Об одном великом человеке когда-то сказали: «Человек на все времена». Думаю, это высшая оценка из всех. Человек для всех людей — а не только для своей группы, партии, класса или даже народа; человек не только для «своих». Тот, кто примыкает к какой-то стороне, которая сегодня у власти или сегодня в моде (в общем-то, нет особой разницы), никогда не станет «человеком на все времена». Стоять вне партий, следуя только Правде. Или — только следуя Правде, состоять в партии. Правда? Какое, однако, устарелое слово, не так ли? (Чуть было не сказал: не правда ли?). Но это — быть человеком на все времена — требует чего-то особенного, что трудно постичь и выразить.
Вот, к примеру, история хорошо знакомого мне человека. Он никогда не вступал ни в какие партии, но некоторым из них симпатизировал, а некоторым нет. Его делом было — учиться и, прежде всего, учиться мыслить. Однако он ощущал некую двойственность в себе. Его интересовало все и, значит, тянуло в разные стороны. Он, допустим, приближался к обывателям и вроде бы сам становился обывателем. Просто ему хотелось самому пощупать, так сказать, «грубую материю» жизни. Но мышление было им неинтересно; в то же время в отличие от него, они были замечательно естественны, а он ощущал себя каким-то искусственным. И потому долго среди них он находиться не мог. Он шел в другую сторону, к интеллектуалам. Казалось бы, его собственная среда. Они читали философские трактаты и сами писали философские книги. Они были, конечно, подчас как-то вымученно заумны, то даже в этом — духовно-органичны; они знали свое место, свою среду, свою роль и назначение. Но они были слишком часто чужды той прозе (порой очень унылой) обыденности, которой он касался и которой он изнутри интересовался. Они, с его точки зрения, плохо знали темную основу жизни, они только отвлеченно рассуждали о ней. И жизненный путь их стандартен: школа, университет, аспирантура, научная работа или преподавание; все гладко и как бы предрешено. И он рано или поздно уставал от всех этих умных или почти умных разговоров, разочаровывался в них — и снова начинал искать «витальности», где тоже не чувствовал себя дома. Нигде не свой, хотя и стучащийся во все двери. Они и открывались, но, войдя, он не мог там оставаться.
Человек на все времена — противоположность моему знакомому, противоположность человеку, который нигде не свой; он-то, напротив, всюду свой (хотя те или другие лица могут этого и не признавать). Так вот, я хочу спросить: может ли такой человек быть в политике в принципе? Я уверен, что ни в нашей, ни в российской политике такого человека и близко нет, но в принципе? Может ли им быть какая-то, к примеру, объединяющая фигура? Это в политике, где идет постоянная распря партий, идеологий и лиц? Но в то же время политика есть и искусство компромисса. И если такой человек вообще возможен, то он возможен везде; если такой человек вообще есть, то он есть везде; не в пустоте же он висит.
Ведь он, напомню, человек на все времена. (Знаю, что меня могут упрекнуть в смешении вопроса места и вопроса времени; но, с другой стороны, не существует места, изолированного от времени вообще; разве что Ад). Вот только понять это могут не сразу. Обычно понимание этого приходит, увы, после его смерти. Но какая странная смерть! С одной стороны, люди обнаруживают зияющую дыру в их совместном существовании — и никто из живущих не может эту дыру собой заполнить. Но с другой — они ощущают, что их собственное бытие возросло всеми богатствами и величием этой личности; их собственное бытие, совсем не великое — удивительным образом духовно возросло и это возрастание оказывается каким-то парадоксальным сопряжением большей зрелости и одновременно большей простоты и доверчивости утраченного детского, радостного и удивленного видения мира.
Порою кажется, что ты живешь во времена боли, гнева и ненависти — или же, напротив, всеобщего тупого и пошлого радостного возбуждения. Все то, что делает существование все более разряженным, все более призрачным. Но этим призракам все еще может сниться, что они бодрствуют.
Будем верить, что всегда бодрствует Господь и вместе с Ним — люди на все времена.