Близится к завершению кампанию поступления в вузы страны, во всяком случае окончен набор на бюджетное обучение. Министерство образования сообщает, что самый высокий в этом году конкурс отмечен в Белорусской государственной академии искусств — 4,8 человека на место. Это представляется чем-то новым. Очевидно, что между жизненными проектами молодых людей и их представлениями о мире, в котором им предстоит себя реализовывать, существует взаимосвязь. Закономерным выглядит стремление абитуриентов получить «традиционно» востребованное юридическое, экономическое образование или специальности, связанные с IT или менеджментом. Установки на профессиональные специализации типа «изобразительное искусство», «искусствоведение», «актерское мастерство», «дизайн» могут говорить о новых тенденциях в белорусском обществе. Альмира, отмечаете ли вы, как директор магистратуры по культурным исследованиям ЕГУ, рост интереса к профессиям в этой сфере? Чем может быть мотивирован высокий интерес к обучению в БГАИ?
Альмира Усманова:Да, мне кажется, есть основания полагать, что образовательные приоритеты и карьерные ожидания сегодняшних абитуриентов радикальным образом отличаются от того, что мы имели в 1990-е гг. Но сама тенденция весьма неоднозначна и требует учета многих аспектов глобального и локального характера.
Начну с самого простого фактора: соотношение спроса и предложения на те или иные специальности (и относительность тех цифр, которые мы видим). Например, если в Академию искусств, скажем, на курс кинооператоров, набирают всего 6 человек, и конкурентных программ по этому направлению нет вообще, то очевидно, что конкурс на эту специальность будет априори высоким. С другой стороны, право и менеджмент остаются привлекательными специальностями, сохраняя имидж доходных профессий как у нас, так и везде в мире, поэтому такие специальности как «начальное образование», «балалайка» или «гинекология животных» (где конкурс колеблется в пределах 0,2 — 0,8 человек на место) не сопоставимы с ними ни по социальному престижу, ни по уровню доходов). Однако не стоит забывать, что образование по этим направлениям по сути стало массовым, то есть предложение может превышать спрос (программы по праву сегодня предлагают 23, а по менеджменту — 33 факультета в вузах страны). Не берусь судить о качестве образовательного «продукта», но что-то мне подсказывает, что менеджер, закончивший факультет «лингвистики и экономики» в «Энвиле», и его коллега, закончивший БГЭУ, — это специалисты с разным символическим капиталом и уровнем подготовки. Но, повторюсь, если бы не разнообразие и количество предлагаемых программ подготовки по этим направлениям, конкурс на эти специальности был бы по-прежнему самым высоким.
Все это, однако, не отменяет того факта, что спрос на творческие специальности (такие как дизайн, журналистика, компьютерная графика, актерское мастерство, продюсирование и пр.) действительно возрос, и это требует некоторых комментариев.
Если кратко, то у этого феномена три основания, которые я попытаюсь прояснить: первое — это экономический фактор, в конечном счете обеспечивающий социальный престиж получаемой профессии, второе — фактор технологического прорыва, прежде всего, в области цифрового фото и видео, их массовое производство и применение, дешевизна и доступность в использовании, не требующая специального образования. Третье — смена ценностей и карьерных устремлений, которые отличают настроения молодежи «нулевых» от их сверстников в 1990-е: это и безразличие к карьере, и слабая мотивация к напряженному труду без отдыха (ради зарабатывания денег), и желание свободы в противовес «корпоративному рабству», и сознательный отказ от избыточного и статусного потребления. В общем, это поколение, для которого фрилансерство стало образом жизни, а не вынужденной позицией.
То, что я здесь описываю, может быть, не в полной мере проявилось в сегодняшней Беларуси, но характерно для всего западного мира и наиболее точным образом эти новые веяния описываются с помощью таких терминов как формирование «креативной экономики». О чем идет речь? К сожалению, слово «креативность» у нас употребляется как попало и кем попало — дело дошло до «креативных обедов» и «креативных свадьб», при этом мало кто из пользующихся этим термином, задумывается о том, что стоит за этим модным жаргоном, к какой новой социальной реальности он отсылает. По мнению таких известных исследователей этого феномена как Ричард Флорида (его книга «The Rise of Creative Class» стала бестселлером во многих странах), «креативный класс», обладая собственной системой ценностей и значительной политической и экономической властью, является ядром современного общества, что фактически означает перемещение творческого начала в центр экономической жизни и в целом — расширение поля применения навыков творческого мышления.
