни разу в Беларуси не складывалось устойчивой традиции и преемственности поколений. А без этого какая же страна? Какое развитие и независимость?
Возможно, что образование BISS — это знак того, что уже пора начинать. Но что мы для этого имеем? Что для этого сделано? Первая конференция института показала, что есть признаки возможного нового этапа в развитии белорусского экспертного сообщества, но я не увидел желания и воли к развитию. Да и содержание, выносимое на обсуждение, оставляло желать большего.
Понятно, что цыганский прогноз экономистов о том, что дальше все будет: а) хуже, чем сейчас; б) лучше, чем сейчас; в) все останется так, как сейчас, — нельзя считать содержательным продвижением на конференции. Мы как не понимали, что происходит с нашей экономикой, так и не понимаем. Понятно, что споры политологов о том, является ли наш режим авторитарным или «султаническим», совершенно ничего не добавляют к нашему знанию об этом режиме. Понятно, что гадания о способности или неспособности режима к эволюции и либерализации ничуть не лучше поисков среди бессловесных чиновников возможных заговорщиков для «дворцового переворота».
Стране в таком состоянии нужны не только углеводороды, инвестиции и реформы. Стране нужны свежие идеи и проекты. Говоря языком молодого Маркса, можно сказать, что ошибка всех предшествующих экспертиз и анализов в том, что они только объясняли белорусскую реальность. Задача же состоит в том, чтобы ее преобразовывать. Начиная с самого экспертного сообщества. А с кого еще?