В этих условиях университетское образование начинает играть ключевую роль в формировании «креативного класса» и выигрывают те программы и университеты, которые предлагают своему абитуриенту такой коктейль навыков и умений, которые сочетали бы изучение иностранных языков, новейших мультимедийных и пиар технологий, основы менеджмента и продюсирования, и элементы той или иной творческой профессии (будь то исполнительское мастерство, режиссура или дизайн). В условиях очень нестабильного и быстро меняющегося рынка труда, выпускник университета становится автономным игроком, творцом своей судьбы, не рассчитывающим на то, что ему будет гарантированы рабочее место и высокая зарплата (к этому надо еще прийти) только потому, что у него есть университетский диплом «специалиста». В этих условиях обязательное распределение является абсолютным анахронизмом, чего, по всей видимости, старается не замечать наше «государство всеобщего благоденствия»…
Одной из отличительных особенностей работы в креативных индустриях является то, что здесь мы имеем дело не с анонимной менеджерской средой, где человек почти всегда выполняет функцию автомата, работающего на успех корпорации и легко заменяемого на любого другого анонимного эффективного специалиста. Сегодня любой школьник знает, что профессия стилиста или дизайнера или продюсера может не только приносить больше денег, чем унылая работа офисного клерка (пусть даже и носящего гордое звание «менеджера»), но и иметь такой дополнительный бонус — как известность и признание, которые всегда можно обернуть в реальный капитал. В случае успеха Имя может приносить суперприбыли, и, как мы сегодня можем видеть, для того, чтобы сделать себе имя — вовсе не обязательно иметь за плечами двадцать лет опыта (например, музыканта в симфоническом оркестре) или высокую репутацию в своей профессиональной среде, на выстраивание которой уходят многие годы и которая подтверждается целым рядом успешных и долговременных проектов. Достаточно один раз «засветиться» в «Фабрике звезд» или в каком-нибудь глянцевом журнале. В эпоху глэм-капитализма «имя» зарабатывается совсем другим способом — связи, тщательный отбор клиентов-заказчиков-аудитории, большие инвестиции на начальном этапе, правильный пиар и все прочее, что можно отнести к разряду технологий промоутирования. Что по большому счету является продуктом хорошего менеджмента. И это, безусловно, интуитивно ощущают нынешние абитуриенты, принимая решение, куда поступать, чтобы быстрее начать зарабатывать деньги.
Конкурс в Академии искусств (на актерские и режиссерские факультеты) всегда был высоким, но если в советские времена у нее не было конкурентов, а заветный диплом становился действительным пропуском в мир кино и телевидения, то сегодня Академия, безусловно, не является единственным вузом, открывающим дверь в мир творческих профессий. И я бы оценила подрыв этой монополии, скорее, как позитивное явление, как своеобразную демократизацию образования и свидетельство того, что сегодня креативные индустрии являются действительно массовым феноменом, чьи потребности не могут быть обеспечены силами одного специализированного и элитарного вуза, каковым раньше являлась Академия.
При поступлении к нам в магистратуру («Культурные исследования»), дающую социологическую степень в области исследования современной визуальной культуры, на протяжении всех трех лет стабильно держится большой конкурс (который объясняется и всеми теми причинами, которые я перечислила выше, и привлекательностью именно ЕГУ), при этом хочу отметить, что к нам приходят люди, получившие дипломы в самых разных областях — от философии до журналистики и психологии, и уже понимающие, что им могут дать такие курсы как «Визуальная антропология», «Основы киномастерства» или «Культурные практики Интернета». И в отличие от тех вузов, которые завлекают громкими названиями, но в итоге оказываются не в силах предоставить качественные образовательные услуги, мы в состоянии предложить нашим бакалаврам и магистрантам то, чего они не могут найти в Беларуси, даже если «прорвутся» на престижные специальности и бесплатные места.
Не хочу никого обидеть, но, боюсь, что за громкими названиями, на которые «ведутся» абитуриенты и их родители (вроде «коммуникатиный дизайн» в БГУ или «изобразительное искусство и компьютерная графика» в БГПУ), очень часто ничего не стоит — ни хорошего гуманитарного образования, ни получения знания из «первых рук» — от тех, кто сам чего-то добился в этой области (те же менеджеры учатся по рецептам пятилетней давности, поскольку никто не собирается делиться своим know-how с потенциальными конкурентами, если это know-how еще приносит прибыли), ни адаптированных к современной культурной и экономической ситуации технологий обучения. Учитывая неразвитость всего сектора креативных индустрий в Беларуси, равно как и отсталость от мировых тенденций в области образования и науки, я бы сказала, что абитуриенты, создающие высокий конкурс на творческие специальности, могут быть разочарованы своим выбором, когда поймут, что их учат те же люди и по тем же учебникам, что когда-то учили и их родителей.
Материалы по теме:
Самый высокий конкурс отмечен в Белорусской государственной академии искусств